Семья Евстигнеевых (слева направо): Луиза, Никита, Сергей, Марина. 7 мая 2015 г. Фото «УМ»
Евстигнеев Сергей, потомственный врач и организатор здравоохранения.
Образование: Куйбышевский медицинский институт (1986); Российский государственный медицинский университет, клиническая ординатура по специальности «хирургия» (1991–1993).
Профессиональный путь:
Лопатинская центральная районная больница: врач, заведующий отделением хирургии (1988–1991, 1993–1994).
Пензенская городская больница № 5: врач-хирург поликлиники № 2 (1994–2000), заместитель главного врача больницы по организационно-методической работе (2008–2009).
Пензенская областная клиническая больница: врач-хирург, заместитель главного врача по страховой медицине и платным услугам (2000–2004), главный врач (2012–2016), начальник отдела контроля качества, безопасности медицинской деятельности и внутреннего аудита (2016 – по настоящее время).
Пензенская областная детская больница: главный врач (2004–2008).
Медико-санитарная часть УМВД по Пензенской области: главный врач (2009–2012).
Министерство здравоохранения Пензенской области: начальник управления экономики (2004), заместитель министра (2008).
Достижения и знаки признания: кандидат медицинских наук (1997), нагрудный знак «Отличник здравоохранения (2006), почетный знак губернатора «Во славу земли Пензенской» (2023).
– Сергей Валентинович, с каким настроением Вы подходите к своему 60-летию: это повод оглянуться назад и подвести итоги или подумать о том, что предстоит сделать?
– Я думаю, это всего лишь повод собрать друзей всех вместе, увидеть их, сказать им хорошие слова. Мы же не великие политики, чтобы какие-то итоги подводить.
– Вы известный человек в пензенской медицине, руководили разными медицинскими учреждениями, и дата располагает к вопросу о том, что Вы считаете своим главным достижением.
– С возрастом возникает понимание, что основные достижения – это дети и внуки. А работа – это работа. Конечно, творчество в некоторые моменты есть, а как правило, это рутина. Все, что нажил, я думаю, это друзья, семья. Такое у меня понимание достижений к 60 годам: правильно воспитать детей, правильно помочь в воспитании внуков, чтобы выросли достойными людьми, наверное, это главная задача человека вообще и моя.
– Вы никогда не сомневались в выборе профессии?
– Родители работали целыми днями, нам казалось, что быть врачом – это очень достойно. Я лично не разочаровался. Классе в четвертом, наверное, уже начал читать малую медицинскую энциклопедию. Кроме медицины, о другой профессии и мыслей не было ни у меня, ни у сестры. У нас в семье около 30 врачей точно есть, большая часть из них были руководителями здравоохранения. Две племянницы сейчас учатся в мединститутах в Самаре и в Москве. Сноха тоже врач – офтальмолог, и мама у нее тоже врач. 
Родители Сергея Евстигнеева Валентин и Эльза Евстигнеевы
Врач – очень широкая специальность. В медицине можно найти себя человеку с любым складом ума и характера. Можно оперировать, можно лечить консервативно, можно заниматься наукой, какими-то техническими аспектами, инструментальными.
– Что Вас больше всего привлекало в медицине сначала и что потом, когда стали работать самостоятельно?
– В детстве я видел, как родителей уважают пациенты. Мне нравилось, что профессия врача в каком-то смысле даже сакральная для непосвященных.
Когда я занимался лечебной работой, мне нравился результат. Радовался, что благодаря мне люди получают или сохраняют здоровье, продлевается жизнь. Я не знаю, что лучше можно придумать. Работа учителей похожа, но у них все очень долго длится: 10–12 лет пройдет, пока человек получится (а может быть, и не получится). У врачей все достаточно быстро: одна-две недели – и результат виден.
Удовлетворение испытываешь огромное, когда выписываешь пациента с выздоровлением, с серьезным улучшением. Это удовольствие, которым не пресыщаешься. Плюс врач – очень творческая профессия: все пациенты неодинаковые, нестандартные. Есть за что себя уважать, когда ты реально что-то такое сделал.
– Вам сложно было ощущать себя представителем медицинской династии, где большинство – не рядовые врачи? Вы чувствовали обязанность показать высокий уровень, или это помогало?
– Груз ответственности за фамилию был и есть. Я думаю, это хорошо, когда ты стесняешься совершать плохие поступки, чтобы как минимум не опорочить то, чего достигли твои родители и твои ближайшие родственники.
А в плане профессионального роста – только благо. Куда бы я ни приходил, моя фамилия была известна и люди относились сразу лучше и больше давали: я был свой. В плане карьерного роста это роли практически не сыграло, хотя, наверное, помогало: руководители были сверстниками родителей, сокурсниками, и фамилии эти я уже знал.
– Вы думаете, внуки тоже будут продолжателями династии?
– Я считаю, что ремесленные цеха, которые были в средневековой Европе, это правильно. С первых лет, воспитываясь в определенном окружении, люди непроизвольно впитывают все важное в профессии. Понимают, какие взлеты, какие сложности, какие доходы, в конце концов. Не будет разочарования, что не очень-то поначалу денежно и сытно: надо много работать, чтобы чего-то добиться, особенно в медицине. Это не бизнес, где может что-то быстро упасть к тебе в руки. Чтобы стать специалистом, надо лет 10 для терапевтических специальностей, для хирургических – лет 15.
И вот сейчас, когда знакомые просят, чтобы я составил протекцию у сына, мне приятно. Есть продолжатель фамилии. Надеюсь, и внуки такие же будут. У меня их двое: один во втором классе, другой в садике.
Мы тут среди друзей как-то спорили: врачебные династии – это хорошо или плохо? Я думаю, что российская медицина будет произрастать династиями. Я вижу много знакомых врачей, у которых дети в основном врачи, и врачи неплохие. По крайней мере, врачи лучше там, где есть несколько поколений медицинских работников.
– Какие, по Вашему мнению, особенности характера, отношения к жизни, профессии формируются именно внутри врачебной семьи?
– Я думаю, главное – это моральные устои. То, что на первом месте все же не деньги. Моральные устои не получишь в институте и в процессе работы. Только в семье, где практически все окружающие тебя – врачи, это незримо присутствует и усваивается с раннего детства.
Второе – это понимание смысла врачебной профессии, понимание, что помощь людям – одна из самых благородных профессий в мире. Ничего лучшего из профессий, я думаю, не существует. Она трудная, она тяжелая, но в то же время дает возможность для разностороннего развития личности.
– Вы лет 5 назад на вопрос, как решить проблему нехватки хороших врачей, ответили: чтобы лет через 15 увидеть эффект, надо менять ряд аспектов подготовки в вузах, а также поднять зарплату врачам. Сейчас как Вы оцениваете ситуацию?
– Мягко скажем, срок не приблизился. Думаю, что высокие зарплаты врачам необходимы, чтобы родители талантливых детей отдавали их в медицинские вузы. В советское время в мединституты шли самые талантливые дети. Надо сделать так, чтобы они и сегодня туда пошли. А без высоких зарплат, я считаю, помимо каких-то моральных решений, мы хороших врачей даже через 15 лет не получим.
Просто эти талантливые дети не придут в мединституты. Они пойдут экономистами, юристами, еще куда-нибудь. Когда я поступал, было 10 медалистов на место. Представьте, какого уровня был массовый выход людей из мединститута, которые старались постичь профессию. Все готовы были годами пахать за небольшие деньги, чтобы стать кем-то.
Сейчас такого не вижу. Может быть, ошибаюсь.
– Внутри семьи Вы спорите на профессиональные темы с молодым поколением, со своим сыном?
– Нет, потому что у каждого разные специальности. Спорят между собой только организаторы здравоохранения, а врачи-специалисты, как правило, не спорят, им достаточно 2-3 фраз, и они друг друга понимают.
– Сергей Валентинович, Вы сказали, что пришли к понимаю, что главное не профессия, а личные отношения: семья, дети, внуки и друзья. Сейчас Вам не жаль, что в молодости, как и многие врачи, Вы мало видели своего сына? Не жалеете, что это неизбежный побочный эффект профессии врача?
– Не жалею. Я думаю, то, что сын меня не так часто видел, прибавляло уважения к моему труду, а впоследствии и к своей профессии. И я так же рос: родители целыми днями и ночами пропадали в больнице. Отец хоть и был руководителем, еще и хирургом работал, и ночью его вызывали, и днем. Очевидно было, что это хорошо и правильно, и приносит пользу людям.
А то, что много работал, было в удовольствие. Хотелось работать, хотелось расти, и было понимание, что надо прикладывать колоссальные усилия для того, чтобы стать хорошим специалистом.
– Вы работали в разных больницах и хирургом, и руководителем, а есть любимое место работы?
– Детская больница. Как первая любовь. Поначалу страшновато было, потому что я не педиатр. Но первая больница, которую я возглавил, была детская.
И детскую больницу я очень полюбил. И думал, что уже никогда не смогу возглавлять какую-нибудь другую. Тем более она мне досталась «по наследству» от тещи, которая ее построила. Людмила Петровна Ремизова была большой человек. Ответственность на меня легла – не посрамить фамилию, что называется, не оказаться хуже. Эти вещи здорово работают.
– Если отбросить в сторону ложную скромность, про что Вы с удовлетворением скажете: да, это было сделано хорошо?
– Две структуры. Конечно, не я один, а с большой командой сделал. Первое – это перинатальный центр в областной детской больнице им. Н. Ф. Филатова. Когда мы его организовали, добились хороших результатов снижения младенческой смертности – более чем в 2 раза.
И второе – создание в областной больнице им. Н. Н. Бурденко сосудистого центра, когда мы практически в 2 раза снизили летальность от инфаркта миокарда и инсульта. Этим, я считаю, можно гордиться.
И еще момент был: когда готовили госсовет по здравоохранению, я считаю, немало хороших мыслей написали, которые потом реализовывались многие годы в нашей стране. То, что я к этому причастен, тоже доставляет удовольствие, если говорить о профессиональных вещах.
– А если о непрофессиональных, что доставляет удовольствие?
– То, что друзей сохранил, не растерял. То, что семья у нас дружная, живем мы очень хорошо, понимаем друг друга, помогаем друг другу. Вместе встречаемся, проводим время. Очень рад, что у меня такая семья. И то, что все врачи, приятно.
– Сколько же человек составляют Ваш близкий круг?
– Чуть больше 70, наверное.
– Общение с друзьями предполагает какие-то увлечения. У Вас их много?
– Рыбалка, охота, плюс коллекционирование икон. И еще люблю готовить для близких плов, шулюм, паэлью.
– Вот это разброс! Как же появились столь разные хобби?
– Коллекционирование икон началось с того, что мне в студенчестве, курсе на пятом, одногруппница друга, с которым мы тогда жили в одной комнате и сейчас вместе на лыжах катаемся, подарила икону.
Потом жене в приданое иконы подарили. У нее дядя был старостой в центральном храме Саратова, который на берегу Волги, а тетя там же бухгалтером. Две иконы пришли с их стороны. И как-то зацепило, до сих пор интересно. Это не коммерческое коллекционирование, а для души.
– Как Вам хватало времени на друзей и разные увлечения при интенсивной работе?
– Первые лет 15 и вспомнить нечего, кроме работы. Никуда не ездили, все отпуска, как правило, проводил в областной больнице. А потом как-то больше свободного времени появилось. Оглянулся – есть и другая жизнь, кроме медицины, она тоже интересная.
Очень интересно попадать в компанию, не связанную со здравоохранением, в какие-то другие круги: художников, скульпторов, ювелиров, инженеров. Это свои отдельные миры, они не менее увлекательные, чем медицина. Это было открытие для меня.
Я прооперировал одного художника – он мне картину написал. И мы с ним плотно общались, он познакомил меня со многими другими художниками. Увидел: люди другим живут, и жить этим тоже прекрасно.
Не надо замыкаться в своем кругу, круг общения должен быть очень широким, тогда и кругозор расширяется, и жить интереснее становится. Сейчас у меня, наверное, треть друзей из немедицинских кругов.
И еще хотел отметить: у меня было два институтских друга, мы вместе плаванием занимались. Они живут в Самаре. И лет 5 назад мы возобновили отношения и счастливы, что это сделали, и жалеем, что раньше не смогли – все много работали. Теперь общаемся, гостим неделями друг у друга.
– Судя по фотографии, Вы знатный охотник?
– Мы еще с отцом, когда в Сосновоборске жили, ходили и на зайца, и на белку. Охота меньше зацепила, чем рыбалка, не стала сильным увлечением. Но ружья есть, экипировка есть, и 2-3 раза в год выезжаю на охоту. Люди там всегда хорошие собираются. Главное же не охота, а компания, тем более на свежем воздухе.
– Рыбалку, значит, больше любите?
– У меня на Сурском море есть небольшой домишко – вагончик, можно сказать. Два моих соседа, между которыми я живу, – мастера спорта по рыбной ловле, чемпионы России. Они поддерживают мое увлечение, помогают, учат. Там база «Березка» общества любителей водных видов спорта. Практически каждый год у нас соревнования по летней и по зимней рыбалке. 
Мое самое большое достижение – поймал сома на 23 кг лет десять назад на соревнованиях на нашем водохранилище. Это была самая большая рыба на тех соревнованиях. Рыболовный спорт – это целый мир со своими звездами, со своими достижениями, со своими техническими новинками.
– Вы предпочитаете зимнюю или летнюю рыбалку?
– Наверное, мне больше нравится зимняя на хищника (судак, бёрш, окунь). Мы в Казань ездим, где Волга с Камой сливаются, и самое большое удовольствие – от этой рыбалки. Интересно рыбу найти, приманку подобрать. Терпение нужно. Главное, чтоб не очень холодно было. Когда мороз градусов 30, не очень комфортно. А так всякое бывает.
Сидели как-то, ловили под ледяным дождем, у товарища ледяная корка на спине была в сантиметр. Такой вот азарт, страсть. У нас был момент, когда мы на лодке от берега до края льда метров 20 плыли, высаживались на лед, рыбачили, потом обратно на лодке возвращались к берегу (это мы обычно по весне у приятеля день рождения отмечаем на льду соревнованием по рыбалке).
Но все же рыбалка – это не рыба, рыбалка – это компания, я так думаю. Рыба вторична. Главное – есть повод собраться с друзьями. Если хотя бы раз в неделю с друзьями не посидели, не пообщались, чувствую себя не очень хорошо.
– Это какие-то традиционные встречи?
– У меня есть две больших компании. Одна называется Медрыбаки, там человек 10, большинство врачи, поэтому название такое. Мы каждый год в пару мест ездим рыбачить.
А еще у нас на базе дилерского центра «Автолоцман» (друг мой там работает руководителем), наверное, больше 10 лет назад образовался Клуб зрелых романтиков. Там где-то пополам врачи и не врачи. Собираемся, общаемся несколько раз в год. Идеологию и подоплеку чувствуете по названию.
– То есть у Вас встречи не просто посидеть, поговорить?
– У посиделок должна быть тема, просто выпить-закусить неинтересно, нужно что-то еще. На водке и на бане компания долго не держится. Что-то нужно нематериальное, общность мировоззрения.
Собираться, конечно, лучше всего спонтанно, но чаще планируем, потому что 10 человек в возрасте за 50 тяжело собрать, махнув рукой. У кого семья, у кого дежурство, у кого что. Обычно под выходные собираемся, но с огромным удовольствием.
– Как жена относится к Вашему увлечению рыбалкой и охотой?
Сергей Евстигнеев с женой Мариной
– Главное в рыбалке и охоте – не приносить домой ничего лишнего. Приносить рыбу чищеную и потрошеную, а мясо порезанное. А если приносить жене неощипанных уток и рыбу в чешуе, то, наверное, отпускать будут с трудом и неохотно. Такая вот хитрость.
Интервью взяла
Екатерина КУПРИЯНОВА
