Алексей Казаков с коллегами по педагогическому университету во время легкоатлетической эстафеты, до 2009 г. Слева направо: М.А. Пятин, В.Н. Хрянин, А.Ю. Казаков, О.П. Сурина, В.А. Власов, М.М. Ляпин.
Фото из архива В. А. Власова
Справка: Алексей Казаков в 1967 г. с отличием окончил физико-математический факультет ПГПИ им. В. Г. Белинского. После стажировки и учебы в аспирантуре в МГПИ им. В. И. Ленина (1968–1973 гг.) защитил кандидатскую диссертацию в 1975 г.
С 1973 г. работал старшим преподавателем, затем доцентом кафедры «Общая физика» физмата ПГПИ. В 1977–1982 гг. и 1986–1989 гг. был деканом физико-математического факультета.
С 1985 г. по настоящее время заведует кафедрой «Общая физика и методика обучения физике» ППИ ПГУ (прежнее название «Общая физика»). С 1992 г. – профессор.
В 1989–2009 гг. был ректором педагогического института, с 1994 г. – педагогического университета.
В 1994 г. избран академиком Международной академии информатизации, в 1997 г. – Международной академии наук педагогического образования. В 1997 г. Алексею Казакову присвоено звание почётного работника высшего профессионального образования РФ.
– Алексей Юрьевич, почему Вы поступили на физмат? Вы хотели быть учителем или ученым?
– Я хотел учить физику. Из Никольска, где я окончил начальную школу, моя семья переехала в Наровчат, затем в Кондоль и оттуда в Пензу. Здесь почти все школы были с производственным обучением. Без него была школа № 2 на ул. Московской, напротив гостиницы «Россия». Хотя там все было переполнено, меня приняли.
Когда начал учиться, мое сельское образование оказалось слабоватым. И вот тогда я осознал, что значит хорошая подготовка и сильные учителя.
Учителем физики был у нас в 10-м классе Карауловский Юрий Алексеевич. Такой видный мужчина, красивый, высокий. Говорил здорово, показывал эксперименты, заражал интересом к предмету.
Я, когда выбирал, где дальше учиться, побывал во всех пензенских вузах. В пединституте для физмата только открыли новый корпус, светлый, чистый. И в 1963 г. я поступил сюда и учился 4 года на учителя физики.
Учеба в институте была для меня достаточно легкой. Зато потом пришлось потрудиться. Заведующий нашей кафедрой, Максим Максимович Рожков, ветеран, инвалид войны, на зимних каникулах говорит нам: «Вы что же, думаете тут болтаться с девками? Давайте езжайте в Москву. Может, на стажировку возьмут».
И вот меня взяли в пединститут имени В. И. Ленина стажером-исследователем на кафедру общей экспериментальной физики, в проблемную радиофизическую лабораторию, закрытую.
– Вели секретные исследования?
– Занимались исследованием малошумящих усилителей на СВЧ-транзисторах. Транзисторы по тем временам только-только появлялись. Мы нагревали их или охлаждали до температуры жидкого азота, измеряли входные и выходные параметры. И только позже я понял, что мы пробовали возможности космической связи.
Это интересно, конечно. Работали помногу, сидели в лаборатории по 12–14 часов, чтобы выполнить план исследований. Но интересовали нас не только железки. По всем самым знаменитым московским театрам я прошел, видел и Владимира Высоцкого в спектаклях Юрия Любимова.
– Как Вам работалось в родном вузе после возвращения из московской аспирантуры?
– Разумеется, пришлось над книжками посидеть, чтобы нормально лекции читать. Интерес был тогда совершенно необычный, хотелось сделать что-то новое. Мне удалось установить связь с НИИФИ. Я там брал жидкий азот, чтобы показывать нашим студентам сверхпроводимость – у них глаза были круглые.
Впервые мы тогда сделали генератор Ван де Граафа, для этого распилили дьюаровский сосуд, медные полушария достали. Молодые энтузиасты, фактически ровесники: мне 31 год, а ребятам-студентам после армии – 24-25 лет.
На студентов-армейцев всегда можно было положиться. В нашем общежитии было настоящее самоуправление. Комендант – студент, сторожа и уборщики тоже все были студентами, но обязательно после армии. Это было очень важно, они держали порядок.
В конце 70-х – начале 80-х гг. наша кафедра под руководством завкафедрой Байкова Юрия Григорьевича спроектировала и внедрила в институте учебную замкнутую телевизионную систему вуз – школа. В этом проекте участвовали и студенты.
Между нашим корпусом физико-математического факультета и зданием школы № 53 через лес прокопали траншею, уложили кабель, установили связь. Так что студенты, находясь в учебной аудитории, могли наблюдать за ходом урока и потом участвовать в его обсуждении. И обратная связь была – из школы могли смотреть, что происходит у нас.
К нам приезжали обмениваться опытом. В 1981 г. на базе Пензенского педагогического института проходило Всероссийское координационное совещание руководителей педагогических учебных заведений. Приезжали ректоры педагогических вузов со всей РСФСР, начальники управлений образования. Собралось несколько сотен человек, и мы демонстрировали нашу телесистему. Многие удивлялись, в том числе и министр просвещения РСФСР Веселов.
Сегодня дистанционный формат обучения кажется обыденностью, а 40 лет назад это было поразительно.
– В прошлых интервью Вы признавались, что сначала не хотели участвовать в выборах ректора в 1989 г. Почему?
– Я был деканом факультета, я был заведующим кафедрой, которая имела мощную лабораторию и вела исследования по хозяйственным договорам на миллионы рублей. Коллектив меня уважал. Ну зачем мне был ворох дополнительных проблем, связанных с ректорством?
– По какой причине Вы все-таки согласились и приняли на себя груз ответственности быть ректором в непростой период реформ?
– Тогда Ягодин, министр образования СССР, объявил курс на демократизацию вузовской жизни. Впервые в советское время были объявлены выборы ректоров. Это было серьезно. Я же вырос в этом институте, у меня было свое представление, как институту развиваться дальше. У других – свое видение. Мы, 4 претендента, ходили по корпусам, выступали. Зал набивался битком.
– Как Вам удавалось решать проблемы в начале 1990-х?
– Я, наверное, коммуникабельный человек. Многие мои выпускники занимали солидное положение. Вот подходит время выплаты зарплаты, а денег нет, приходилось занимать на некоторое время. Я был знаком со многими руководителями предприятий, которые меня выручали. Таким образом удалось избежать задолженностей по заработной плате перед преподавателями.
А потом мы стали зарабатывать. Очень помог указ президента Ельцина об образовании, где открывалась возможность брать деньги за процесс обучения (конечно, крайне неудачно это назвали образовательной услугой). Как приняли первый набор на хоздоговорной основе, сразу деньги появились. С появлением внебюджетных средств стало проще и премии, и надбавки платить.
Поначалу нас критиковали за то, что мы открыли платный набор. С точки зрения общества, в то время образование должно было оставаться бесплатным.
Но ведь за него всегда кто-то платит – государство или родители. Если выдержал конкурс – пожалуйста, учись бесплатно, то есть за государственный счет. А если конкурс на бюджетное место не выдержал, но хочешь учиться и есть деньги, чтобы платить за обучение, то почему нет?
Мы в это сложное время не закрыли ни одного бюджетного педагогического направления. Наоборот, в связи с запросом появляющихся лицеев и гимназий открывали новые: информатика, технология и предпринимательство (на физмате), химия, экология (на ЕГФ), иностранные языки, логопедия, музыка (на факультете начальных классов).
Новые непедагогические специальности открывали за счет дополнительных ресурсов. Все это довольно подробно описано в книге И. Ф. Шувалова, изданной к 80-летию вуза в 2019 г., «Пензенский педагогический: очерки истории регионального вуза».
– В этой книге написано, что первый набор в новую школу при пединституте, будущую многопрофильную гимназию «Ступени», состоялся всего через 9 месяцев после вашего избрания на пост ректора, в сентябре 1990 г.
– Любой хороший педагогический институт должен иметь свою базовую школу, которая пользуется разработками вузовских преподавателей. Поэтому вопрос с базовой школой я считал одним из первоочередных, когда стал ректором.
Интересно, что преподаватели факультета начальных классов, на базе которого была открыта школа, не сразу согласились с этой идеей, но потом я их переубедил. И школа начала жить и впоследствии стала в один ряд с лучшими гимназиями и лицеями Пензы. В 2000 г. состоялся торжественный первый выпуск.
К сожалению, положение школы было двойственное: преподаватели – наши, наработки – наши, а финансирование – управления образования. Площадей у нас не хватало. В конце нулевых гимназию «Ступени» и школу № 4 решили объединить.
– Одна из первых новых непедагогических специальностей – практическая психология – была открыта также в 1990 г., и практических психологов готовят до сих пор, что говорит о ее востребованности. Кому и как пришла идея открыть эту специальность?
– Одна из причин, по которой мы начали раскручивать это направление, в том, что психологией в те годы занимались очень немногие люди, а что это такое, узнать хотелось многим. Интерес был огромный, как и к социологии (кафедру социологии сформировали также в 1990 г., и эта специальность тоже пользовалась популярностью).
Тем более это было время, когда говорили, что невозможно школе работать без психолога, да и вообще в любой организации нужен психолог, чтобы помогал справляться со стрессовыми ситуациями.
Конечно, кафедра психологии была в пединституте и в советское время, но это была единая кафедра педагогики и психологии. А потом преподаватели-психологи пригласили заведовать кафедрой Леонида Михайловича Дубового, который тогда работал, если не ошибаюсь, в политехе.
Он и подал идею: давайте готовить практических психологов. У него были хорошие связи с учеными из Самары, и так образовался факультет практической психологии.
– Расскажите, как вообще в педуниверситете появлялись новые специальности, в том числе чисто университетские, например биохимия?
– В начале 1990-х гг. многие педагогические специальности не были дефицитом, на них конкурсов особых никогда не было. Большой конкурс был на иняз и начальные классы.
Зато в связи с переходом к рынку был дефицит специалистов в экономике и юриспруденции. Экономического и юридического образования в Пензе не было, а люди стремились его получить. Вот мы и решили готовить экономистов и юристов. Создавали факультет, писали рабочие программы, рабочие планы с Алексеем Юрьевичем Саломатиным, который нынче дважды доктор.
Что касается университетских специальностей, я исходил из того, что это обогащает вуз. Подготовить не просто учителя биологии и химии, а еще и человека, который будет заниматься научной деятельностью как биолог, химик, биохимик (эти специальности были открыты позже, в начале 2000-х гг.). К тому же я понимал, что надо развивать направления, которых нет в других институтах, это делает наш вуз более привлекательным.
Например, учителей русского языка в нашей области было достаточно, а журналистов с профессиональным образованием – мало. Так появилась у нас кафедра журналистики, и с середины 1990-х гг. институт ведет подготовку журналистов.
Идей было много. Конечно, мы были молодыми. И атмосфера была такая, что люди на работу шли с удовольствием. Это самое приятное, что коллектив был хороший.
– В чем секрет создания такой атмосферы?
– Я же говорю: я коммуникабельный человек, подписывал заявления на коленке в коридоре, не считал, что надо отправить в приемную меня ждать. И сами идеи были новые, интересные.
– Как Вы находили новые преподавательские кадры, в том числе для новых специальностей?
– В начале 1990 г. у нас было 5 докторов наук. И мы составили программу развития и поддержки научных кадров. Об этом сейчас подзабыли, а тогда эти простые программы сыграли большую роль.
Если кандидат наук говорил: мне нужно 2 года, чтобы сделать научную работу, мы ему 2 года платили зарплату доцента, чтобы он занимался только своей докторской диссертацией.
Каждый год кафедра могла двух человек посылать в командировки с научными целями. Вот так свои доктора наук и появились.
– Что Вы считаете главным достижением за 20-летнюю эпоху Вашего ректорства?
– Самый счастливый момент был, когда в 1994 г. мы получили статус педагогического университета. Хотя министр образования Ткаченко, наливая шампанское, сказал: «Это вы получаете аванс, вам еще пахать и пахать до педагогического университета».
И мы пахали. К 2009 г. в Пензенском педагогическом университете докторов наук было уже несколько десятков. Вуз фактически превратился в гуманитарно-педагогический университет – треть специальностей были непедагогическими. Мы входили в десятку лучших педагогических вузов. У нас была сильная гуманитарная компонента: иняз, литфак и так далее. Были сильные экономические кафедры, кафедра политэкономии и кафедра общественных дисциплин.
Фактически, когда начался поворот к капитализму, воспитательный процесс в школах был запрещен (так боролись с коммунистической идеологией). А мы пытались полностью сохранить тот положительный опыт, который накопили к этому времени. Спортивные соревнования, «Студенческая весна», конкурс первокурсников «Алло, мы ищем таланты», посвящение в студенты, наш знаменитый КВН (который стал таким знаменитым благодаря активной работе ректората) сыграли большую роль. Я же прекрасно понимал, что для работы в школе этот вот запал студентам необходим, чтобы, став учителями, они организовывали такие же мероприятия.
Конкурсы художественной самодеятельности будущим учителям нужны не просто ради удовольствия, их смысл не в том, чтобы занять 1-е место. Они нужны, чтобы готовить людей к работе школе.
А наши конкурсы всегда были большими праздниками. Мы даже экраны в 2000-х гг. на улицу выставляли, потому что желающих посмотреть выступления было гораздо больше, чем вмещал зрительный зал.
– Как Вы полагаете, объединение педа и политеха пошло на пользу или повредило высшему педагогическому образованию в Пензе?
– Объединение, укрупнение вузов было федеральной политикой. Последствия трудно однозначно оценить.
Атмосфера у нас, в педагогическом университете, и в политехническом была далеко не одинаковой – мы готовили к тому, чтобы идти в школы, они – в науку и на производство. В педагогическом образовании воспитательная составляющая пронизывает все, мелочей нет.
Объединяет всех нас, педагогов и не педагогов, наука. Большинство моих нынешних сотрудников – ученики нашей кафедры «Общая физика и методика обучения физике», которые потом стали кандидатами наук под руководством В. Д. Кревчика, доктора физико-математических наук, декана ФИТЭ ПГУ.
– А что Вы думаете о подготовке будущих педагогов?
– Думаю, уже ясно, что болонская система у нас не прижилась. Учителям, с моей точки зрения, нужно возвращать специалитеты. Но сейчас очень много студентов учится по программам бакалавриата и магистратуры, в том числе за деньги, в том числе из других стран. Это одним махом не решить.
– Как Вы считаете, высшей школе важнее готовить специалистов по заказу для промышленности, системы образования или давать человеку возможность повысить уровень образования для себя?
– Я считаю, что необходимо хорошее качественное базовое образование. Всегда говорил своим выпускникам: почему многие наши физики добились больших успехов в разных сферах? Потому что физика – это умение строить логическую задачу и постепенно, поэтапно ее решать. В какой бы области человек ни работал, владение этим навыком поможет находить оптимальное решение проблем, которые возникают на жизненном пути.
Интервью взяла Екатерина Куприянова
