КАК МЕНЯ ЗАБЫЛИ
Случилась эта история летом 1973 года. По окончании учебки (полугодовой учебной роты) в туркменском городке Теджен меня направили для продолжения воинской службы в город Казанджик, «котел ветров» в переводе. Находился он между Ашхабадом и Красноводском, недалеко от места расстрела 26 бакинских комиссаров.
Сразу за военным городком справа начинались Каракумы – черные пески, в километре слева – предгорья Копетдага, которые вырастали тут же во вполне приличные горы, загораживая до трети небосвода.
Вдоль гор вилась дорога, которая заканчивалась километров через тридцать в небольшом селении – ауле. Приблизительно посередине той дороги шло ответвление в пустыню, где был оборудован танковый полигон, на котором по весне или летом проводились полковые учения и стрельбы.
На время учений дорога из города в аул и обратно перекрывалась оцеплением, дабы не пострадало ненароком мирное население.
Панфилов Игорь в СА 1974 г.
Выставлялось оцепление в начале и в конце дороги по два человека. В помощь придавалась старенькая рация, штык-нож от калаша каждому бойцу и полосатый жезл, точь-в-точь как у гаишников, для остановки автомобилей.
Мне с напарником выпало дежурить у аула. Весь день мы, несмотря на нещадную жару, исправно несли службу. Незаметно опустился вечер, затем настала ночь. Ни обед, ни ужин нам не привезли. Попытался связаться со своими по рации, чтобы разузнать, в чем дело, но аккумулятор сдох после первых десяти минут безуспешных попыток.
Пришлось коротать ночь натощак. В одной гимнастерке стало довольно прохладно. Чтобы согреться, принялись бегать вдоль дороги, однако быстро устали. Физическая зарядка тоже помогла ненадолго. На почву не присядешь – довольно прохладно. Приклониться тоже не к чему. Прижались друг к другу спинами, немного согрелись. Так, перемежая бег с зарядкой и с опорой на спину, скоротали ночь.
Наутро потеплело. С проезжавшей со стороны города машины сообщили, что стрельбы закончились еще вчера и все военные вернулись в расположение части.
Часов в девять из аула выехала хлебовозка, ее водитель предложил нас подвезти. Но как же приказ – стоять до тех пор, пока не заберут свои? А приказ начальника, как гласит устав несения воинской службы, – закон для подчиненного. Решил, как старший, отправить напарника в часть для выяснения обстоятельств, а сам остался для продолжения выполнения приказа.
На часах двенадцать дня, желудок свела голодная судорога, и я решил добыть себе провианта. В полукилометре от поста заметил во дворе аула женщину-туркменку. Подошел к ней и, перемежая речь с жестами, попросил хлеба. Женщина, мало что поняв по-русски, но поглядев на мой изможденный вид, вынесла мне чурек (туркменскую лепешку) и кувшин воды.
Напившись и залив фляжку, поблагодарил, сказав «рахмет» (спасибо). Немного воспрянув и повеселев, на ходу поглощая лепешку, вернулся на место.
Жара стояла нестерпимая, и если бы не тень стоящего поблизости столба, за который я постоянно прятался, не знаю, как бы выдержал. Так и стоял, довольно долго, выполняя свой воинский долг и приказ командира.
Под глазами уже бегали красные круги, мозги плавились от жары, всё понемногу становилось безразличным. От избытка тепла, солнца и усталости разум стал мутиться.
Я уже ощущал себя в какой-то прострации, как вдруг краем слабеющего сознания отметил приближение человека. Это оказалась уже знакомая мне туркменская женщина. Она принесла с собой чай в термосе и много свежей выпечки с самой разнообразной начинкой.
Пирожки с мясом тут же исчезли, прямо растворились у меня во рту, а горячий зеленый чай вернул к жизни.
Женщина участливо смотрела, как я поглощаю пищу, и на ломаном русском пыталась что-то мне втолковать. Когда стал в состоянии соображать, до меня дошло, что ее сын тоже служит в армии в далекой России. И, может, какая-то русская женщина так же, как и она, пожалеет туркмена и накормит его, согреет своим материнским теплом или просто поддержит добрым словом.
В тот момент я совершенно искренно в это поверил и даже был уверен, что именно так и случилось, причем в одно и то же время. Ибо доброта человеческая и участие не могут быть безответны.
Машина за мной приехала только вечером. Оказалось, про наш пост и про меня забыли. А когда добрался до части напарник, долго снаряжали транспорт, был выходной день, офицеры отдыхали, и до одинокого часового, исполняющего свой долг где-то в пустыне, никому не было дела.
БАСМАЧЕСКИЙ КОЛОДЕЦ
В километре от военного городка начинались предгорья Копетдага. В выходные дни старослужащие частенько уходили туда в самоволку. В основном для фотографирования на фоне местного колорита с целью оформления дембельского альбома. Многие были призваны из средней полосы России и натуральных гор никогда не выдели. А здесь такая возможность.
Как-то в одну из самоволок, вволю нафотографировавшись и нагулявшись в горах, мы присели отдохнуть на состоящий из отдельных крупных булыжников небольшой холм у входа в ущелье. Был он несколько необычен правильностью своих форм, но тогда, уставшие, мы не обратили на это никакого внимания. Каждый облюбовал себе по большому камню, на них и разместилась на отдых вся наша группа из пяти человек.
Лишь одному из нас, Николаю из Рязани, не понравились каменные импровизированные «стулья», и он решил расположиться с комфортом, соорудив из подручного природного материала какое-то подобие кресла.
Для этого он решил стащить с холма вниз несколько камней, попросив нас помочь. Естественно, все отказались, тем более что задерживаться долго не имело смысла, дабы не опоздать на ужин.
Пробурчав себе под нос какое-то ругательство, наш любитель комфорта взобрался на холм и стал сбрасывать оттуда камни. Остальные молча наблюдали из-под армейских панам, снисходительно посмеиваясь. Зачем было тратить столько сил в сильную жару на бессмысленное занятие?
Неожиданно под камнями на солнце сверкнул металл. Это показалось Николаю интересным, и он позвал посмотреть нас.
Мы все вместе подошли и разбросали булыжники. Нашему взору предстал металлический конус с дверью и висячим замком на ней. Сбив замок скальными обломками, мы открыли дверь и заглянули внутрь.
Вертикально вниз уходил колодец глубиной метров двадцать. На дне его тускло отсвечивала черным цветом вода. Но зачем и кому понадобилось прятать колодец? Непонятно.
Решили обследовать открытое нами сооружение. Двое молодых солдат сбегали в часть и вернулись с веревками, палками и соляркой. Обмотав палки портянками и намочив их в солярке, мы приготовили факелы. Спустились вниз вдвоем с Николаем.
Нашему взору открылись два туннеля. Один в сторону гор с небольшим арыком посередине, по которому вода поступала в колодец. Другой вел в сторону города.
Мы зажгли факелы и отправились по проходу высотой около метра семидесяти сантиметров по направлению к началу гор. У меня рост метр семьдесят восемь, поэтому идти пришлось несколько наклонившись.
Туннель имел ухоженный вид, то тут, то там попадались оставленные саперные лопаты.
Туннель все не кончался, становилось страшновато, однако зуд любопытства гнал нас вперед. Наконец метров через триста, по нашим подсчетам, мы вышли в довольно просторный грот – пещерную залу высотой метра три-четыре и метров пятнадцать диаметром. Из противоположной каменной стены сочился родник, наполнявший небольшое озерцо-лужицу и вытекающий затем из него по исчезающему в туннеле арыку. Видимо, мы уткнулись в основание горы.
По обеим сторонам озерца стояли какие-то ящики. Вскрыв один из них, мы обомлели. В ящиках аккуратно были уложены боевые гранаты.
Не сговариваясь, мы кинулись обратно, выбрались из колодца и бегом в расположение части.
На следующее утро рассказали о находке нашему командиру взвода, старлею. Через несколько часов вызвали нас к военным дознавателям из гарнизона. Таиться не стали, рассказали все, как было.
Думали, накажут нас за самоволку. Но прошел день, другой, неделя, все оставалось на своих местах. Начали успокаиваться, как вдруг на утреннем полковом разводе комполка командует: сержанты такие-то, выйти из строя! И называет наши с Николаем фамилии.
Ну, думаю, кранты. Прямо отсюда и на губу, то есть на гауптвахту, отправят. Вышли, понурив, было, головы, перед строем, а командир объявляет: «За отличное исполнение воинского долга объявить в качестве поощрения обоим отпуск на родину сроком десять дней!»
Ошарашенные таким оборотом, мы только выдохнуть смогли: «Служим Советскому Союзу!»
Как оказалось, мы обнаружили похищенные 5 лет назад при нападении басмачей на воинские склады в горах гранаты.
БАХЧА
Весной 1973 года впервые довелось мне принять участие в учениях танковых войск в Центральных Каракумах. В ту пору служил я во взводе управления танкового полка начальником летучки – машины, специально оборудованной для мобильного ремонта бронетехники. 
Панфилов Игорь возле танка, август 1974 г.
Моему воинскому отделению были приданы водитель и два ремонтника. Ремонтники предпочли более комфортабельную поездку в бэтээре к местам учений сомнительным удобствам транспортировки в кузове летучки, собранной на базе старого доброго ЗИЛ-157, выпуска начала 60-х годов.
Мы же с водителем вполне уютно устроились и путешествовали в кабине.
Проследовав километров двести по шоссе в составе автоколонны, вся военная техника свернула на грунтовую дорогу в пустыне, продолжив марш. Окружающая температура около +50 градусов. Но дующий из открытых окон ветерок обдавал наши пропотевшие тела, и влага, испаряясь с кожи, создавала эффект приятного холодка.
Вокруг, насколько хватало глаз, простирались холмы, состоящие из плотной массы песка пополам с мелкими остатками скалистой конкреции красноватого цвета. Создавалось ощущение нереальности, будто мы находились на Марсе.
Колеса машины хотя и не увязали в этом месиве, но преодолевали довольно приличное сопротивление. Ехать, чтобы не увязнуть в песке, приходилось только по уже накатанной и уплотненной колее.
Как назло, перед нашим автомобилем пастухи стали перегонять стадо верблюдов. Корабли пустыни переходили дорогу медленно, с гордо поднятой головой, не реагируя ни на какие сигналы, как бы выражая этим свое нам презрение.
Основная колонна ушла далеко вперед, и мы начали побаиваться, что можем серьезно отстать от своих. У водителя сдали нервы, и он решил осторожно начать движение. На что двугорбые никак не отреагировали, продолжая передвигаться под носом машины. Чувство самосохранения у них отсутствует, что ли? Так и задели одного из них бампером легонько. А тот присел на обочине и вроде как отдыхает.
Решив, что легкое потрясение ему не повредило, сорвались с места в образовавшееся пространство и во всю мощь стареньких зиловских сил бросились догонять ушедших вперед. Догнали.
Но тут на мотоцикле нас обгоняет бабай, пастух, и перегораживает дорогу. Оказывается, верблюд так и не встал. Заставил тот пастух нас вернуться обратно. На легковом джипе нас поехали сопровождать двое офицеров для ведения переговоров и оценки возможного ущерба.
Посмотрели: попавшая под наш бампер скотина уже бегает и резвится вокруг статной верблюдицы. Видать, после встряски чувства проснулись. Посмеялись, ударили с охранниками стада по рукам и мирно разошлись, вынужденные вновь догонять ушедшую далеко вперед часть.
Проехали километров тридцать, как вдруг, жалобно завизжав, сорвался с места металлический вентилятор охлаждающей системы. Пробив при этом по окружности водяной радиатор.
Может, из-за наезда, а может, и время ему пришло поломаться, но ехать дальше (а до конца пути оставалось еще километров сорок-пятьдесят) без ремонта было нельзя.
После консилиума офицеров решено было всей колонне автомашин продолжить марш и вовремя прибыть на учения. Нас же двоих оставили в сломанном автомобиле чуть ли не в самом центре пустыни с обещанием забрать вечером того же дня.
Однако ни вечером, ни на следующее утро никто за нами не прибыл. Заночевали мы в закрытом фургоне летучки, в куче давно списанных старых шинелей.
Утром мы были разбужены нестройным хором детских голосов, что нас чрезвычайно озадачило. Откуда в пустыне взяться детям? Выглянув из автомобильной будки, с удивлением обнаружили, что машину окружает стайка туркменских мальчишек. Увидев нас, те сразу начали выкрикивать заранее выученные фразы: «Значок давай, эмблема давай, ремень давай!»
Панфилов Игорь мл. сержант
Свинтив танковые эмблемы с лацканов нескольких шинелей, мы одарили ими пацанов, чему те были несказанно рады, не переставая, однако, при этом канючить у нас более весомые подарки, которых мы, естественно, отдать не могли.
Тут водителю пришла в голову мысль сменять часть старого обмундирования на еду, и он, как мог, почти на пальцах, объяснил суть своего предложения ребятишкам. Те, посовещавшись, исчезли, но минут через сорок объявились вновь, таща с собой штук десять арбузов и дынь. Оказалось, что километрах в двух от нас находилась колхозная бахча.
Стороны оказались весьма довольны произведенным бартером, и мы смогли утолить голод и жажду. Прошел еще день и ночь в безрезультатном ожидании. Вновь проголодавшись, мы решили осуществить набег на бахчу самостоятельно.
Стыдно было воровать. А куда деваться? Не помирать же с голоду. Тем более что и на второй, и на третий день о нас никто не вспомнил.
На четвертый день, поняв, что спасение погибающих в пустыне – дело рук самих погибающих, мы сняли радиатор с машины, скрутили пробитые водяные каналы плоскогубцами, обмазали масляной краской места скруток, установили все это на место и залили в горловину арбузный сок. Влага не вытекала!
В ночь, по холодку, с частыми остановками преодолели оставшуюся часть пути до своих, да еще привезли им мешок бахчевых. Чему те были несказанно рады.
О том, как мы провели в пустыне четверо с половиной суток без воды и пищи, никто даже не поинтересовался.
Игорь Панфилов
