Справка «УМ»
Вячеслав Филиппенков родился 23 апреля 1978 г. в г. Пензе в семье музыкантов.
Образование: Нижегородская государственная консерватория им. М. И. Глинки, по классу скрипки (2002 г.), по классу оперно-симфонического дирижирования (2020 г.).
Профессиональная карьера: художественный руководитель струнного квартета «Премьера» (2009 г.), дирижер симфонического оркестра Губернаторской симфонической капеллы (2017 г.), художественный руководитель и главный дирижёр Губернаторской симфонической капеллы (2023 г.).
Признание: удостоен почетного звания «Заслуженный артист Пензенской области» (2019 г.).
БАЯН, СКРИПКА И НЕМНОЖКО ФОРТЕПИАНО
– Слава, как получилось, что ты выбрал именно скрипку, а не фортепиано или другой инструмент?
– Дело в том, что у нас дома был баян. А вот пианино как раз не было. Отец играл на баяне, и, конечно, мне тоже хотелось извлекать звуки из этого инструмента. Кажется, у меня даже неплохо получалось, потому что, глядя на мои «баянные» опыты, родители решили отдать меня в музыкальную школу.
Однако, посмотрев на меня на вступительных экзаменах, в школе заявили, что баян слишком большой инструмент для ребёнка и он меня «просто задавит», поэтому предложили начать обучение на скрипке, а когда уже подрасту – перейти на баян. Сейчас я понимаю, что, скорее всего, в тот момент в школе был недобор детей в класс скрипки, этим и было продиктовано предложение. Но родители мои согласились, и я стал учиться скрипичному искусству.
Справедливости ради стоит заметить, что баян всё же присутствовал в моей школьной программе как второй дополнительный инструмент. И когда пришло время поступать в музыкальное училище, педагоги всерьёз задумывались, чему же отдать предпочтение, потому что игра на обоих музыкальных инструментах давалась мне одинаково хорошо.
– Но всё-таки выбор был сделан в пользу скрипки?
– Да. И баян остался в прошлом, зато появился другой музыкальный инструмент – фортепиано. Вообще, традиционно на фортепиано учат играть всех, так как оно считается базовым инструментом. Но поскольку в школе я на фортепиано не учился и дома у нас пианино не было, в музыкальном училище мне пришлось буквально с нуля осваивать ещё и
этот инструмент. Было очень трудно, но мне нравилось! И хотя почти ничего не получалось, но я брался играть только великие шедевры, например концерт Чайковского.
– Чайковского? Я знаю, что далеко не все пианисты с консерваторским образованием могут сыграть этот концерт.
– Да, Чайковского! Первые двадцать тактов. Но, если серьёзно, с тех пор как я стал заниматься дирижированием, чувствую, насколько не хватает хороших навыков игры на фортепиано. Когда работаешь с партитурой, где множество голосов, надо уметь их сыграть, чтобы услышать полную картину.
СОЕДИНЯЯ ЧАСТИ В ЦЕЛОЕ
– Раз уж мы заговорили о дирижировании, расскажи, как случилось, что ты встал за дирижерский пульт.
– Дело в том, что несколько лет назад Владимир Викторович Каширский, бывший на тот момент художественным руководителем и главным дирижером симфонической капеллы, предложил мне подготовить с оркестром программу. В то время я обладал весьма поверхностными представлениями о работе дирижёра. Конечно, я знал, как дирижировать «сетку», которая соответствует размеру музыкального произведения, понимал, какими средствами выразительности можно передать художественный образ. Но этого было, разумеется, недостаточно. Поэтому через некоторое время встал вопрос о получении дополнительного образования дирижера. За этим я и отправился в свою альма-матер – Нижегородскую государственную консерваторию.
– Долго проходило обучение?
– Два года. Причем один год как раз выпал на период пандемии, а потому занятия шли дистанционно. Я отправлял в Нижний Новгород свои разборы партитур, а уроки проходили по видеосвязи. Разумеется, никакая дистанционка не может заменить очного обучения, но на тот момент выбора не было. А когда ограничения сняли, я ездил в Нижний, в итоге получил диплом о дополнительном образовании дирижёра симфонического оркестра.
– А зачем вообще нужен дирижер? Ведь для обычного человека это выглядит так: сидят музыканты, играют по нотам, а перед ними зачем-то стоит человек и машет руками. Если всё написано в нотах, неужели они сами не справятся?
– О, этот вопрос, видимо, задают не только мне! Буквально недавно прочитал в интервью одного дирижера, как мне кажется, очень хороший ответ на этот вопрос.
Представьте себе, что у вас перед глазами всего лишь один малый фрагмент целого. Это партия конкретного инструмента. Скрипачи играют одно, но абсолютно не представляют, что в этот же момент играют кларнеты или тромбоны. Группа духовых может совершенно не слышать, что звучит, допустим, у солирующего рояля (они сидят далеко, и открытая крышка рояля не пропускает звук в их сторону). А уж если вам посчастливилось сидеть рядом с группой ударных, то за грохотом тарелок и литавр можно вообще ничего не услышать.
Вот тут и начинается роль дирижера, который стоит над этим всем и соединяет воедино части мозаики. Следит за звуковым балансом, чего изнутри оркестра сделать просто невозможно. Ну и, конечно, дирижер выстраивает общую концепцию произведения, как режиссёр в театре.
У разных дирижеров одно и то же произведение может звучать совершенно по-разному, притом что играет один и тот же оркестр. Но тут важно найти контакт с музыкантами, через жест сделать понятными свои намерения.
КЛАССИКА ИЛИ ПОПУЛЯРНАЯ МУЗЫКА?
– Выбор репертуара – дело ответственное. С одной стороны, публика любит узнаваемые вещи. С другой стороны, нельзя всегда идти на поводу у слушателя и играть только шлягеры. Как справляешься с этой задачей?
– Я стараюсь находить баланс. Действительно, люди любят слушать уже знакомые им произведения. Происходит радость узнавания и от этого большая сопричастность к происходящему. Ведь достаточно услышать первые такты Пятой симфонии Бетховена – та-да-да-даааам, – как все узнают эту музыку. Поэтому я стараюсь включать в репертуар оркестра популярную классику.
Кстати, Пятую симфонию мы как раз планируем играть этой весной. Что же касается менее известных произведений или современной музыки (например, Шнитке), то пока мы включаем такие вещи в репертуар очень дозированно. В этом отношении с квартетом «Премьера» за много лет у нас уже сложилась определённая публика, готовая слушать даже очень сложную музыку, поэтому здесь мы идём на самые смелые эксперименты. С оркестром же этот этап ещё предстоит пройти.
– Но вы же не ограничиваетесь одной классикой?
– Конечно нет! Разумеется, классический репертуар – это основа основ, однако мы с удовольствием берём и популярную музыку. Например, пару лет назад мы сделали программу, состоявшую полностью из саундтреков к голливудским кинофильмам, и это был очень ценный опыт для оркестра.
– Почему? Разве подобную музыку играть не легче, чем симфонии Бетховена или Чайковского?
– Вовсе нет! И даже, наоборот, в чем-то гораздо сложнее.
Во-первых, это тот самый момент узнаваемости. Все знают заглавные темы из «Звёздных войн» и «Индианы Джонса». И тут вам уже не простят неверных нот или некачественно сыгранного пассажа, чего в какой-нибудь симфонии Малера могут просто не заметить.
Во-вторых, сам музыкальный материал. Музыка к кинофильмам, как правило, очень яркая, образная, и для этого композиторы используют все возможности оркестра, которые в классике попросту не нужны. Это усиленная группа духовых, расширенный состав ударных.
Но главное – сама музыка зачастую написана более сложно и виртуозно, что требует от музыкантов многих часов самостоятельных занятий. Помню, я шел однажды поздно вечером по филармонии и вдруг услышал, как тромбонист усиленно отрабатывает тему из «Звёздных войн». С классикой такого усердия многие музыканты не проявляли! Именно популярность музыки заставила музыкантов более ответственно подойти к своей работе. Так что не классикой единой мы живём.
– А сам какую музыку слушаешь, кроме классики?
– Как правило, я слушаю всё-таки академическую музыку, всегда слежу за тем, какие новые записи выходят. Это, кстати, помогает подбирать репертуар для оркестра. Иногда могу послушать джаз, но больше что-то спокойное, например лаунж. Хотя этим летом я сходил на фестиваль «Кошкин Джаз», и во второй день там играл великолепный бас-гитарист Антон Давидянц с Opensound orchestra. Очень понравилась его сюита Avalansh, особенно когда, придя домой, переслушал её в качественной записи. С удовольствием потом поделился этой записью со своими музыкантами из «Премьеры». Это очень талантливая современная музыка, и, безусловно, такие вещи нужно слушать.
КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ
– А что можешь сказать о нашей публике? Насколько она требовательна, придирчива или, наоборот, очень лояльна, и любит всё, что ей предложат?
– О публике мне сложно судить. В зале может сидеть несколько сотен человек, и у каждого будет своё восприятие музыки. Впрочем, одна «традиция» меня неизменно приводит в недоумение. Неизвестно, почему так повелось на концертах и спектаклях в Пензе, но в конце зал всегда аплодирует стоя. Лично для меня это высшая оценка исполнителю, и со сцены должно прозвучать действительно что-то неординарное, чтобы зал поднялся.
Но у нас встают каждый раз, а потому очень сложно судить, насколько один концерт или спектакль был лучше другого. Лучше – именно для публики, потому что сами мы знаем свои огрехи (без них никуда). Но таким образом нарушается обратная связь, которую артист хочет получить после своего выступления.
В этом смысле мне также не хватает музыкальной критики в нашей прессе. Почти никто из журналистов не пишет о культурных событиях, хотя раньше музыканты с трепетом ждали рецензий от критиков на свои концерты, а композиторы – на новые сочинения. Кого-то критики казнили, кого-то миловали, не всегда, впрочем, справедливо.
Но я бы с удовольствием почитал как хорошие, так и плохие отзывы. Потому что это даёт почву для творческого роста. Однако пока в Пензе этого нет.
– Кроме оркестра ты ещё руководишь квартетом «Премьера». Скажи пару слов об этой стороне своего творчества.
– На самом деле «Премьера» существует уже 15 лет. Недавно посчитал и сам удивился. Когда коллектив существует так долго в неизменном составе, внутри складывается определённая атмосфера, когда музыканты дышат одним воздухом, смотрят в одну сторону.
С «Премьерой» мы играем очень разно-образные программы, и это действительно для меня моменты полного творчества.
Квартет «Премьера». Вячеслав Филиппенков крайний слева.
– Есть такое выражение: хотите сделать человека несчастным – дайте ему выбор. Я абсолютно не хочу делать тебя несчастным, но скажи, если бы тебе пришлось выбирать между игрой на скрипке и дирижерской карьерой, что бы ты выбрал?
– Сложный вопрос. Дирижирование для меня пока новое дело, можно сказать, что здесь я нахожусь ещё в начале пути. Впереди ещё очень много новой интересной работы, и, конечно, мне бы не хотелось от этого отказываться.
С другой стороны, дирижер – это всегда посредник между музыкантами и слушателями. Мне нужно лишь показать, а музыкант играет сам. Зато когда я сам играю на скрипке, между мной и инструментом нет ничего. Только я и музыка. И, конечно, возможность играть самому даёт огромный творческий заряд!
Если бы я ушел полностью в дирижирование, то, боюсь, через пару-тройку лет уже не смог бы сам играть. Поэтому скрипка для меня на первом месте, но и дирижирование – это второй любимый ребёнок. Так что тут сложно выбрать.
– С тех пор как ты стал главным дирижером, работы прибавилось? Остаётся время на отдых?
– Отдых? А что это такое? Разумеется, у меня тоже бывают выходные. Но это время я использую для изучения репертуара, слушаю записи, разбираю новые партитуры. И даже когда я не занят непосредственно работой, голова всё равно продолжает начатую деятельность. Порой, бывает, просыпаешься ночью и первая мысль: а вот в этом месте симфонии нужно сделать вот так... И всё! Про сон можно забыть.
Выключаю будильник, иду на кухню пить кофе, а с утра – в филармонию на репетицию. Вообще, музыка – это тот вид деятельности, который не ложится в обычные рамки работы. Миллионы людей, отработав смену, выходят на улицу и забывают о работе до следующего дня.
С музыкой, как и в принципе с искусством, так не получится. Ты либо живёшь этим, либо нет. Третьего не дано. Но, разумеется, главные моменты отдыха для меня связаны с семьёй. С супругой Татьяной мы любим кататься на велосипедах, вместе ходим в Драматический театр, стараемся не пропускать ни одной премьеры. Однако с величайшим сожалением отмечаю, что почти не остается времени на чтение. Многие купленные книги и журналы так и остаются лежать непрочитанными.
– Они просто ждут своего часа!
– Очень надеюсь на это! Думаю, что в будущем, когда мне удастся максимально хорошо и эффективно наладить свою работу с оркестром, это время появится. Кстати, когда мы только начинали играть квартетом «Премьера», нам приходилось часами выстраивать интонацию, то есть добиваться одновременного и абсолютно чистого звучания. Ведь в квартете даже малейшая фальшь сильно бросается в уши. Зато теперь, 15 лет спустя, мы можем просто брать новые ноты и начинать играть. И звучать будет хорошо, потому что за всё это время мы настолько срослись как ансамбль, что многие вещи получаются сами. Думаю, подобное рано или поздно произойдёт и с оркестром, когда несколько десятков музыкантов начнут дышать как единый организм. И мы над этим работаем!
– Слава, если бы тебе предложили прожить ещё одну жизнь, ты бы снова выбрал скрипку и дирижирование? Или всё-таки захотел бы попробовать себя в чем-то другом? Может быть, даже не в музыке.
– Даже не знаю... Скорее всего, я бы позволил новой жизни повести меня своим путём. Ведь пришел же я к скрипке через баян, а в следующий раз могут быть и более невероятные повороты!
Интервью взяла
Анастасия СУДНЕВА
