Хунсрюк – возвышенность между Мозелем и Рейном, известная своими ветряками и булькающим говором. Здесь любят говорить: «Родина там, где люди говорят так же, как и мы».
Именно в Хунсрюке был снят документальный сериал «Родина». Это эпическое повествование о нескольких поколениях одной сельской семьи, начинающееся в межвоенную эпоху и заканчивающееся в 2000-е гг. в объединённой Германии. Оно основано на материалах Музея Хунсрюка в Зиммерне – самой большой деревушке этого края. Сейчас фильм и музей переживают новый всплеск популярности.
Ширящиеся трещины в немецком обществе и подъём крайне правых сделали тему родины одной из самых горячих в политической жизни страны.
«Людям нужны уют и родина», – заявил недавно Йенс Шпан, новый министр здравоохранения от ХДС, который надеется стать преемником Ангелы Меркель. В новом правительстве Германии в министерстве внутренних дел даже появился отдел родины. Общество, быстро становящееся всё более открытым и разобщённым, ищет возвращения к истокам.
Главное изменение последних лет – это огромная волна иммиграции. В Германии нет большого опыта приёма людей других культур. Итальянцы и турки, приглашённые в Западную Германию, чтобы смягчить нехватку рабочей силы в годы послевоенного подъёма, были названы «рабочими-гостями», что само по себе предполагало, что их пребывание в стране будет ограничено по времени. Почти не предпринималось усилий по их интеграции в немецкое общество.
В своей речи, произнесённой в 1982 г., Альфред Дреггер, один из руководителей ХДС, заявил: «Возвращение иностранцев на родину должно быть правилом, а не исключением». Десятилетиями единственными иммигрантами, которых искренне принимали в Германии, были этнические немцы из Восточной Европы.
Но старая добрая Германия становилась всё более разнородной. В 1990 г. у игроков сборной страны по футболу были сплошь немецкие фамилии (и одна польско-немецкая); среди фамилий игроков сборной на чемпионате Европы 2016 г. были уже такие, как Боатенг, Озиль, Подольский, Сане и Гомес.
Доля депутатов Бундестага иностранного происхождения утроилась по сравнению с 2009 г. У самых популярных ведущих утренних телепрограмм Дунджи Хаяли и Черно Жобатеи, соответственно, иракские и гамбийские корни. Многие иммигранты – выходцы из Восточной и Южной Европы. Германия всё больше превращается в страну иммигрантов.
Это происходило постепенно. Первое серьёзное знакомство Зиммерна с иностранцами произошло в 1950-е годы, когда на близлежащей авиабазе появились американские военнослужащие. Старожилы говорят, что именно тогда впервые увидели людей с небелым цветом кожи.
В 1960-е годы появились турецкие рабочие-гости, а в 1990-е годы за ними последовали русские немцы с Волги. Свой вклад внесли и говорившие на разных языках туристы со всей Европы, которые стали прибывать в аэропорт Хан, в который была преобразована авиабаза времён «холодной войны».
За обедом из лахмаджуна (турецкой пиццы), баклавы и чая в крохотной зиммернской мечети члены турецкой общины говорят, что предстоит сделать ещё очень многое. «Всё вертится вокруг имени. Неважно, какой у тебя паспорт. Если тебя зовут Мехмет, ты – турок», – говорит председатель приходского совета Мехмет Али Кая.
Женщина в платке шутит, что ей следовало бы сменить имя на Хильдегард. Такого рода наблюдения, о которых рассказывается на совершенном немецком языке, показывают, насколько сложно проходит интеграция новоприбывших в такое жёстко регламентированное общество, как немецкое.
А за углом мы можем наблюдать более раннюю стадию интеграции. Восемь новоприбывших – три сирийца, два афганца, два эритрейца и пакистанец – обучаются азам немецкого в кафе «Друзья». Это последняя волна иммигрантов, связанная с кризисом вокруг беженцев 2015 г.
Похоже, что решение Меркель тем летом открыть страну огромному потоку беженцев было вызвано как прагматичными (не было иного выбора), так и идеалистическими причинами (Меркель, которая сама является выходцем с Востока, потом объясняла: «Я выросла за стеной и не желаю повторять этот опыт»).
«Мы справимся», – сказала она соотечественникам. Почти две трети из 1,2 млн прибывших в 2015-2016 годах остались в Германии.
И что нам делать теперь?
«На протяжении трёх месяцев все наши разговоры вертелись вокруг одной темы: и что нам делать теперь?» – вспоминает Андреас Николаи, староста Зиммерна.
Сначала надо было найти жильё для прибывавших. У аэропорта Хан вырос палаточный лагерь, где на пике кризиса обитало 700 человек. Затем беженцев стали отправлять в чрезвычайные центры, вроде расположенного поблизости «Хаус-Хельвеция» – красивого особняка эпохи Вильгельма II с видом на Рейн.
Его арендовала местная община, а управлял им фонд Благотворительность, чьим девизом в прошлом году стала фраза «Вместе мы – родина». Составленная фондом программа включает совместные прогулки местных жителей и беженцев на природе и взаимные уроки кулинарного искусства.
Ангелика Хиллингсхёйзер, местный распорядитель, говорит: «У вас может быть не одна родина… Мои дедушка и бабушка приехали из Восточной Пруссии».
Согласно исследованию Европейской сети против расизма, охватившему 5000 беженцев, Германия лучше всех справляется с интеграцией иммигрантов. Оно показало, что здесь в интеграционных программах участвует 51% беженцев, тогда как в Швеции – лишь 34%, а в Греции – 11%.
По всей Германии мы можем наблюдать проявления этой культуры гостеприимства. Например, в старших классах зиммернской школы учителя решили, помимо обязательных уроков немецкого, преподавать иммигрантам математику и обучать их какой-нибудь профессии.
На уроке математики небольшая группа подростков, сплошь состоящая из относительно недавно прибывших иммигрантов, на неплохом немецком языке отвечает на вопросы о своей будущей профессии. Один хочет стать рабочим-металлистом, другой – программистом. 16-летняя афганка хочет стать художницей. «В Германии очень спокойно», – говорит она.
Всё большую роль играют добровольцы. Зиммернским кафе «Друзья» управляют местные жители. Основные усилия направлены на обучение языку – этому «мосту в будущее, к новой родине», говорит Бернадетта Боос, преподающая здесь немецкий.
Особенно ободряет то, что многие из помощников – сами иммигранты. Среди них есть русские, поляки, испанцы и ливанцы, говорит Тахир Суджубаши, турецкий иммигрант во втором поколении, руководящий программой интеграции в Зиммерне.
Ральф Вильхельми, один из немецких добровольцев, живо замечает: «Здесь вы не чувствуете такой поляризации, как в крупных городах».
В больших городах, в самом деле, совсем другая картина. Среди беженцев много одиноких молодых парней, изувеченных войной. Они тяготеют к крупным городам.
В городах, вроде Берлина, рассмотрение прошения о политическом убежище может растягиваться на годы. Людям, оказавшимся в таком положении, особо нечем заняться. У них нет права устраиваться на работу. На выделяемое им правительством пособие особо не разгуляешься. В результате мы имеем дело с десятками тысяч разуверившихся, бедных и часто склонных к насилию молодых парней.
Временами они срываются. Широкую известность приобрели массовые сексуальные приставания в основном арабов к женщинам в Кёльне в новогоднюю ночь 2016 г., а также нападение в декабре 2016 г., совершённое Анисом Амри, 24-летним тунисцем, которому шестью месяцами ранее отказали в предоставлении политического убежища. Он направил фуру на людей на рождественском базаре в Берлине, убив 12 человек.
В Нижней Саксонии с 2014 г. по 2016 г. количество преступлений, связанных с насилием, выросло на 10%. Более 90% этого прироста приходятся на иммигрантов.
На подъёме антисемитизм.
8 декабря прошлого года толпа, собравшаяся у Бранденбургских ворот в Берлине, сожгла звезду Давида в знак протеста против признания президентом Трампом Иерусалима столицей Израиля.
Недавняя череда нападений с ножом, совершённых иммигрантами в восточном городе Коттбусе, заставила местных жителей выйти на улицы с протестами.
Но больше всего рядового немца беспокоит поселившееся в его душе чувство страха за свою безопасность. Стране, где помнят Гестапо и Штази, пришлось отправить патрулировать рынки вооружённых полицейских. В 2015-2016 годах число выданных разрешений на владение стрелковым оружием выросло на 85%.
Возможна ли гражданская форма немецкости? Возможна ли плюралистичная родина?
Всё это большие вопросы.
Рождественский вечер в «Хаус-Хельвеция» прошёл очень бодро. Пианино, свечи, корзины с апельсинами и мандаринами, кофе, торт. Немецкие дети и дети беженцев водили хоровод и пели рождественскую песню с пожеланиями счастливого и весёлого праздника.
Молодые пакистанские парни неуклюже стояли рядом. Шахзад Уддин ждёт лета и мечтает о крикетных матчах на берегах Рейна.
Махмуд Аббас из Фейсалабада (Пенджаб) показывает на своём телефоне фотографии с недавнего праздника Ахмадия в соседнем городке, где около 1000 беженцев с плакатами выложили огромный немецкий флаг.
Аббас прерывается и говорит: «Моя родина – Германия».
The Economist, 14 апреля 2018 г.
