Во второй половине октября в эстонском университетском городе Тарту собрались тридцать российских и украинских ученых, выпускников программы стажировок Института Вильсона (США, г. Вашингтон), чтобы обсудить актуальные проблемы сотрудничества между интеллектуалами двух стран.
Я тоже был среди приглашенных на эту встречу. Вместе с моей украинской коллегой Валентиной Хархун и известной московской журналисткой Натальей Ростовой мы нашли время в плотном графике встречи для посещения местного музея КГБ.
Дело в том, что наш совместный с Валентиной Хархун исследовательский проект посвящен анализу отражения советского прошлого в музейных экспозициях стран, прошедших через период коммунистического режима. Поэтому мы стараемся посещать музеи и выставки, которые связаны с социалистическим прошлым.
Тартуский музей КГБ расположен в подвале неприметного пятиэтажного жилого дома предвоенной постройки и является филиалом музея городской истории.
Спускаясь в подвал, посетитель попадает в узкий коридор, выкрашенный в традициях советских учреждений: унылая темно-коричневая масляная краска от пола до уровня человеческого роста, а выше – побелка. По двум сторонам длинного коридора – тюремные металлические двери с глазками для наблюдений и входы в комнаты, где расположена экспозиция.
То есть посетитель попадает в клаустрофобическое пространство тюрьмы, и в этом отношении концепция музея перекликается с частью экспозиции известного музейного комплекса Дом Террора в Будапеште, где в разное время располагались и венгерский вариант МГБ-КГБ, и гестапо и в подвале сохранились реальные камеры, в которых содержались политические заключенные.
В Тарту КГБ тоже находился в этом здании в послевоенные годы, и данная экспозиция является реконструкцией того, как выглядели подвалы советской спецслужбы в то время.
В целом музей соответствует уже сложившемуся на постсоветском пространстве канону антикоммунистического музея и вписывается в контекст «войн памяти», когда различные интерпретации советского прошлого противостоят друг другу. В странах бывшего социалистического блока в основном принята стратегия на отчуждение советского периода своей истории, который рассматривается как историческая катастрофа, причиной которой стало русско-большевистское нашествие с Востока.
Поэтому основная тема музейных экспозиций по данному периоду – это политические репрессии, депортации и героическое сопротивление советской оккупации, а также ироническая игра с материальным и идеологическим миром того времени. Вещи, мода, советская символика рассматриваются как странные арт-объекты еще более странного мира.
Тартуский музей КГБ не является исключением из этого канона: основная часть экспозиции содержит артефакты и описание борьбы эстонского народа с советским режимом. Здесь можно познакомиться с историей «лесных братьев», некоторые из которых продолжали скрываться в балтийских густых лесах до середины 1960-х гг.
Также много экспонатов связано с массовыми репрессиями в отношении эстонского населения. Это самодельные предметы быта, вышивки, элементы одежды, которые изготавливали эстонские заключенные ГУЛАГа и на которых можно увидеть цвета эстонского флага и национальные узоры.
Часть экспозиции отведена под характеристику повседневности ГУЛАГа: фанерные чемоданы с нехитрым скарбом, фигура заключенного в ватнике с номером на груди, оловянная посуда, письма родным. Есть примеры самиздата и подпольных листовок, которые расклеивались в эстонских городах.
В России есть несколько музеев, связанных с историей репрессий, главным из которых теперь является Музей ГУЛАГА, расположенный недалеко от метро Новослободская в Москве.
Сложная ситуация сложилась вокруг мемориального комплекса «Пермь-36», который был создан усилиями интеллигенции на месте ГУЛАГовского лагеря, действовавшего со сталинских до горбачевских времен, и где сидели многие известные диссиденты. Сейчас «Пермь-36» пребывает в ситуации управленческой неопределенности.
Вернемся, однако, к тартускому музею. Собственно деятельности КГБ отведена одна комната, которая оформлена как допросная и в которой, помимо канцелярского письменного стола, есть витрина, где находятся артефакты советской секретной службы: различная аппаратура для скрытной слежки и прослушки.
Попадая в эту часть музея, посетитель оказывается напуганным неожиданным голосом из старого динамика: это грубый голос русскоязычного надзирателя, приказывающего заключенному проследовать в камеру и не нарушать правил. Манекен, изображающий надзирателя, находится в конце коридора, в углу. Это плосколицый голубоглазый человек, одетый в советскую форму 1940-50-х гг.
Указатели и подписи под экспонатами свидетельствуют, что музей собирался не один год. Есть уже пожелтевшие таблички с надписями на русском и эстонском, потом есть таблички только на эстонском, а дополнительные пояснительные материалы есть на английском, финском и шведском языках.
Тартуский музей КГБ – один из многих примеров экспозиций о преступлениях коммунистического режима в странах Восточной и Центральной Европы. Получилось так, что в глазах населения этих стран теперь за эти преступления символическую ответственность несет Россия как империя с колониалистскими устремлениями.
Отчасти это так, поскольку в XVIII-XIX вв. Россия действительно расширяла территорию, следуя принятой тогда имперской логике, а советский режим также стал ассоциироваться с российской оккупацией. Нынешняя популярность Сталина в России и стремление «забыть» репрессии также воспринимаются многими бывшими странами социалистического лагеря как попытка тоталитарного реванша.
Однако, с другой стороны, межвоенная история Восточной и Центральной Европы такова, что там шло жесткое противостояние левых и консервативных сил, и местные коммунистические лидеры отнюдь не были пришельцами с Марса: многие из них верили, что марксизм позволит освободить их народы, пусть даже эта вера была наивной и фанатичной.
Мне кажется, что пришло время освободиться от идеологических рамок оценки советского прошлого и рассматривать его как трагический и очень противоречивый период в жизни многих народов, включая народы России.
В этом отношении Тартускому музею, как и многим другим, включая российские, есть куда двигаться в адекватном понимании и экспонировании прошлого.
Роман Абрамов,
социолог, НИУ ВШЭ, г. Москва
