– Александр Дмитриевич, прошли первые 60 лет Вашей жизни. Когда Вы думаете об этой дате, какая первая мысль у Вас появляется?
– Возникает вопрос: 60 – это что?
В конце XIX в. средняя продолжительность жизни была порядка 30 лет. А сейчас у нас по стране – 71 год, в европейских странах и того больше. Посмотрите на возраст руководящего звена по стране и региону: многим за 60 лет. И что тогда из возраста делать трагедию? И второй момент – как ты себя ощущаешь в этом возрасте.
Честно говорю, я физически и психологически не чувствую себя на 60. Думаю, что я все молодой. По внутренним ощущениям, мне где-то полтинничек.
– Вы, видимо, по жизни человек оптимистичный и жизнерадостный?
– Это правда. Для меня стакан воды всегда наполовину полон. Ну а как выживать в социуме, тем более в сложных моментах, если не иметь оптимизма?!
И, во-вторых, жизненный опыт уже подтверждает: как бы там страху ни нагоняли, а все равно в любой ситуации много спасательных моментов.
– Вы прошли путь от участкового инспектора по делам несовершеннолетних до генерал-майора милиции и ректора главного университета Пензы? Ваша успешная карьера – это в большей степени результат упорного труда или везение?
– Честно скажу, каких-то суперпреград у меня по жизни не возникало. Но и не скажу, что я баловень судьбы.
Я родился в хорошей рабочей семье: отец у меня был механизатором, мама работала библиотекарем.
Утром встаешь – мать с отцом на работе. У нас с братом на день задания.
Съездить за травой. Едешь за село на велосипеде, рвешь, мешок – на багажник, и везешь. Попробуй не привези! Дальше к обеду – дровишек наколоть. Дальше – кизяков набрать для печки.
Если сезон, смородину убирать или в огороде какую-то работу делать, картошку обрабатывать. К вечеру – полив. Речка от нас далековато была: через дорогу и овражек. Быстренько полил – и на футбол. В футбол наигрался, смотришь – уже стадо надо загонять. Корова-то ладно. А овцы, бывало, разбегутся… И ты попробуй не собери их в кучу. Отец был у нас строгий.
Так каждый день режим этот и крутился.
С 6 класса я начал работать с отцом штурвальным – помощником комбайнера. В полшестого подъем. В 10 вечера приходишь домой. На себя тазик воды горяченькой выливаешь и в клуб – там интересно, там танцульки. В 12 ночи клуб закрывается – в соседние села едем. Там интересные девчонки были. И хорошо, если нас там не побьют…
И когда ты такую практику проходишь, то начинаешь ценить труд, учишься разбираться в человеческих отношениях, закалку получаешь и физическую, и морально-психологическую. Это помогает потом эффективно двигаться по жизни.
Когда я в армию пришел, нам приходилось и вагоны с углем разгружать, и снег чистить. Так для меня это было одно удовольствие.
Иногда слышишь: армия – это страшное испытание. Для меня армия – это только добрые воспоминания.
– Может, Вы просто служили в такое время?
– Да какое время? Вы знаете, что сейчас в армии сончас предусмотрен? Что сейчас казармы солдаты уже не убирают? Аутсорсинг ввели. А у нас в 74-76 годах?
Почему мне было легко в армии? Потому что я привык к условиям сельской жизни.
Я служил на Сахалине. Утром бежим 3 км. Воздух там влажный. Москвичи бегут и падают – дыхалки не хватает. А для меня это элементарно.
Или, например, командир дает задание. Нет вопросов. У меня это не вызывает протеста. Почему? У меня в глазах отец. Попробуй не сделать. Я однажды поспорил с отцом – черенком по спине получил и сразу стог сена сложил без разговоров.
Армия – это действительно школа жизни. Я в армии столько друзей приобрел, столько опыта получил! Прежде всего, опыта выстраивания отношений.
– Александр Дмитриевич, поделитесь, пожалуйста, некоторыми правилами.
– Первое: чтобы научиться командовать, сначала надо научиться подчиняться. Ты никогда не достигнешь каких-то высот в жизни, если не научишься подчиняться. Потому что само движение жизни в этом случае нарушается. Я тебя дал задание. Если ты делаешь – есть результат. Не делаешь – дело рушится.
Второе: это элемент справедливости. Человек спокойно вынесет любое наказание, но при одном условии – если наказание справедливое. Если я знаю, что сделал что-то не так, я воспринимаю наказание как заслуженное. Но если меня наказали, а я не знаю, за что, это возмущает.
Это в нашем менталитете. Мы же, русские, всю жизнь ищем справедливости. Ищем правду! А где правда? Правда – это справедливость.
Мне кажется, что это главный принцип выстраивания отношений. Я это давно понял. С подчиненными иногда шумнешь, круто скажешь, но я заранее знаю, что он не обидится на меня, потому что он знает за что.
А если иногда не разобрался и нашумел, я считаю, надо найти мужество и извиниться. Это касается не только отношений с подчиненными, но и семейных отношений, с друзьями.
– Вы считаете, что каждый человек интуитивно чувствует, что справедливо, а что нет? Или понятие справедливости у каждого свое?
– Здесь нет четких критериев. В конкретных единицах измерения справедливость не опишешь. Но любой человек на уровне здравого смысла понимает, что справедливо, а что нет.
Ну, разве непонятно любому педагогу или руководителю, что публично грубых замечаний человеку делать нельзя. Хочешь сделать замечание – пригласи один на один. Ты в два раза жестче скажешь, и человек на тебя не обидится. Но когда ты завоевываешь себе дешевый авторитет и унижаешь его на глазах других, он тебе этого не простит.
Еще правило – не надо быть солдафоном в отношениях.
Есть поговорка: нельзя, но если очень хочется, то можно. Бывает, что нельзя: инструкция не позволяет или приказ не разрешает. И вот думаешь: то ли вслепую выполнить этот приказ, согласно букве, то ли и приказ выполнить, и еще человеку помочь.
Вы заметили, что санкция закона всегда предполагает варианты: например, наказание от 3 до 5. Почему? Потому что случай случаю рознь и человек человеку рознь. Поэтому умный законодатель, умный человек всегда должен помнить: ситуации бывают разные.
Можно сказать: вот закон – ничего не знаю. Но если ты вник в ситуацию, то видишь: а вообще-то, есть варианты и человеку помочь, и задачу выполнить. И человек этот будет вам благодарен всю жизнь.
Это всегда ценилось на Руси. Мы же чаще не мозгами выстраиваем отношения, а душой.
– Как генерал-майор милиции стал ректором ПГУ? Согласитесь, не совсем логичное продолжение карьеры?
– Нелогичное, наверное, только на первый взгляд.
У меня на момент назначения ректором было 15 лет научно-педагогического стажа. Я был причастен к открытию юридического факультета в университете. Когда его открывали, нужны были остепененные преподаватели. Оказалось, что в Пензе их всего два. Один из них я – кандидат юридических наук по уголовно-процессуальному праву.
Я читал лекции на дневном отделении, был председателем государственной экзаменационной комиссии. Я и атмосферу знал в университете, и преподавателей.
Кроме того, не все знают, что сразу после школы, перед армией, не имея специального образования, я год работал учителем в своем селе – в Баранчеевской восьмилетке.
В начале сентября школа оказалась без учителя. Девушка, которая получила сюда распределение, вышла замуж за военного. А другие молодые специалисты уже были разобраны.
Директор школы Казурова Лидия Митрофановна пришла к нам домой: «Сашенька, я к тебе с предложением…» Я думал – физруком. Оказалось, учителем физики и математики. Я отказался.
За предмет я не боялся. Я его знал. Но в школе полно родственников и ребятишек, с которыми я вчера в футбол гонял. А тут я вдруг учитель.
Через 2 дня директор снова пришла: я посоветовалась в районо, они навели о тебе справки, в общем, тебя рекомендовали.
И они с матерью меня скрутили. Стал я преподавать в школе.
Помогала мне Гудкова Мария Феофановна, математик от бога. Дала методички, научила составлять план урока. Раза 3-4 они с директором пришли ко мне на урок.
И у меня пошло. Мне понравилось. В школе я прижился. Она многое мне дала. Прежде всего, умение владеть аудиторией.
Получается, судьба моя совершила круг. Господь привел меня из школы в университет. Что-то тут сработало.
– Говорят, за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. Александр Дмитриевич, в Вашем случае это так?
– Процентов 60-70 своих успехов я отдал бы жене. И никогда не стеснялся это говорить.
Я по сей день не знаю забот, как говорят, тылового сопровождения.
На первых порах, когда я работал в милиции, у нас были терки. Жена говорила: я не понимаю, что это за работа. Ты в 12 часа ночи приходишь, ложишься – звонок. Опять уходишь. У меня вопрос: где ты бываешь по ночам?
Потом этот вопрос ушел. Меня никто не третировал. Я обладал определенным кругом личной свободы. А это очень важно. На моих глазах великолепные семьи, и милицейские, и гражданские, разваливались, потому что не было взаимопонимания именно по работе.
У нас в доме были четкие правила. Если вопрос касался профессиональной деятельности – я решаю только сам. А в житейских вопросах я к супруге прислушиваюсь. Жена моя, как женщина, намного чувствительнее меня к ситуации. Это женская интуиция.
Мы, мужчины, часто надеемся на свою нахрапистость, мощь. А они иногда подводят. Бывает, надо потоньше работать.
Слава богу, у нас с супругой выросли прекрасные дети. Ни разу не было, чтобы дочери, зятья или внуки меня подставили. Это очень здорово.
