Издатель Евгений Мануйлов констатирует: писать некому и не о чем.«На самом деле проблема: есть масса интересных тем, а поручить некому. Те ресурсы, которые есть в наличии, все заняты. Единицы людей, которые могут писать и действительно являются журналистами, загружены от и до, по полной программе.
Вместе с тем невероятное количество людей, которые говорят, что они журналисты, они могут и хотят… А по факту ничего они не могут и не особенно хотят.
В редакциях не хватает людей, которые реально могут качественно и талантливо писать. Собственно, уровень развития СМИ не только в Пензе убогенький».
– Но федеральные СМИ…
– Они за счёт того и существуют, что отсасывают всё талантливое из провинции. Есть ореол, огни большого города... В наш век интернета публика учит иностранные языки и валит дальше.
Кроме Евгения Рожкова и Маши Ситтель, есть масса выходцев из Пензы не столь засвеченных на больших экранах, которые работают в серьёзных редакциях и являются уважаемыми журналистами.
К сожалению, в Пензе «застревает» мало талантливой молодежи.
И вторая глобальная проблема: писать стало не о чем.
Ни про кого нельзя писать никакую критику, власть перешла в состояние покойников: либо хорошо, либо ничего. Это закрывает от публики массу болезненных и важных тем.
Долгое время темы подкидывала гламурная тусня: мол, певица такая-то была замечена с актёром таким-то, у них роман, пятое-десятое. С этим был связан расцвет жёлтой прессы и так называемой «гламурной» журналистики.
Но с некоторых пор уже и это под вопросом. Уже и в штанах граждан шарит рука государства. Если мы сейчас начнём обсуждать Моисеева, нам припаяют пропаганду гомосексуализма.
Хотя не знаю, кто больше сделал для этой пропаганды, чем само государство. Последний год не проходит и дня, чтобы эту тему не обсуждали по радио, возбуждая интерес в неокрепших умах школьников. Сегодня тема геев в СМИ соперничает по популярности с Путиным, но писать о них теперь нельзя. Хотя про них и раньше-то никто не писал, не интересны они нашему обывателю.
Принят закон об охране частной жизни. Фотография физиономии персоны является чуть ли не её авторской собственностью. Морду каждого лица на фотографии ты обязан письменно согласовать. Есть какие-то допущения для репортажной съёмки, но на самом деле никто не мешает любой роже с этой фотографии подать в суд и засудить любое издание.
– То есть проблема системная?
– Системная и парадоксальная: писать не про что, но кадров не хватает...
Доступных тем остаётся мало, всё больше мыслимых и немыслимых запретов. Любой текст, например, может быть рассмотрен с точки зрения наличия намёков на оскорбление чувств верующих.
Атеисты над этим посмеиваются, а зря! Тенденция более чем тревожная.
Интересная ситуация: государство стремится к благостности, чтобы минимум информации о сексе, минимум эротики, а что делать с «собачьими свадьбами» на глазах у всего народа, детишек в том числе? Бездомных собак в Пензе принципиально не уничтожают, и они благополучно плодятся стаями и сворами.
Сегодня простой рассказ в личном блоге о путешествии, как ты с любимой женщиной дегустировал граппу в Италии или курил сигары в Доминиканской республике, вполне могут расценить как рекламу алкоголя или табака. Закон это позволяет.
С нового года вступили в действие поправки к закону о рекламе (ст. 24 п.7, 8), которые сильно затрудняют рекламу медицинских учреждений.
Закон так составлен, что медицинские услуги можно рекламировать только в специализированных СМИ, предназначенных для врачей. Абсурд. Зачем им это нужно? Реклама медицинских услуг нужна населению.
Более того, считаю, что это умышленное вредительство, направленное на дальнейшее сокращение населения России. В условиях, когда государство все больше уходит из сферы здравоохранения, люди вынуждены сами искать информацию о том, как сохранить свое здоровье: какие появились новые препараты, методики, клиники и так далее. А именно эта информация теперь под запретом!
Гнусности добавляет тот факт, что при сужении законных тем всё больше возникает псевдо-СМИ, которые пишут не понятно о чём. Хотя есть сферы, которые могут быть интересны, но они никак не охвачены.
– Вы полагаете, в обществе существует потребность в местных изданиях на разные темы, даже некоторый голод?
– Конечно, существует. Мне, например, совершенно неинтересно читать, что в каком-то Нью-Йорке у какого-нибудь Джастина Бибера произошло. Даже и про Москву по большому счёту читать неинтересно: где мы и где Москва, две совершенно разные планеты.
В Пензе масса очень интересных героев, легендарных людей, но мы про них ничего не знаем. В городе происходит масса событий. В лучшем случае они освещаются кратенько в хронике. Каждая новость может стать событием, если ей позаниматься и развить. Но поскольку заниматься некому, она тает в потоке таких же псевдоновостей.
– И выход есть какой-нибудь?
– Просто каменный век, его надо пережить.
– Я правильно поняла, что у Вас как у издателя некое разочарование, или претензия, в том, что нет хороших свежих профессиональных кадров?
– Это не претензия и не разочарование, это просто констатация факта. Это проблема не только для меня, как издателя, но и для общества, как потребителя информации. Общество хочет получать качественный продукт. Мы не имеем ресурса, чтобы его создать.
То же самое касается и рекламодателя, например. Рекламодатель хотел бы получить качественную рекламную статью. Нам, как рекламистам, это создавать всё сложнее и сложнее, кадры мельчают и мельчают.
– Ситуация безвыходная?
– Может быть, и не безвыходная, но на данный момент она такая. Развивать свои поэтические таланты в плане журналистики народу всё менее интересно. Потому что в блогосфере «пипл хавает» километровые размышления ни о чём. На любого урода найдётся на просторах российского Интернета 500 таких же уродов – «френдов».
Читать-то нечего совершенно. Переходишь от блога к блогу, с одного новостного портала на другой, везде одно и то же.
– Говоря каменный век, Вы имеете в виду провинцию?
– И в федеральных СМИ много откровенной халтуры.
– Вы не думаете, что это связано с коммерциализацией?
– В СССР тоже зарабатывали, но делали это талантливо. Были яркие журналистские таланты и союзного уровня: Долгополов, Песков, Сенкевич. Сегодня есть ли звезда уровня Сенкевича в плане путешествий? 38 тысяч каналов про путешествия, 38 тысяч совершенно одинаковых передач, а Сенкевича нет. Про заграницу пишут все, кому не лень, но так, как это делал Долгополов, никто не делает. Про природу вообще никто не пишет.
– Может быть, считается, что это неинтересно сейчас?
– А Песков писал интересно. Была совершенно элитная продукция. Сейчас очень многие ушли в такой жанр как ток-шоу. Собирается некое количество оплаченных людей, глупые вопросы задают. Журналистика заменилась некоей имитацией обсуждений.
– Почему же сейчас талантливость уходит на второй план?
– Я думаю, потому, что в советские времена были требования к школе. Мы перешли в рыночную экономику, а инструментариев западных не переняли. Существует замечательная система гильдий. В Германии, например, она действует очень жёстко.
Ты не станешь автослесарем, если тебе гильдия не даст подтверждения. Ты можешь быть автослесарем по образованию, но не будешь иметь права на профессиональную деятельность, пока гильдия не признает тебя своим членом.
У нас в обществе в целом нет таких стандартов и таких институтов. То, что государство контролирует, лицензирует и надзирает – ещё более-менее ответственно и качественно, но в остальном, и это касается любых ремёсел, журналистики в том числе, ничего не существует.
– Вы бы хотели в Пензе организовать гильдию или лигу журналистов?
– Я бы не хотел. Если бы она появилась, я бы приветствовал и участвовал.
– Чем бы она занималась? Проводила творческие конкурсы?
– Творческие конкурсы, мастерские, мастер-классы. Есть и звёзды федерального уровня, есть очень приличные преподаватели.
– Но в Пензе же есть отделение Союза журналистов?
– Есть, но я про него давно не слышал и не знаю, чем оно занимается. Я был членом и взносы платил, а числят ли меня сейчас... Гильдия – правильный путь организации профессий. Журналистика – это же оружие массового поражения! И оно должно служить мирным целям.
В 1990-е гг. был расцвет журналистики как таковой. И интерес у читающей публики был колоссальный. Сейчас закручиваются все мыслимые и немыслимые гайки. Скоро до официальной цензуры докатимся.
И в этом есть только один плюс. Цензура всегда развивала в людях художественные формы выражения.
Если нельзя напрямую сказать о негодяе, что он негодяй и мерзавец, то придется применять художественные таланты и показывать это художественными средствами.
Нельзя критиковать всем известные персоны, но можно, например, говорить о «баранах» в «шкурах львов». Следующим этапом должно стать развитие эзопова языка. Мы на пороге золотого века.
