Почему при чтении статьи Валентина Мануйлова «Россия в 2030 году: тезисы о надежде» вспоминается советский историк Натан Эйдельман? Подсознание рефлекторно отыскивает одного из немногих, кто смел сомневаться в имманентности прогресса?
В выстраданной поколениями гуманитариев (включая польского философа Л. Колаковского, эссе которого стали отправной точкой для суждений о России-2030) вере в то, что хотя бы раз в 40 лет приходит оттепель и восходит «звезда пленительного счастья»?
Помните: «И мог бы наступить момент, когда чрезмерное высасывание загубило бы все дерево; когда, в конце концов, не нашлось бы ни «прибавочного продукта», ни сил, ни духа у огромной страны, чтобы развиваться и идти вперед, накапливать средства для капитализма. Так бывало в мире: некоторые древнейшие цивилизации замирали, засыхали, истощенные ненасытным, безграничным аппетитом землевладельцев и государства; засыхали настолько, что, по замечанию Герцена, «принадлежали уже не столько истории, сколько географии» (Н. Я. Эйдельман. «Твой восемнадцатый век», М., 1986, стр. 145).
Однако Натан Эйдельман был советским историком. Ему по должности полагалось исповедовать априорность прогресса. Так почему же?
Очевидно, он не на словах, а на деле брал на себя смелость пользоваться инструментарием той философии, которая в то время позиционировалась как господствующая. Например, исходил из того, что для осуществления прогресса должен быть класс, большой слой людей-носителей этого прогресса. И не просто класс, а класс, связанный с орудиями труда, способный революционизировать эти орудия труда и через их изменение влиять на производственные и общественные отношения.
Но если этому креативному классу, едва он заявляет о своих интересах, делают предложение, от которого невозможно отказаться, – предложение переквалифицироваться в барскую челядь, офисный планктон – назовите как угодно, то, соответственно, ухудшаются и перспективы прогресса.
Можно вслед за Валентином Мануйловым верить в то, что «правящий класс», как только чувствует, что ему вот-вот «не на что
будет содержать аппарат принуждения, чтобы сохранять себя у
власти» (цитирую текст Мануйлова «Россия в 2030 году: тезисы о надежде»), «ослабляет вожжи»
и идёт навстречу «креативному классу».
Но, опять-таки, стоит вспомнить те тезисы, которым учили во времена Н. Эйдельмана. В частности, о том, что «политика внешняя есть продолжение политики внутренней». История полна примерами, когда правящий слой, ощущая исчерпание действующей модели развития, «бескормицу», предпочитал преодолевать кризис не за счет сотрудничества с креативным классом своего времени и перехода на более высокий хозяйственный уклад, а решать проблемы экстенсивным путем.
Типичный пример (если не по Эйдельману, то по Тарле) – Крымская война. Не случайно же один из критиков В. Мануйлова назвал свой отклик «Если удастся преодолеть имперский синдром», выдвигая данное преодоление условием развития.
Причем каждый новый правящий слой на своем витке истории свято верит: «У Наполеона не получилось, у Николая I не получилось, но вот у нас-то уж непременно выйдет».
А если не выходит? Что тогда? Отсылать любопытных к «пятой колонне», вредителям, внешним супостатам?
И чем дольше общество блаженствует в эйфории «простых решений», тем больше шансов на вступление в силу «формулы Герцена» по поводу соотношения географического и исторического в державном бытии.
На ум приходит лишь один пример, когда правящий слой, ощутив исчерпание действующей модели развития и сползание в застой, сумел, не дожидаясь военной катастрофы, стать во главе креативной революции. Речь идёт о Джоне Кеннеди, американском президенте.
Том самом, который приказал запломбировать на территории своей страны нефтяные скважины. И свернул Штаты с ресурсного пути развития на технологический, предотвратил превращение США в сырьевой придаток Японии и ЕС.
Конечно, автор этих строк не предлагает закупоривать нефтяные и газовые скважины РФ. Мы же не какие-то там Штаты 55-летней давности!
Просто приведен пример грубого, но эффективного перехода с одной парадигмы развития на другую.
Буду рад, если кто-либо из читателей подскажет аналогичный пример из отечественной истории. Надо только помнить, что подобные решения требуют не только ума, воли, способности поступиться идеей о том, что «на мой век преференций существующей системы хватит». Но и мужества.
Джона Кеннеди ведь застрелили.
Алексей Борисов,
вольный мыслитель
