Самое читаемое в номере

Олег Рубцов: «Книга, которая может изменить мою жизнь, у меня впереди»

A A A

В рамках цикла «Мое чтение» на вопросы анкеты «Гардиан» сегодня отвечает Олег Рубцов, предприниматель, продюсер международного фестиваля Jazz May, автор проекта «Пензенская книжная ярмарка».

rubcovКнига, которую я сейчас читаю
В моей жизни очень редко случаются периоды, когда я сосредоточиваюсь на одной книге. Обычно читаю по нескольку книг одновременно.
К какому именно тексту я обращусь в конкретный момент времени, зависит от настроения, степени усталости и доступа к носителю: часть книг я читаю в бумажном виде, часть – на планшете.
У меня довольно часто случаются различные поездки, и в дорогу «бумагой» я стараюсь не нагружаться. Сейчас в той или иной степени завершенности находятся, наверно, около десяти книг, но основное внимание приковано к трем.
Елена Ржевская «Геббельс. Портрет на фоне дневника». Военная переводчица Елена Моисеевна Каган прошла войну от Ржева до Берлина и находилась в составе группы, обнаружившей сожженные тела Йозефа Геббельса и членов его семьи.
Именно она одной из первых получила доступ к архиву второго человека Третьего Рейха. Подробно изучая дневниковые записи Геббельса, она соотносит их с объективно установленными фактами его биографии и реконструирует психологический портрет одного из главных злодеев в истории человечества.
«Незнайка на Луне» Николая Носова. В сознательном возрасте перечитываю уже второй раз и не перестаю удивляться, насколько точную и свободную от идеологических клише характеристику капиталистического общества Носову удалось упаковать в формат детской сатирической повести.
Дневники протоиерея Александра Шмемана. Прекрасно беллетризованные воспоминания эмигранта, выдающегося богослова, заметного деятеля Православной церкви в Америке.
Подробное бытописание русской эмиграции первой половины XX века, глубокие рассуждения о Боге и религии, галерея портретов выдающихся эмигрантов, в том числе Александра Солженицына, с которым Шмемана связывали годы близких отношений и содержательной переписки.

Какую книгу, из тех, что я помню, я прочел первой
Эрнест Сетон-Томпсон «Маленькие дикари» о беззаботных каникулах компании мальчишек, которые на несколько недель уходят в лес и начинают игру в индейцев, организуя свой быт в точном соответствии индейским традициям.
Больше всего в этой книге меня завораживали подробные инструкции строительства типи и вигвамов, изготовления ножей, луков и стрел, предметов обихода. Удивительный сплав художественной литературы и «поваренной книги настоящего индейца».

Книга, которая изменила мою жизнь
Такого культа в моей жизни не случилось – меня сформировал достаточно обширный корпус текстов. Возможно, книга, которая может изменить мою жизнь, у меня впереди.

Писатель, повлиявший на мой стиль
Венедикт Ерофеев. В XX веке перечень апокрифических (именно в религиозном понимании) текстов был дополнен великой поэмой «Москва-Петушки», просто до сих пор не все это поняли. Когда-то знал ее наизусть практически полностью, да и сейчас постоянно цитирую в разговорах.
Язык Ерофеева – ключ к уникальному мироощущению, основанному на гуманизме, самоиронии, православной традиции и психологизме классической русской литературы.
Захар Прилепин, несмотря на заносы в публичном поле, остается для меня самым значительным русским писателем современности.
Помимо прочего, я считаю его носителем уникальной интонации и горжусь тем, что несколько лет назад после выхода романа «Обитель» устроил его встречу с пензенской публикой.

Наиболее переоцененная книга
Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Медвежья услуга, которую эмигрантка Алиса Розенбаум оказала всей нашей цивилизации. Даже если абстрагироваться от разрушительной – на мой, разумеется, взгляд – философии рационального индивидуализма, книга вопиюще плохо написана.
Картонные герои и ходульные диалоги обтягивают угловатый каркас банального производственного романа. Полное отсутствие художественных достоинств – самая мощная инъекция дурного литературного вкуса, какую только может получить читатель.
Ричард Бах «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Поверхностная моралистика, вульгарный безоглядный индивидуализм – словом, все краски, которыми цветет современный Инстаграм. Терпеть не могу эту притчеобразную духоподъемную квазиэзотерику.
Алексей Сальников «Петровы в гриппе и вокруг него». Одно из самых громких событий российского книжного рынка последней пятилетки. Возможно, оптика замылилась, но, как я ни старался, мне не удалось разглядеть в авторе нового Платонова. Довольно пустое, бессмысленное и неровное повествование.
Михаил Булгаков «Собачье сердце». Если вчитаться, это не более чем эскиз, набросок неплохой повести, бессмертие которой обеспечила великая экранизация Евстигнеева – Бортко.

Наиболее недооценённая книга
Тут список может оказаться достаточно длинным. Чтобы не утомлять аудиторию, ограничусь первыми тремя книгами, пришедшими на ум.
Генри Миллер «Время убийц». Широкой публике Миллер известен как бытописатель американских трущоб. Его великие романы «Тропик Рака», «Тропик козерога», трилогия «Сексус», «Нексус», «Плексус» вытесняют на обочину читательского внимания небольшое эссе о судьбе Артура Рембо.
Обращаясь к трагической фигуре известного французского поэта, автор размышляет о месте художника в мире, ведет воображаемый диалог со своим предшественником, задумчиво примеряет на себя образ великого писателя.
Как по мне, эта книга – ключ к творчеству Генри Миллера. Тому, кто войдет через эту калитку, никогда не придет в голову оперировать ярлыком «писателя-порнографа», который уже несколько десятилетий на Миллера пытаются навесить.
Джонатан Франзен «Поправки». Франзен – блестящий современный американский прозаик. Апологет «школы Достоевского», создающий сложно устроенные увлекательные тексты, в которых вводятся в оборот многие современные реалии и при этом поднимаются проблемы «на все времена». То есть все признаки великой литературы налицо, но, к сожалению, мало кому в нашей стране это известно.
Во время недавней поездки во Владивосток благодаря моему гиду, писателю Василию Авченко, и издателю и книготорговцу Александру Колесову открыл для себя малоизвестного поэта и прозаика Арсения Несмелова – человека удивительной судьбы, авантюриста, участника Белого движения, позже – агента фашистской Японии, одного из немногих представителей русской «окопной прозы» времен Первой мировой войны.

Книга, которая перевернула моё сознание
Юкио Мисима «Исповедь маски». Повесть о внутренней драме японского гомосексуалиста подсунул мне мой дядя, за что я ему до сих пор глубоко признателен.
Так в тринадцать лет я узнал, что книги пишут не только о пиратах и мушкетерах, что в Японии есть своя великая литература, что Юкио Мисима был подлинным самураем, и его жизнь – это отдельное художественное произведение, вобравшее в себя огромное литературное наследие вперемежку с виражами удивительной биографии.
А еще примерно с тех пор для меня очевидно, что возрастная дискриминация читателя, зрителя и слушателя – это унижение человеческого достоинства и преступное игнорирование права человека самостоятельно выбирать траекторию интеллектуального и духовного развития (пламенный привет Роскомнадзору, предписывающему продавать сборники Бродского в вакуумных упаковках с идиотским маркером 18+).
Эдуард Лимонов «Это я – Эдичка». Наиболее удачная за всю историю мировой литературы попытка препарировать человеческое одиночество. Разумеется, на мой глубоко субъективный взгляд.
Александр Терехов «Каменный мост». Помимо блестящего стиля и проработанной документальной основы, роман ценен тем, что представляет собой подробный путеводитель по сталинской Москве 40-х.
Я читал его посреди раскаленного московского лета, кажется, 2008 года, и десятки давно знакомых адресов открывали мне свои жуткие секреты. Несколько месяцев после этого я ходил по городу как зачарованный – для меня книга сформировала новый слой московской топографии.
Джонатан Литтелл «Благоволительницы». Оглушительное, беспощадное к читателю повествование, написанное от лица офицера СС.
Тема «рабочих будней» палача владела моим воображением на протяжении многих лет, и в этом смысле книга попала точно в цель. Каково это – вечерами потягивать вино или шнапс, рассуждать о Лермонтове и культуре великой России, а утром надевать китель, до блеска начищать сапоги и идти на работу, где нужно выкашивать пулеметными очередями «живые изгороди» заключенных, стоящих на краю котлована, а потом, чертыхаясь, увязать по колено в человеческом месиве в поисках зажигалки?
Литтелл предложил свою вполне убедительную версию того, что творится в голове персонажа, за что был удостоен Гонкуровской премии – одной из самых авторитетных в мире литературных наград.

Книга, которая заставила меня рассмеяться
Джонатан Сафран Фоер «Полная иллюминация». Книга, полная гротеска и щемящей грусти. Некоторые сцены с участием эксцентричного дедушки и его придурковатого внука заставляли меня хохотать в голос. Ох, давно это было.

Книга, которая заставила меня расплакаться
Книгу вспомнить не смог, а вот во время прочтения стихотворения Бориса Рыжего «Я тебе привезу из Голландии Лего» недавно натурально заскребло в горле. Потому что очевидно, что «никто не придет назад». Через несколько месяцев после этого простого по форме посвящения сыну Борис Рыжий повесился.

Книга, которую я не смог закончить
«Короткие интервью с подонками» Дэвида Фостера Уоллеса. Корешок его флагманского романа, «Бесконечной шутки», пугающего своим объемом фолианта, получившего отличную прессу и ставшего настоящей сенсацией российского книгоиздания, уже пару лет призывно смотрит на меня с книжной полки.
Знакомство с творчеством Уоллеса я решил начать с малого, но «Короткие интервью» мне пока не поддались (говорю «пока», потому что терпеть не могу оставлять книги непрочитанными). Полифоничные постмодернистские тексты без героя давно сместились на периферию моих интересов.

Какую книгу я хотел бы прочитать, или стыдно, что не прочитал ее до сих пор
Список таких книг огромен. Когда я мысленно перебираю все то, что давно должен был прочесть, становится по-настоящему больно за годы упущенных возможностей. Пусть здесь будет «Воскресение» Льва Толстого.

Лучшая из подаренных мне книг
Егор Летов «Я не верю в анархию». Уже и не помню, кто и при каких обстоятельствах мне ее подарил. Может, и не дарили вовсе – в юности было принято меняться книгами и аудиокассетами. Не исключаю, что в какой-то момент просто забыл вернуть.
За многие годы клеенчатая обложка основательно истрепалась, но это не мешает мне регулярно возвращаться к высказываниям одного из самых значительных русских поэтов, философов, мистиков XX-XXI веков, с беспощадной точностью сформулировавшего важнейшую максиму моей жизни: «Я человек, свято и отчаянно верующий в чудо. В чудо неизбежной и несомненнейшей победы безногого солдата, ползущего на танки с голыми руками. В чудо победы богомола, угрожающе топорщащего крылышки навстречу надвигающемуся на него поезду. Раздирающее чудо, которое может и должен сотворить хоть единожды в жизни каждый отчаявшийся, каждый недобитый, каждый маленький».

Моё любимое чтение
Пьесы Чехова. Феномен Чехова-драматурга для меня по-прежнему абсолютно непостижим. Главная загадка заключается в том, каким образом при минимальной плотности событий ему удается раскрыть авторский замысел, оставляя при этом бездны воздуха для всякого, кто осмелится предложить свою сценическую интерпретацию этих великих текстов.

Прочитано 1374 раз

Поиск по сайту