Самое читаемое в номере

Очень много было солнца в Тбилиси

A A A

Так мы назвали фрагмент воспоминаний Дины Мануйловой, в девичестве Дины Клиот, мамы издателей Валентина и Евгения Мануйловых, о послевоенной жизни в Тбилиси в 1945-1949 годах.

tbilisi
Нахаловка в Тбилиси, дореволюционный вид

Мы приехали в Каратаклю, выгрузились на станции, и нас встречали.
Мама давала телеграмму из Баку. Может быть, председателю сельсовета, потому что они жили без врача, пока нас не было.
Среди встречавших нас была девочка, с которой я дружила, Пюджа. Я разулась, и мы с ней шли пешком по утоптанной дорожке. Помню свое жуткое ощущение: она со мной говорит, я понимаю, что она у меня спрашивает, но не могу ей ответить на азербайджанском.
Я отвечаю на русском, а она надо мной смеется. Но пока мы дошли до деревни, я заговорила. К сентябрю надо было решать, где я буду учиться.
Прислали маме молоденькую медсестру Назико, после окончания училища в Тбилиси. Стала она моей маме давать советы. Предложила мне жить у ее мамы. Её мама была нянечкой в детском саду, а поскольку Назико жила здесь, там было место.
Она мою маму уговорила отдать меня в третий класс, а не во второй. Мне переделали аттестат, и я пошла в третий класс.
Это был район Тбилиси, который назывался Нахаловка. Там жил рабочий класс. Там были дома и коммунальные, и индивидуальные.
У мамы Назико был большой двор, в нем два дома. Этаж был полуподвальный. Ступени вели вниз. Было полторы комнаты. Она жила одна.
Самая ближняя русская школа от дома мамы Назико в Тбилиси была 21-я женская школа. Располагалась она в жилом доме, два этажа буквой «Г». Во двор выходила застекленная веранда. Очень большой двор, вымощенный булыжником.
tbilisi2

Тбилисский вокзал и площадь, август 1967 г.

В субботу после школы на пригородном поезде я уезжала к маме. Три квартала, через дорогу – и вокзал. Пригородным поездом я ехала до станции Гардабани.
Я приезжала, было уже темно. И мама бегала по перрону и кричала: «Дина, Дина!», чтобы я шла на ее голос.
В воскресенье она меня мыла, переодевала, и в понедельник утром я уезжала обратно: училась я во вторую смену.
Школа находилась на улице Монтина, это какой-то местный революционер был. Перед школой был Тбилисский авиационный завод. Неподалеку был Молоканский базар.
Я была в «Б» классе. Класс был большой, человек 30. В эту школу я ходила с 3 по 6 класс – 4 года. Смешанное образование было только в районах, где невозможно было создать две школы.
За это время мама поменяла место работы. Сначала ее перевели в райцентр, в азербайджанское село Кесало (потом его переименовали в Гардабани). Там было очень красивое место: зелень, арыки. Летом я была там, а перед 1 сентября уезжала в Тбилиси.
Языка я толком не знала, грузинский так и не успела выучить. Я написала как-то диктант на пять, и наша публика сказала: «Списала!»
Наша учительница заступилась за меня, сказала, что я не могла списать, я же не
знала, что учитель будет диктовать. Потом оставила меня после уроков, пригласила
маму.
К концу полугодия мама приехала поговорить с учительницей, ее звали Анна Ивановна Таранова.
Дело кончилось тем, что я поселилась у нее. Она была одинокая женщина. И жила в доме – ул. Стрелковая, дом 15.
До революции это был большой доходный дом в три этажа и принадлежал он отцу Анны Ивановны, он был машинистом. По тем временам это была рабочая аристократия. Квартира, деревянная веранда и две-три лестницы, по которым спускались во двор.
Я спала на узеньком диванчике, Анна Ивановна – на хорошей кровати. Посередине комнаты был стол, за которым мы обедали и за которым я делала уроки. Моя успеваемость сразу пошла вверх.
Мы жили на 2-м этаже, а на 3-м этаже, в крохотной комнате, жила жена старшего брата Анны Ивановны Надежда и дочь Аллочка. Анна Ивановна очень почитала Надежду, а та глядела на нее свысока.
Потом мне объяснили, что Надежда была дворянка, знала французский. Но зато она была беспомощная и неприспособленная к жизни женщина. Все они отпускали шуточки по этому поводу. Муж ее Виктор был на фронте.
А младший брат Костя сидел в тюрьме за коммерческую деятельность. Ходила к нему носить передачи младшая сестра Нина Ивановна, красивая женщина.
Первый ее муж был НКВДэшник, то ли он погиб в какой-то операции, то ли свалился с мотоцикла. И тут ей подвернулся вдовец – Паронян Михаил Григорьевич, с двумя взрослыми детьми. Его родня очень была недовольна, так как для них это был мезальянс. Он – представитель аристократической армянской фамилии. Еще до революции он учился в Петербурге в мединституте, а его брат Вагаршак был адвокатом.
Нина Ивановна с дядей Мишей жили на улице Калинина, это был центр города, два окна квартиры выходили на улицу Калинина. И три окна – на Кукуевский сквер.
Дом был старинный, дореволюционный, с высокими потолками, с лепниной.
У Анны Ивановны я жила полгода. Когда вернулась после летних каникул, Анна Ивановна заболела, и Нина Ивановна забрала сестру и меня к себе. Анна Ивановна вскоре умерла. У Нины Ивановны я прожила два года. Там мне было очень хорошо.
tbilisi3

Проспект Руставели в 40-е годы, Тбилиси

Нина Ивановна была женщина разумная. Работала она медсестрой в Главлечсануправлении республики. Это управление находилось на проспекте Руставели. Она дежурила через двое суток на третьи. Ездила по скорой обслуживать больших людей. Это был 1946 год, ей было не более 45 лет.
Ей я обязана очень многим. По инициативе дяди Миши меня начали водить в театр. Дядя Миша был лет на 20 старше Нины Ивановны, то ли главный врач, то ли заместитель главного врача в детской поликлинике.
В Тбилисском оперном театре «Бахчисарайский фонтан» – первое, что я увидела.
Очень красивый театр, элегантный и благородный. Ложи и балконы из резного ореха. Сначала меня водили на балет, так было положено. Потом «Кето и Коте» Долидзе: опера на грузинском языке, но я все понимала.
Потом меня повели в русский драматический театр имени Грибоедова. До этого, еще когда я жила у Анны Ивановны, у нас были абонементы и мы ходили в ТЮЗ.
В ТЮЗе тогда работал и произвел совершенно неизгладимое впечатление на
мою детскую душу Евгений Лебедев, выдающийся актер. Первая роль, в которой я его видела, Баба Яга в сказке «Про царевну-лягушку».
Его потом Товстоногов, его родственник, который тогда был главным режиссером Тбилисского русского драматического театра им. Грибоедова, забрал к себе.
Нина Ивановна обычно брала дежурства на 1 мая и на 7 ноября. А в эти дни были бесподобные парады, потом их повторили в Корее, в Китае.
Тетя Нина брала меня с собой на дежурство, и я весь день сидела с ней на большом окне и смотрела все парады. Они шли по проспекту Руставели от памятника поэту до конца площади, а потом расходились на разные улицы. Это был первый большой город, который я видела в своей жизни.
Тетя Нина и тетя Соня водили меня в баню. У них у обеих были длинные волосы, и у меня были косы. И мы ходили в баню, в которую брат Нины Ивановны, который вернулся с фронта в капитанском звании, с орденами, брал нам абонемент.
И мы ходили в серные Орбелиановские бани. Сейчас этих бань нет, потому что, когда прокладывали в Тбилиси метро, сделали его некорректно и потеряли источник. А там была натуральная серная вода, и бани были старинные. Их еще Пушкин описывал.
Это помещение – вниз по ступенькам, слегка пахнет серой. В номере было три помещения. Раздевалка, во втором помещении – мраморные диванчики и бассейн, а третье – мыльня, где были краны с горячей и холодной водой. Было очень тепло. Брали с собой яблоки, номер был заказан на 3 часа. И в этот день я не ходила в школу! Очень было душевно.
А в школу я ходила в свою, 21-ю. На очень большое расстояние!
У тети Нины недалеко, через квартал, была Тургеневская улица, и на ней тоже была женская школа. Но я не захотела туда переходить. Я вообще очень туго сходилась с людьми, мне было тяжело переходить в новый класс.
Очень рано она меня поднимала, кормила завтраком. Я очень далеко, мимо Молоканского базара, шла в школу.
Это уже была первая смена, транспорт то ли ходил, то ли не ходил, прохожих почти не было, одни дворники. Дворники ко мне привыкли и здоровались со мной. Идти мне надо было около часа, вставала я в полшестого, а занятия начинались в восемь.
* * *
Из письма Дины Клиот маме, 30 октября 1947 года.
«Здравствуй, дорогая мамочка!
Посылаем тебе: 1 кг 200 г макарон, литр уксуса, синьку, 400 г сахара, щелок тетя Нина пачкой не нашла, а посылает 1 стакан на первое время.
Из медикаментов посылаем тебе: сульфидин 10 г, мышьяк 16 ампул, 10 ампул кофеин, 10 ампул хина, 6 ампул пантопон, 10 ампул камфоры».
Из письма Дины Клиот маме, 27 февраля 1948 года.
«Дорогая мамочка! В конце месяца стало очень трудно с продуктами. Большие очереди, и ничего нельзя достать. Дядя Костя с трудом достал сегодня 1/2 кг сахара для чаю, а то у нас сегодня кончился весь сахар. Лимонов кг не было. Достали штучно. Посылаем тебе три штуки.
Тетя Нина приготовила для сегодняшнего дня все лекарства. Два лимона оставила для меня.
Постараемся на этой неделе достать продукты к твоему приезду. Я тебя очень ждала. Думала, что приедешь и куда-нибудь пойдем.
Обязательно приезжай в ту субботу, а то я умру со скуки. Завтра общеродительское школьное собрание. Не знаю, что мне будет. Ведь на собрание никто не придет».
* * *
За школьную жизнь попадались разные люди. Потом уже понимаешь, насколько интересные.
У Пароняна был брат, дядя Вагаршак, и его жена тетя Таня. Они были очень интеллигентные люди. Он работал юристом, скорее всего юрисконсультом, оба их сына погибли на фронте, и они доживали в самом начале улицы Грибоедова. Квартира у них была небольшая: веранда, комната и все удобства.
У них были друзья, фамилию не помню, мама и сын. Мама – тетя Варсеник, а сына звали Вигент Павлович. Я его запомнила, потому что имя было необыкновенное – Вигент Павлович, его только так и звали, даже дядя Вагаршак. А тетю Варсеник – на «ты».
Квартира у них была роскошная. В старинном доме, большая, пустая. Возможно, это была их квартира еще до революции, а потом ее вернули.
В одной комнате был большой настоящий рояль, и Вигент Павлович играл на этом рояле. Служил он на железной дороге и ходил в форме. Тогда была мода, все ходили в форме. Сталинская манера.
И между собой они вели разговоры про политику. Мне сунут какой-нибудь журнальчик, я сидела в кресле, но обрывки разговоров слышала. Потом я у тети Тани спрашивала. И узнала, что тетя Варсеник – из дореволюционных революционеров, она была в эмиграции и говорила «Надя и Володя» про Крупскую и Ленина. Очень спокойным тоном, не слезливым.
Потом тетя Таня сказала, что она вместе с ними была в эмиграции, что мужа ее замели, а ее и сына не взяли, но чтобы я никому никогда ни слова.
* * *
Потом благополучие кончилось, потому что в 1948 г. была очень крупная операция, проводимая НКВД, по каким-то чисткам, возглавлял ее Берия. Брали всех подряд. Выселяли курдов, ассирийцев, армян-дашнаков.
А у дяди Миши один сын погиб на фронте, а второй сидел в лагере, как член какой-то партии.
Помню, приезжала дальняя дяди Мишина родственница, которая тоже сидела, и с 1947 г. ее выпустили. Она была певицей. В лагерях она была в агитколлективе и случайно пересеклась с троюродным братом. Она рассказывала, что его страшно пытали, ставили под холодный душ и капали на темечко по капле холодной воды. Там он и погиб. По всей вероятности, сошел с ума.
В 1948 г. я закончила 5-й класс и поехала на каникулы. В Гардабани шли аресты, никто ничего не знал. И мама перед школой поехала в Тбилиси узнать, когда меня привезти, и приехала с совершенно жуткими новостями, что всех уже выслали.
Выслали собственно Михаила Григорьевича, но забрали всех троих – и Нину Ивановну со Славкой. Куда-то в Сибирь.
Мама договорилась с родителями моей одноклассницы Жени Самсоненко. Я вернулась жить в тот район, где жила у мамы Назико. Женины родители жили на улице Кебория, летчика, Героя Советского Союза.
Это был частный сектор. Женины родители жили в очень маленьком домишке.
И во дворе находилась летняя кухня, где готовили и зимой и летом. Они держали корову, у них были соленые огурцы, капуста, помидоры.
До 1949 г. я жила у Самсоненко, это называлось старинным словом «нахлебник» – на хлебах. Мама платила деньги, какие – не знаю, а родители Жени выписывали в совхозе продукты.
* * *
Тбилиси – город незабываемый. Город очень красивый в смысле сочетания стилей: восточного и западного. Восточный колорит во многом связан с рельефом местности. А западный колорит туда, конечно, принесла Российская империя.
tbilisi4

Улица Калинина в Тбилиси, 1975 г.

И вот два главных проспекта – проспект Руставели, и проспект, который тогда носил имя Плеханова, это два проспекта, отстроенных в XIX веке. При лучших архитектурных достоинствах эпохи.
На проспекте Руставели был очень красивый Воронцовский дворец – невысокий, небольшой, три этажа, не больше. Видимо, с тех времен, когда Воронцов был наместником Кавказа. На втором этаже находилась бальная зала – громадный зеркальный зал, зеркала были некрупные, но очень хорошо отделанные лепниной в бронзе.
В мои времена это был Дворец пионеров, и там были елки. Туда был совершенно свободный вход, много кружков.
Потом, если идти по проспекту от памятника Руставели, второй конец достаточно длинной улицы заканчивался площадью, которая тогда называлась Берия. Он еще был жив, на вершине власти. Грузины между собой иронично называли его Лаврик. Потом эту площадь переименовали.
По правую руку – Воронцовский дворец. А по левую – два театра. Оперы и балета. Очень красивый, с резным ореховым деревом в ложах. Фасад каменный, я не помню, чтобы в нем было что-то восточное. Стоял он особняком, и слева, и справа от него были деревья. Как во дворике.
Дальше – знаменитый грузинский драматический театр им. Руставели. У него была массивная дверь, то ли бронза, то ли под бронзу. Перед ним был чугунный портик: там всегда было сухо. Дальше – угловое здание гостиницы Интурист со стеклянными дверьми.
ТЮЗ был на проспекте Плеханова. Главным режиссером тогда там был Николай Яковлевич Маршак, брат поэта. Евгений Лебедев был очень любимым актером, в «Оводе» он играл Монтанелли.
От проспекта Плеханова до проспекта Руставели дорога шла через Воронцовский мост.
Главное тбилисское дерево – платан – украшало весь город. Само дерево с пестрым стволом и большими листьями. Конские каштаны росли, но меньше.
На проспекте Руставели рядом с Воронцовским дворцом находился павильон-магазин «Воды Лагидзе».
Лагидзе – биохимик и очень хороший, как я сейчас понимаю, бизнесмен и изобретатель. Он придумывал рецепты, по которым сиропы делали для этой воды. Ничего вкуснее вот этих вод я не пробовала нигде!
В Тбилиси сама по себе вкусная вода. «Тархун» – изобретение Лагидзе, он был только там, а еще «Слива», «Вишня» и другие напитки из натуральных соков, в которых было мало сахара. Тут же пекли хачапури. – Там всегда было много народа, для нас было счастьем у Лагидзе попить водички. Она не била в нос, не раздражала горло, все было строго дозировано! Очень вкусно!
Дальше были правительственные здания, и кончалась улица Русским драматическим театром имени Грибоедова. Но вход был через двор, через открытые ворота. Здание было добротное, с хорошей сценой.
И вот в этом театре начинал играть и потом был режиссером Товстоногов. Он сыграл роль в истории этого театра.
А Лебедев был женат на его сестре. Мы были первое поколение, которое смотрело, как играла приехавшая из Москвы Бурмистрова Татьяна: «Таня» Арбузова. Это, наверное, был 1948-1949 гг. Играла она очень хорошо, свежо.
Дина Мануйлова (1936-2012)  надиктовала свои воспоминания в декабре 2009 – январе 2010 годов.
Подготовил Валентин Мануйлов
Все фото из интернета

Прочитано 1813 раз

Поиск по сайту