«Красная квартира» в центре Софии

Российские туристы редко заглядывают в Софию: моря рядом нет, достопримечательностей не так много, сам город находится в состоянии романтической потрепанности, и во многом был построен уже в период социализма, хотя есть любопытная архитектура межвоенной поры.
В советское время Болгария была самой социалистической страной среди всех стран соцлагеря. Недаром существовала присказка «Курица не птица, Болгария не заграница»: даже дизайн местной валюты стотинок и лев копировал советские деньги.
Однако, конечно, Болгария была заграницей – иностранные товары там не были редкостью, да и имелись некоторые послабления для занятия мелким частным предпринимательством.
Я приехал в Софию на крупную конференцию «(Пере)осмысливая социализм. Знания, память и забвение социалистического прошлого», которая собрала историков, антропологов, социологов и этнографов из стран бывшего социалистического блока для обсуждения вопросов изучения советского времени в его разнообразных аспектах – от гендерных отношений до политических репрессий и жилищной политики.
Естественно, я заинтересовался тем, как отражено социалистическое прошлое Болгарии в городском пространстве столицы.
Оказалось, что в Софии есть два музея, тесно связанных с этим временем – Музей социалистического искусства, где собрана живопись и скульптуры того периода, и частный музей «Red flat» («Красная квартира»), посвященный повседневности реального социализма. В «Красную квартиру» я и решил отправиться: мне ближе личные проекты коммеморации советского прошлого.
Организатором музея является молодой болгарский архитектор Валери Гяуров, который также помогает новому поколению дизайнеров и художников Софии выставлять и продавать свои работы – городские сувениры, мерч, дизайнерские штучки.
Музей «повседневной жизни коммунистической Болгарии» расположен на улице царя Асена в ряду малоэтажной городской застройки тридцатых годов в двухкомнатной светлой квартире.
Старая лестница ведет на 2 этаж, открывается дверь, и посетитель сразу попадает в мир цвета, запахов и тактильных ощущений неопределенных семидесятых или начала восьмидесятых. Темная прихожая со скромной люстрой белого матового стекла, на полу старый вытертый линолеум.
Валерии Гяуров предлагает клетчатые суконные тапочки, кажется тоже из того времени, аудиогид на нескольких языках (русский язык отсутствует) и стакан лимонада того самого вкуса.
Где же делают сегодня тот лимонад из детства? Или это аффект прыжка в прошлое, как у героя героя Стивена Кинга из романа 11/22/63, ощутившего вкус рут-бира образца 1958 года на своих губах и только тогда поверившего в перемещение во времени?
Во всяком случае, тапочки, лимонад и стакан тонкого стекла из семидесятых сразу настраивают посетителя «Красной квартиры» на прошлое. Конечно, не всех. При мне пришла группа испанских студентов, и они, кажется, просто удивлялись старым вещам и мебели, не погружаясь в быт социализма.
Я двинулся из коридора в большую комнату, занятую типичными креслами семидесятых, накрытыми вытертыми ярко-желтыми накидками искусственного меха – «мех Чебурашки», как тогда шутили. На журнальном столике – пепельница такого же желтого стекла, пачка сигарет «ВТ» и узнаваемая бензиновая зажигалка, а под ней – тот самый коробок спичек из тонкой фанеры. Полное попадание в историю.
Возможно, именно за таким столиком и в таком кресле сидел рефлексивно-меланхоличный советский детектив Эмиль Боев, немного депрессивный «социалистический Джеймс Бонд», из когда-то популярного цикла шпионско-криминальных романов Богомила Райнова. Курил ли Боев сигареты «ВТ»? Наверное, да.
За креслами – королева советского интерьера – коричневая полированная стенка, заставленная книгами, грамотами, посудой, журналами и сувенирами. Как и бывало в жизни. Тут же, у стены, типовая софа, которая, как помнится, не отличалась надёжностью.
Фоном аудиогид рассказывает мне историю простой болгарской семьи, якобы жившей в этом интерьере, останавливаясь на отдельных сторонах этой жизни – дефиците, роли печатной прессы, прослушивании «вражеских голосов» с помощью советского радиоприемника «Океан».
Однако мне интереснее то, как откликается материальный мир «красной квартиры» на мои детские воспоминания о советском.
Другая комната – это как раз детская. Тут, видимо, живет школьник лет 11-12. Типичный письменный стол, учебник русского языка, модерновая болгарская версия подросткового велосипеда «Школьник», на комоде – игрушки, отдаленно напоминающие конструктор «Лего».
В моем пензенском детстве такого не было – только дети офицеров, служивших в соцлагере, обладали чем-то подобным. Владелец музея поставил пластинку с ненавязчивой советской эстрадой на проигрыватель «Рапсодия». Знакомо…
Настоящий аффект непосредственной связи с советским прошлым я испытал в ванной, где, кроме душа и полки с бигудями и прочими банными мелочами, ничего нет. Но запах…
Этот неповторимый сладковатый запах болгарского и гэдээровского мыла и шампуня, который въелся в поры бледно-голубой плитки, этот запах невозможно ни с чем спутать и невозможно подделать. Трудно сказать, как Валерии Гяурову удалось столь умело передать запах ванной семидесятых.
Длинный темный коридор с темным же линолеумом ведет на кухню, на которой висят потрепанные белые шкафчики от гарнитура, на шкафчике – бутылки из-под алкоголя и лимонада и обязательный электрический самовар никелированно блестит на закатном солнце.
Десятки тысяч подобных самоваров (чаще всего полученных в подарок) пылились на кухнях всех социалистических стран Восточной Европы. Ими так редко пользовались, что они хорошо сохранились и еще продолжают украшать многие интерьеры.
Погружение в прошлое завершается. Я говорю организатору о двух десятках подобных музеев в России и приглашаю приехать. Он планирует визит в Москву в следующем году.
Я покидаю мир болгарских семидесятых, похожий на наш, но всё же другой, и иду в сторону центра.
Думаю о Пензе и Западной Поляне, где подобный музей мог быть создан и, наверное, стал бы центром сохранения наследия этого района города. Но почему-то в нашем городе это никому не нужно. А поэтому материальность советского перекочевывает на дачи и свалки или является признаком крайней бедности, если еще где-то сохраняется в интерьерах квартир.
Между тем это источник вдохновения для социальных историков и дизайнеров интерьеров.
Роман АБРАМОВ,
доктор социологических наук, профессор НИУ «Высшая школа экономики»