Самое читаемое в номере

Девяностые годы Виктора Лазуткина

A A A

«Улица Московская» продолжает цикл статей о 90-х годах как об отдельной противоречивой эпохе. На этот раз своими воспоминаниями делится Виктор Лазуткин. Он рассказывает о том, как село осталось без хозяина, о тех губернаторах, которые сменились за 90-е годы, об общей моральной атмосфере в стране.
Виктор Лазуткин (1950 г.р.), Почетный гражданин Пензенской области. В советские времена работал директором совхоза. К началу 90-х был председателем правления Союза кооператоров «Агро-сервис». В 1991 г. работал гендиректором консорциума «Пенза». В 1991-1993 гг. – первый заместитель главы Администрации Пензенской области. Несколько лет занимался бизнесом. В 1999-2002 гг. – начальник Федерального управления автодорог «Большая Волга».
В 2002 г. избран депутатом Законодательного Собрания, стал его председателем. В 2003 г. избран депутатом Государственной Думы РФ.


Психология хозяина
До 90-х годов кооперативное движение не особо поддерживалось ни государством, ни партией. Да и народ это особо не воспринимал.
Когда я работал в сельском хозяйстве, я видел, какая грядет разруха, и что иного пути не будет, кроме того, что продвигал Ельцин и остальные несведущие люди, управляющие страной. Я пытался как-то убедить хороших руководителей, чтобы они стали хозяевами имеющихся хозяйств.
Это было так сложно. Они боялись, не могли этого морально воспринять. «Как это – я стану хозяином? Что скажет народ?» А народ, конечно, бастовал.
Тяжело это продвигалось. Были лишь единичные хозяйства, которые я уговорил. А я ведь прямо насаждал это, но ничего в итоге не получилось. Я собирал их всех на совещаниях, настоятельно требовал. Но я видел, что они не воспринимают это никак. Смеются, ухмыляются. Ну, это время такое было. Не так просто из государственного служащего стать хозяином. Так глубоко засела эта государственная мораль, что в частников превращаться никто не хотел.
Те, кто все же стали хозяевами (как, например, Иван Фирюлин), у тех хозяйства сохранились. Они работают, показывают прекрасные результаты. Остальные практически все разрушились.
Разрушили все: не только производственные объекты, коровники, свинарники, но и социальные объекты – школы, детские сады, клубы, дома культуры. Ничего не осталось, все пришло у в упадок.
Случайные люди, абсолютно не понимающие в сельском хозяйстве, начали все скупать, перекупать. За ваучеры, за деньги – по всякому. И сейчас кто только ни является там хозяином.
У промышленников все было немного поэнергичнее. Там люди были посообразительнее, как всегда.

lazutkin


Кондратьев
С Кондратьевым работать было несложно. Он давал большую самостоятельность. Только желал быть в курсе всех дел.
Чем мог, тем он, конечно, всегда помогал. Он, правда, не понимал в сельском хозяйстве, но и никогда не настаивал на своих неправильных решениях. Все это отдавалось на откуп специалистам, понимающим людям.
Работали мы с ним нормально, но, ввиду тогдашней моральной ситуации, не все получалось. Все было, как в плохом стаде: люди кто куда разбежались.
Я уже говорил про хозяйства. Их руководители тогда ухмылялись, а потом, годков через несколько, они очень стали об этом жалеть. Их всех вытурили новые владельцы,  и пошли банкротства, растащиловка.
Кондратьев был требовательным, но я бы не сказал, что это с какой-то дурью было связано. Не везде он был компетентен, но, насколько он мог, все вопросы тогда решал.
Идеологически он был реформатором. В российском правительстве тогда были Шахрай и Чубайс. И Кондратьев был их категорическим сторонником.
Но реформы не все хорошо шли. Люди были к ним морально не готовы. Это нужно было десятилетие, чтобы подготовить ситуацию, чтобы все шло по правильному пути. А так, махом, как Ельцин хотел...
По-моему, не столько Ельцин этого хотел, сколько молодые реформаторы – Чубайс, Гайдар. А он им в пьяном угаре наподписывал.


Бочкарев
С Бочкаревым я всегда был в «обратной ситуации» Когда я работал директором совхоза, он был начальник автохозяйства. Его машины работали у меня в совхозе. А Бочкарев тогда занимался приписками. И вот я эти его накладные рвал по-наглому и бросал ему в лицо. Правда, потом мы мирились.
Позже я был первым заместителем у Кондратьева, а Бочкарев – предрайисполкома. Всегда он был шагом ниже.
Он и тогда был шебутной – орал, кричал. Но Бочкарев, когда не имел большой власти, решал многие вопросы, и это было видно, заметно. Я знал его деловые способности. Я же тоже его выбирал – был начальником его предвыборного штаба.
Но китайцы правильно говорят: «Чтобы проверить человека, нужно дать ему деньги и власть». Когда Бочкарев заимел большую власть, он сразу преобразовался. В худшую сторону. Но деловые качества у него остались.
Кондратьев и Бочкарев – это абсолютно разные люди. У Бочкарева, конечно, была пробивная энергия. Но это хорошо, когда ты пробиваешь то, что принесет пользу. А Бочкарев пробивал не всегда в дело, не всегда правильно. И уж очень он грубо и нахально относился к людям. Какие изречения он выдавал на публику – их даже в прессе нельзя давать.
Был сход села, открытие дороги, праздничное мероприятие. Люди идут с пирогами, довольные. И когда Бочкареву задали вопрос, он как понесет! На моих глазах люди бросали эти пироги, расходились, говоря: «Что же это за губернатор такой?» Я ему буквально ладонью рот затыкал.
Или как он на совещаниях главам говорил: «Да все вы сделаны от одного быка, да еще и от ВИЧ-инфицированного!» Ну, разве так можно с людьми?
Это, конечно, никому не нравилось.  В душе у всех руководителей рождалась такая ненависть. Я видел эту ненависть. И, конечно, какая уж тут работоспособность.
Правда, нельзя отрицать: все-таки многое было сделано Бочкаревым, особенно в строительстве спортивных, культурных сооружений. Этого не вычеркнешь. Кроме того, столько находиться у власти – это тоже надо уметь. По-моему, Бочкарев – это единственный губернатор Пензенской области, который так долго продержался у власти.
Со временем он почти не менялся. Каким его сделали, таким он и был.
Бочкарев критиковал не только подчиненных, но и высшее руководство страны. Не впрямую, конечно, но на всяких совещаниях: «Это фашисты руководят страной, это фашистские наезды». У вас, в газете, должны еще остаться записи этих высказываний.
Противоречивый он был человек. В нем, конечно, были деловые качества и способности. Но эта его вторая черта – его моральные качества – по-моему, заглушала все хорошее.
Сейчас пришел новый губернатор – и совершенно другая обстановка. Даже если судить по последним выборам. Ни крика, ни шума, никаких дурных изречений. И при этом  прекрасный результат.
А я помню, как при Бочкареве проходили выборы. Это же все через колено было. Все такие-сякие, немазаные. Все не так, да все не этак. А на нынешних выборах кампания прошла хорошо, приятно. Значит, Иван Белозерцев поставил дело правильно.


Ковлягин
С Ковлягиным я не работал, но знаю его хорошо. Он тоже был человеком непростым, всегда каким-то лукавым. Он еще когда был первым секретарем в Колышлее (я тогда работал главным инженером колхоза), принимал какие-то наигранные, неправильные решения.
Допустим, Ковлягин мог в 2 часа ночи приехать на ферму из-за ерунды – увидев, что где-то подкапывает поилка. И в 6 утра он собирал бюро райкома партии и начинал выговаривать, что там поилка капает. Причем с такой демагогией он это делал! А потом, конечно, спал целый день.
А если выпьет – то это стихи и слезы. Отдыхали мы с ним несколько раз вместе. Плачет: все меня обижают, всем он недоволен. Еще и стихоплет был.
Ковлягин, конечно, меня тоже недолюбливал за то, что я его покритиковывал. Хотя потом, когда он ушел на пенсию и увидел, как мы «бодаемся» с Бочкаревым, он приходил ко мне несколько раз, говорил: «Виктор, ты извини, я по отношению к тебе всегда был неправ. Ты – другой человек».
Сам же я не хотел быть губернатором, хотя предложения мне такие поступали. Я знаю проблемы нашей области и знаю, что имеется мало возможностей для их решения. Знаю, что вся эта боль проходит через тебя. Сильно давит такая моральная ситуация, когда все видишь, все понимаешь, а сделать ничего не можешь. Тяжело это.


Вопреки всем
Незамеченным путч 1991 г. пройти не мог. Это был разворот на 180 градусов в экономике и во всех других делах. Это в сознании ни у кого не укладывалось, поэтому очень больно все происходило.
Никто в Пензе, конечно, не воевал. Но душевное состояние людей, руководителей было отвратительное, болезненное.
Местное начальство примерно наполовину сочувствовало ГКЧП, а наполовину – его противникам. Я, например, хотел, чтобы сохранился Советский Союз.
Если бы ГКЧП победил, наверное, он бы сохранился. И по-умному все начало бы меняться – так, как в Китае и других странах. Подготовили бы людей психологически, дали бы им возможность понять, что такое частная собственность и как с ней обращаться. Разрешили бы частную собственность с государственной на равных, и все пошло бы правильно.
Я думаю, ГКЧП все равно не смог бы руководить, как раньше. Он прислушался бы к мнению народа. Но в реальности все пошло вопреки всему и всем. И наша область, и вся страна сильно отлетели назад.
Продолжение читайте в следующем номере

Прочитано 2898 раз

Поиск по сайту