Я на этой дикой войне уже 8 лет, а её картины всё ещё приводят меня в оцепенение. Обезглавленный ребёнок, лежащий среди развалин разбомблённого дома под деревушкой Хаас. Младенец свисает с развалин многоэтажного дома в городке Ариха, а его отец в ужасе смотрит на это.
Дым, пыль, искорёженный металл, куски бетона и пустые глаза людей, переживших почти целое десятилетие насилия.
Это начало долгой битвы за провинцию Идлиб – поросшей кустарником земли в Северо-Западной Сирии, где расположены несколько десятков таких городков и деревушек, как Ариха и Хаас, и один крупный город, носящий то же название, что и провинция.
Этот регион, расположенный между Халебом и прибрежной провинцией Латакия, – последний крупный кусок земли, удерживаемый повстанцами.
Всё лето сирийские и русские самолёты бомбят Идлиб, разрушая дома, больницы, школы и пекарни.
ООН пыталась защитить медицинские учреждения, сообщая их координаты России, но после десятков воздушных ударов по больницам и амбулаториям врачи поняли, что предоставляемые ими списки мест, которые нельзя бомбить, на самом деле используются как списки целей. Тогда они перестали сообщать их местонахождение.
Сухопутные силы сирийской армии вернули контроль над Хан-Шейхуном – местом ужасной химической атаки правительственных войск в 2017 г. Это самый крупный на юге провинции городок, который занимает стратегическое положение на шоссе М5, что соединяет Дамаск с Халебом. Ближайшие месяцы ему суждено служить передовой базой для армии, которая будет отбивать у остатков оппозиции одну разрушенную деревушку за другой, в то время как над головой будут реветь бомбардировщики.
Предпринимались отчаянные попытки остановить наступление. Вскоре должно вступить в силу достигнутое при посредничестве России соглашение о временной приостановке правительственными войсками бомбардировок. Оно будет не последним.
Сирийский президент Башар аль-Ассад намерен взять реванш и вернуть под свой контроль последний клочок удерживаемой повстанцами земли. Противники сирийского диктатора не имеют серьёзных сил для сопротивления, а его союзники не желают или не могут сдержать его.
Хочется думать, что эта отвратительная кампания хотя бы знаменует конец войны. Точнее, это конец сражений, но не того ущерба, что принесла война. Эта кампания может привести к новому исходу в Турцию сотен тысяч беженцев.
Война оставит Ассаду контроль над опустошённой, разрушенной страной. Ему придётся править с помощью страха и заискивать перед союзниками, занятыми склоками из-за дележа добычи. Сирия обречена на долгие годы, а то и десятилетия страданий и неустойчивости.
Ассад давно готовил это наступление, но до этого лета у него не было возможности его начать. Его армия была сильно истощена восемью годами войны. Иран не хотел участвовать в битве за провинцию, которую считает периферийной и неважной.
Но больше всего его сдерживало соглашение, подписанное Россией и Турцией в Сочи в 2018 г. Сочинское соглашение возложило на Турцию обязанность создать буферную зону шириной до 25 км между повстанцами в Идлибе и войсками режима.
Предполагалось, что группы с крайними взглядами, вроде Организации освобождения Леванта (ХТШ) – бывшего сирийского крыла Основы (террористической организации, запрещённой в России – «УМ»), – будут полностью выдворены оттуда. Менее фанатичные группы могли остаться, но без тяжёлых вооружений. Россия, в свою очередь, обязалась сдерживать Ассада.
Однако упрямый сирийский президент никогда бы не смирился с самой идеей существования удерживаемой повстанцами крепости на краю своего государства. Турция же переоценила свою способность контролировать группы вроде ХТШ.
И повстанцы, и правительственные войска нарушали условия перемирия, подрывая боеприпасы и уничтожая беспилотники друг друга. Но даже не будь этого, никто не знал, как превратить временное прекращение огня в продолжительный мир между заклятыми врагами.
Этим летом и Россия, и Иран решили поддержать наступление Ассада.
12 наблюдательных постов турецких войск, размещённых по границам Идлиба, с помощью которых должно было контролироваться соблюдение соглашения, ныне стали бесполезны.
Один из них – Морек, что южнее Хан-Шейхуна, – со всех сторон окружён сирийской армией. Солдат там пока не трогают, но другие турецкие посты уже бомбили. Бомбят и турецкие военные конвои.
РАСПЛАВЛЕНИЕ
Пытаясь спасти Сочинское соглашение, Реджеп Тайип Эрдоган, президент Турции, 27 августа полетел в Россию. Он хотел, чтобы Владимир Путин сдержал своих сирийских союзников.
Русский президент отправил его домой с пустыми руками (правда, угостив мороженым на радость прессе). Турция сможет остановить наступление правительственных войск, только решившись на захват Идлиба, как это она сделала с частью Халеба в 2016 г.
Россия же говорит о создании новой буферной зоны на границе шириной в несколько километров, куда надо будет впихнуть 3 млн отчаявшихся людей.
Более 400000 из них – это те, кто уже бросил свои дома. Мирные жители находят себе пристанище, где только могут. Некоторые разбивают лагеря прямо в оливковых рощах: одно дерево на семью.
Мирные жители и выжившие повстанцы отправятся за границу, спасаясь от наступления правительственных войск. Для многих это будет уже второе изгнание.
В твёрдо поддерживавших оппозицию районах, например, в пригородах Дамаска, режим заключал с повстанцами такие соглашения: мы оставляем вам ваши жизни, но убирайтесь в Идлиб. Теперь он их выдавливает дальше.
Более половины из 21 млн довоенных жителей страны стали беженцами либо внутри Сирии, либо отправившись за рубеж. В какой-то степени это просто побочный эффект войны.
Но это ещё и результат политики правительства, в частности соглашений об отправке повстанцев в Идлиб. У многих уже нет домов, куда можно вернуться. Режим использовал новые законы об изъятии собственности беженцев, прежде всего суннитов.
В таких районах, как Марота на западной окраине Дамаска, застройщики с хорошими связями уже планируют постройку новых домов, куда в один прекрасный день въедут сторонники режима.
Впрочем, признаков восстановления очень мало. Правительство просто не в состоянии себе это позволить. Валовой внутренний продукт в лучшем случае, по оценке ООН, составляет треть от довоенного уровня.
На фоне Сирии Венесуэла выглядит процветающим государством.
Сирийский фунт, который когда-то стоил 2 американских цента, обесценился более чем в 10 раз.
Промышленность, которая когда-то производила в большом количестве текстиль и потребительские товары, теперь уничтожена.
Сегодня главными статьями экспорта являются семена, яблоки и орехи. Наблюдается нехватка первоочередных услуг. Прошлая зима принесла веерные отключения электричества и длинные очереди к бензоколонкам. По мере приближения окончания войны западные державы начали споры о том, стоит ли инвестировать в восстановление.
Америка вряд ли будет помогать. Президент Дональд Трамп неохотно тратит деньги на иностранцев. Обе партии в Конгрессе находят отвратительной саму мысль о сотрудничестве с Ассадом.
ЕС заявил, что не станет помогать, пока не увидит политических реформ, но не все его члены согласны с этой линией. Некоторые их дипломаты высказываются за более решительные действия: «Что лучше: дать человеку бутылку воды или восстановить водопровод?»
Другие настаивают, что помощь может заставить Ассада поделиться властью и ослабить преследования. «Существует действительная возможность получить в наши руки своего рода рычаг», – говорит один дипломат из Брюсселя. Они выдают желаемое за действительное.
Немногие приводят честные корыстные доводы: восстановление Сирии должно помочь вдохновить беженцев на возвращение домой. Сейчас опустошение страны делает возвращение беженцев маловероятным. Особенно это касается тех, кто живёт в Европе и наслаждается удобствами, в отличие от своих соотечественников в убогих лагерях в Ливане или в Иордании.
Но материальные нужды не главное. В феврале ООН провела исследование среди обитателей лагеря Рукбан – этого пятнышка в пустыне на восточном участке сирийско-иорданской границы. Более 80% заявили, что хотят вернуться в свои дома, пусть даже разрушенные.
Что их останавливает? Они говорят, что могут оказаться бездомными, поскольку режим конфисковал их собственность, что их могут бросить в тюрьму или призвать в армию. Справедливые опасения.
По оценке Сирийской сети в поддержку прав человека, за последние 2 года по меньшей мере 2000 вернувшихся были арестованы. По данным другой организации, 75% вернувшихся были допрошены, арестованы или призваны на военную службу.
Сама Сирия ищет деньги на восстановление страны повсюду. У Китая нет угрызений совести по поводу сотрудничества с этой зверской диктатурой. Ему нужна прибыль. Впрочем, в коррумпированной и разрушенной Сирии трудно найти что-то особенно прибыльное.
Ближайшие же друзья Ассада – Россия и Иран – сами находятся под экономическими санкциями. Никто из них не в состоянии внести значительную часть тех 250-400 млрд долл., что нужны для восстановления Сирии. Они просто требуют военных трофеев: щедрых концессий в области добычи золота, фосфатов и управления портами.
Десятилетиями Сирия была централизованным режимом с закрытой экономикой. Дамаск контролировал обеспечение всеми товарами и услугами первой необходимости от здравоохранения до хлеба. Ассад потерял контроль над землями, однако при этом положение дел стало более сложным.
Россия и Иран укрепили связи с поддерживающими режим добровольцами, создавшими свои собственные феодальные владения.
Предприниматели и спекулянты теперь участвуют в обеспечении населения товарами и услугами и получают неплохую прибыль. Все они клянутся в верности Ассаду, но у них есть и другие интересы и обязательства.
Появляется всё больше признаков того, что Ассад обеспокоен этой потерей контроля. Например, в августе его министр обороны попытался приструнить верных ему добровольцев, известных под именем Тигровые отряды.
Тигры, которыми командует Сухаил аль-Хассан, любимчики русских. Они прославились своей жестокой эффективностью. За ними с первых дней войны тянется шлейф кровопролитий и зверств. Теперь они формально входят в состав армии, но на практике всё остаётся по-старому.
Этим летом мы стали свидетелями неожиданной дворцовой интриги в Дамаске. Рами Махлуф – двоюродный брат президента. Он счастливый владелец Syriatel – крупнейшего мобильного оператора страны. Впоследствии его бизнес охватил недвижимость, банки и другие сектора.
Он также помогает финансировать Тигровые отряды. С его семейными связями и богатством он считался неприкасаемым.
Однако в августе, как сообщают и сторонники, и критики режима, в отношении Махлуфа и, возможно, десятков других магнатов, было начато расследование. Как предполагается, на их конторы совершены налёты полиции, а их активы заморожены.
Сторонники режима считают это частью политики борьбы с коррупцией. Взятки, конечно, огромная проблема в Сирии.
Сын Махлуфа этим летом вызвал переполох, разместив в Instagram фотографии своей роскошной жизни. В то время как его соотечественники страдают и гибнут, Мохаммад Махлуф фотографируется на фоне своей коллекции роскошных автомобилей в Дубае и в полёте на частном самолёте, украшенном его именем.
Но считать, что Ассад ведёт искреннюю кампанию против коррупции, это всё равно что вообразить Трампа, начавшего крестовый поход во имя вежливости. Дело не в возмещении ущерба, а в перераспределении.
Путин хочет возвращения России тех миллиардов долларов, что она одолжила Сирии. Ассад вынужден трясти своих родственников, чтобы расплатиться по счетам. Его режим любит изображать себя борцом с «империалистическим» Западом, но находится в рабстве у России и Ирана.
Почти с самого начала война в Сирии строилась на ложных утверждениях. Ассад называл своих противников террористами. Западные державы ввели в заблуждение повстанцев обещаниями помощи. Турция делала вид, что не замечает, как через её границу устремились тысячи иностранных бойцов.
Заблуждения сохраняются и сегодня, когда Россия и Турция обсуждают соглашение о спасении Идлиба или когда европейские государства полагают, что у них есть «рычаг» влияния на Ассада.
Никакая иностранная помощь не заставит проводить демократические реформы напившегося крови диктатора, который выжег свою страну и травил газами свой народ, чтобы остаться у власти. Конечно, ничто не убедит вернуться домой и беженцев из Сирии.
Слишком поздно для счастливого конца. Сирийцы, принимавшие участие в восстании как бойцы, активисты и тому подобное, понимают это.
Рассеянные ветром изгнания, они в каком-то смысле, двинулись дальше. Они ищут работу, учат языки, строят свою жизнь. Но они сомневаются и в том, что это настоящий конец.
Злоупотребления и коррупция, приведшие к восстанию в 2011 г., стали только хуже. Режим изолирован, разорён и опустошён.
«Ассад руководил полицейским государством, – говорит один бывший активист, ныне получивший политическое убежище в Европе. – Теперь он похож на узника».
The Economist, 7 сентября 2019 года.
