Сотни рабочих и членов их семей вливаются через железные ворота на территорию фабрики в Равалпинди.
На аллее, начинающейся за ними, её владелец потчует их бирьяни. Это День рождения пророка Мухаммеда.
Дети стайками вьются вокруг дымящихся огромных котлов; обслуга быстро заменяет опустевшие полными.
Фабрикант говорит, что пожертвовал на это дело тонну риса и 800 кг говядины.
О смысле этого действа догадаться нетрудно: хозяин великодушен, ему сопутствует благословение бога.
По идее, рабочие по всей стране должны были бы приветствовать подобные праздники. Но многие из них предпочли бы повышение зарплаты.
Жизнь рабочих стала хуже из-за роста учётной ставки и падения курса пакистанской рупии за истекший год почти на 30%.
Темпы роста экономики, которые год назад составляли 5,8%, резко замедлились. Быстро растут цены на еду, электричество и питьевую воду.
Фабричные рабочие Карачи – крупнейшего города и промышленного сердца Пакистана – зарабатывают всего 22000 рупий (160 долл.) в месяц и едва сводят концы с концами. Жизнь всегда была трудной, но теперь положение стало хуже обычного.
Афак Хуссаин, работающий в обувной мастерской на глухой улочке, забивает гвоздики в подошвы на протяжении уже 32 лет. В прошлом году сапожник и его жена заболели лихорадкой денге.
В тех общинах, где сносные власти, этой болезни удаётся избежать: это всего лишь вопрос осушения прудов со стоячей водой, где обитают комары, переносящие это заболевание. Но Карачи не повезло.
Хуссаину пришлось отдать за лечение 3000 рупий. «Люди всего боятся, – говорит он. – Если они заболеют, то кто будет платить за лечение?»
Хозяева платят редко. Они готовы раскошелиться разве что на самое простое лечение. Как они сами признаются, вокруг столько симулянтов.
Профсоюзы слабы, а кое-где их нет вообще. Хорошую работу найти трудно даже квалифицированным рабочим.
Один текстильный фабрикант из Карачи сказал прямо: «У них есть работа, и пусть не создают проблем. В конце концов, кто им ещё даст работу?»
Так что те хозяева, что стремятся заявить о своих достоинствах в День рождения пророка, тратят на это не столь уж много денег. Надо ведь думать и о бизнесе. Им приходится вести дело в очень трудных условиях (или пользоваться помощью друзей из высоких учреждений).
В Карачи я разговаривал с владельцем хлопкопрядильной фабрики, где заняты 250 человек, крупным экспортёром риса, владельцем обувной фабрики и главой семейной сети аптек.
Все они признаются, что повышение цен на электроэнергию и воду стало для них сильнейшей головной болью.
Владелец сети аптек говорит, что свет дают не более чем на 8 часов в сутки. Приходится использовать дизельные генераторы, но это приводит к тому, что электроэнергия обходится ему вдвое дороже.
Владелец хлопкопрядильной фабрики говорит, что рост цен на электроэнергию и воду увеличил себестоимость метра выпускаемой им ткани на 2 рупии, что сводит на нет его и без того небольшую прибыль.
Предприниматели жалуются, что они проигрывают конкурентам не только из Китая, но и из Бангладеша, Индии и со Шри-Ланки. Хозяин обувной фабрики говорит, что только что уволил половину из своих 70 рабочих.
Трудный бизнес
Больше всего удручает то обстоятельство, что даже в предыдущие 5 лет, когда наблюдался самый быстрый экономический рост, а в эксплуатацию были введены полдесятка новых электростанций, что позволило несколько смягчить проблему хронической нехватки электроэнергии в стране, реальная стоимость экспорта не росла.
Сегодня немногие предприниматели уверены в том, что экспорт будет расти. И это несмотря на продолжающуюся девальвацию рупии.
Когда спрашиваешь о том, что делает правительство, чтобы исправить эту ситуацию, это вызывает лишь усмешку.
В мучимом жаждой Карачи гнев людей вызывает то обстоятельство, что правительство не в состоянии даже поддерживать подачу воды по существующим водопроводным сетям.
Воду из магистральных водопроводов полностью выкачивает мафия, имеющая обширные политические связи. Потом эту воду те же самые банды развозят в бочках, вынуждая платить за неё предпринимателей и потребителей.
Что касается бюрократии и правительственной коррупции, то дела идут всё хуже. Портовые чиновники часто требуют взятки от владельца сети аптек за ввоз косметики. Экспортёр риса перечисляет 14 различных ведомств – от гражданской обороны до здравоохранения и безопасности – что вымогают у него взятки.
У Имрана всё больше морщин
Вот на таком фоне после июльских выборов к власти пришли Имран Хан и основанное им Движение за справедливость (ПТИ).
66-летний бывший повеса и звезда крикета, когда-то женатый на представительнице британского высшего света еврейского происхождения, теперь превратился в набожного мусульманина.
Это привлекло к его движению, которое изначально опиралось, как правило, на светских представителей городского среднего класса, сельских консерваторов.
Всё это так необычно для тех, кто знает о гедонистических наклонностях Хана и видит его в окружении хорошо одетых прихлебателей, о которых один политический обозреватель отозвался так: они «хотят и трахать его, и трахаться, как он».
Нет никаких сомнений в личной честности Хана, в том чувстве гордости, с которым он рассказывает о двух основанных им, начиная с 1994 г., онкологических лечебницах.
Долгое время казалось, что вся его жизнь посвящена благотворительности. Впрочем, у Хана никогда не было таких больших средств, как у членов обычных политических кланов Пакистана. За ним не стоит политическая династия.
Собственно, это и есть элемент его обращения к нации. Годами он боролся с кумовством и политической коррупцией. Он завоевал кресло премьер-министра благодаря своему обещанию бороться со взятками, которое обеспечило ему широкий интерес со стороны разочарованных пакистанцев.
Помогла и закулисная поддержка со стороны генералитета. Армия всегда играла особую роль в местной политике.
Один из её критиков, Хусаин Хаккани, бывший посол Пакистана в Америке, а ныне сотрудник Гудзоновского института в Вашингтоне, пишет в своей последней книги «Переосмысление Пакистана», что армия не просто стала защитницей национальных интересов, но и «отдельно от избранных властей определяет, что является национальными интересами», и не «одобряет любое иное толкование национальных интересов, кроме того, что продвигает сама».
Основные принципы государственной идеологии, которую пестует армия, таковы: мусульманская религиозность; доктрина о небезопасности, перерастающая в манию преследования, согласно которой враги (и больше всех нечестивая Индия) безостановочно работают над подрывом Пакистана; преторианская роль армии в пакистанском государстве.
Ядерная доктрина страны – а Пакистан обладает ядерным оружием с 1998 г., – вытекает из всех этих трёх принципов. В стратегической перспективе привнесение в государственную политику столь колючего национализма нацелено на использование геополитического положения страны ради получения иностранной помощи.
Хан, несмотря на то, что изображал себя популистом, не имеющим отношения к этой системе, стал открыто поддерживать эти принципы. В результате армия решила поддержать его.
Сначала генералы взялись за премьер-министра Наваза Шарифа, занимавшего этот пост с 2013 г., и его Мусульманскую лигу. Они считали его недостаточно послушным.
Был совершён, по сути дела, судебный переворот. Затем генералы заставили печать и телевидение поддержать Хана, перекрыв тем самым кислород Шарифу.
Ближе к выборам генералы надавили на влиятельных и гибких политиков, имевших немало сторонников в своих округах, и убедили их перейти в другой лагерь вместе с контролируемыми ими голосами избирателей.
Именно их мошенничество с голосами в ночь после выборов принесло ПТИ более десятка дополнительных мест. Запуганные средства массовой информации предпочли это не заметить.
А некоторые аналитики даже назвали это меньшим злом: наконец-то у нас появится гражданское правительство, которое не раздражает армию. Пусть оно засучит рукава и займётся экономикой.
Конечно, сам Хан именно этого и хочет. Он вёл предвыборную кампанию под лозунгом «мусульманского благосостояния», не очень объясняя, что это такое.
Это был призыв ко всем угнетённым, к тем десяткам миллионов пакистанцев, что находятся на дне общества и хорошо знают цену бедности и социальной несправедливости.
Согласно данным ООН, по уровню развития человеческого капитала Пакистан занимает последнее место в Южной Азии. Каждый тринадцатый ребёнок планеты, не посещающий школу, живёт в Пакистане. Большинство из них девочки. Примерно у 21 млн пакистанцев нет доступа к чистой воде.
Слова «социальная защита» не сходят с уст многих членов нового правительства. Парламентский секретарь по вопросам планирования Канвал Шаузаб – социолог, изучавший основанную на кастовых или классовых принципах дискриминацию женщин в южной части Пенджаба, самой многонаселённой провинции страны.
Она и её советницы, получившие западное образование, горячо рассказывают о том, чего они хотят добиться в области развития человеческого капитала: сократить число бедных, улучшить систему образования, санитарные условия, обеспечить людей чистой водой. Вызовы, с которыми им придётся иметь дело, огромны.
Пряжка на поясе и пути
Однако основное внимание Хана приковано к тактическому вызову, с которым сейчас столкнулся Пакистан: к полноценному кризису платёжного баланса.
Он стал уже привычен для этой страны, особенно после разорительных для бюджета последних выборов. Особенность этого кризиса связана с влиянием Китая.
Предыдущее правительство Шарифа пришло к власти, когда президент Си Цзиньпин выдвинул свой великий план использовать имеющиеся у Китая излишки долларов и производственных мощностей для создания опоясывающей весь земной шар сети транспортной и энергетической инфраструктуры.
Этот почин получил название «Пояс и путь». Важнейшей частью плана является создание Китайско-пакистанского транспорт-ного коридора (КПТК).
У Китая есть как стратегические, так и экономические причины стремиться соединить свои удалённые от моря провинции с Индийским океаном.
Весьма честолюбивые планы предусматривают строительство электростанций, дорог, промышленных зон и превращение Гвадара, до недавнего времени дыры на побережье Аравийского моря, в современный порт.
Китай пообещал Пакистану инвестиций и займов на сумму в 60 млрд долл. Однако по мере реализации проекта приток денег в пакистанскую экономику начал вызывать резкий подъём внутреннего спроса.
Стал надуваться пузырь на рынке недвижимости. Стал расти курс национальной
валюты, что привело к опасному росту импорта.
Если в 2015 г. дефицит счёта текущих операций составлял 1% ВВП, то в 2018 г. он уже превышал 5%.
Валютные резервы резко сократились, некогда быстрый экономический рост замедлился, вынудив Пакистан плестись за своими соседями. Также выросли инфляция и процентная ставка.
Хан поначалу говорил, что пусть его проклянут, если он пойдёт с протянутой рукой к МВФ. Вместо этого он собирался обратиться к верным друзьям Пакистана – Китаю и Саудовской Аравии.
Саудовские правители открыли свои чековые книжки только после того, как обрушившийся на них из-за убийства Джамаля Хашыкчы гнев мирового сообщества заставил их решительно заняться улучшением собственного образа.
Они пообещали кредит в 6 млрд долл. и отсрочку платы за поставки нефти.
Примерно то же самое предложили Объединённые Арабские Эмираты.
Когда же в ноябре Хан отправился в свою первую поездку в Пекин, то не получил никаких твёрдых обещаний финансовой помощи, на которые так рассчитывал. Китай также разбил надежды на пересмотр сделок по КПТК (сейчас это коммерческие соглашения с государственными предприятиями, а не с государством).
Так что Хану ничего не оставалось, как обратиться за поддержкой к МВФ, как Пакистан уже делал дюжину раз, начиная с 1988 г. Пакистан надеется получить 12 млрд долл.
В обмен МВФ требует повысить цены на энергоносители, покончить с уклонением от уплаты налогов и способствовать развитию экспортного сектора.
Правительству не удалось заключить соглашение быстро, как хотели его члены. Его подписание ожидается лишь в начале наступившего года.
Возможно, Пакистану поможет выбраться из ямы недавнее падение цен на нефть, ведь он является импортёром энергоносителей.
Новый министр финансов Асад Умар, бывший предприниматель, говорит, что деньги, полученные от Саудовской Аравии и Китая, позволят решить проблемы с платёжным балансом в этом году. Соглашение с МВФ позволяет купить ещё пару лет для проведения в жизнь программы решительных реформ.
Умар мало говорит о том, какую сумму потом придётся выплачивать Пакистану. Он больше рассказывает об выборе нового «стратегического» направления развития, которое позволит сделать эту помощь «последней программой МВФ» для Пакистана.
Умар производит впечатление человека, который хочет решить сразу огромное число проблем. Он называет первоочередными для себя три области.
Государство собирает в виде налогов совершенно жалкую сумму – всего 10,5% ВВП. А тем временем процветающий «чёрный валютный рынок» позволяет перекачивать за рубеж нажитые нечестным путём деньги.
Так что необходимо покончить с уклонением от уплаты налогов. Большие надежды при этом возлагаются на новые технологии. Умар говорит о больших успехах в обработке огромных массивов финансовой информации для выявления налоговых ловкачей, например, по их расходам.
Вторая область – это помощь экспортёрам. Это задача огромной важности: за последние четыре десятилетия темпы роста экспорта в Пакистане отставали от индийских и бенгальских в 5 раз.
В-третьих, Умар обещает реформировать государственный сектор, изъяв предприятия из ведения министерств и бюрократов, для которых они являются соблазнительным объектом для расхищения, и передать их в профессиональные руки холдинговых компаний.
Намерения Умара похвальны. Однако среди них нет ещё одного, которое требует немедленного обсуждения: КПТК.
Как отмечает Атиф Миан, экономист из Принстонского университета, есть что-то странное в идее поддержания высокого уровня импорта за счёт внешних заимствований. Нельзя купить успех за рубежом. Необходимо сосредоточиться на росте собственных производительности труда и экспорта.
КПТК привёл к тому, что национальная валюта оказалась переоценена, и Пакистан стал менее конкурентоспособен на мировых рынках. Миан называет это пакистанским вариантом «голландской болезни».
Ущерб от этого весьма существенен, даже если не учитывать вопрос об обслуживании номинированного в долларах долга Китаю. КПТК привёл к тому, что внешний долг Пакистана вырос в 1,5 раза – до 97 млрд долл. (32% ВВП), а затраты на его обслуживание превысили расходы на развитие.
Возникает естественный вопрос о природе соглашений с Китаем. Нет никаких сомнений в том, что Пакистану нужны работающие на угле электростанции, построенные Китаем.
Но тарифы на электричество, которые гарантированы китайским инвесторам на долгие годы, слишком велики, а в долгосрочном плане более дешёвую альтернативу представляет солнечная энергетика.
Теперь о китайских кредитах на строительство самими китайцами дорог и прочей инфраструктуры. Они предоставлялись под вполне рыночные проценты, да и никто больше не дал бы Пакистану таких денег. Но, как говорит Миан, в отсутствие открытых тендеров китайские компании получили возможность сильно завышать стоимость строительства. Например, использовали оборудование стоимостью в 80 долл., а по смете оно проходило как стоящее 100 долл.
Есть подозрения, что правящие круги думали о чём-то другом, когда соглашались на создание КПТК. Позицию Исламабада можно объяснить тем, что армия, а теперь, возможно, и сам Хан, тайком возводят забор против Америки.
Открытая критика КПТК была запрещена как при прежнем правительстве, так и при нынешнем. Миан говорит об «общем запрете» на какую-либо объективную оценку проекта. В печати совершенно ничего не говорится об опасениях по поводу КПТК.
В частном порядке пакистанские журналисты объясняют, почему так происходит. Спрашивать о КПТК – значит злоумышлять против национальных интересов, а монополией на их определение обладает армия. Те средства массовой информации, что перейдут дорогу армии, будут закрыты.
Есть ещё одна причина такой чувствительности к теме КПТК. Китай – ближайший дипломатический и военный друг Пакистана.
Китай помог ему стать ядерной державой и превратил в противовес Индии – этому старому противнику – и Америке, с которой у Исламабада очень сложные отношения.
Обе стороны настаивают, что китайско-пакистанские отношения, как принято говорить, «выше Гималаев, глубже океана, прочнее стали и слаще мёда». Любые вопросы на эту тему вызывают замешательство. Генералы, у которых есть свой корыстный интерес в этом проекте, естественно, стараются скрыть, насколько сильно они вовлечены в КПТК.
Запрет на обсуждение темы КПТК подрывает панглоссианский довод, согласно которому хорошо, что в Пакистане теперь действует гражданское правительство, которое находится в союзе с вооружёнными силами.
Как указывает Хаккани, одержимость вопросами национальной безопасности мешает решению экономических проблем.
Торговые ограничения
Экономический бум, который только и способен оправдать эти инвестиции, может начаться, только если Пакистан установит тесные торговые связи со своими соседями, прежде всего с Индией.
С точки же зрения генералов, разрушение этих связей – первоочередная задача национальной безопасности. Но не только они подрывают это дело. В ПТИ и среди её союзников помимо честного Хана есть немало подлых политиков и предпринимателей.
Многие из них тихой сапой подрывают дело Миана, экономиста из Принстонского университета. Придя к власти, Хан назначил его членом своего экономического совета. Но потом исламистские партии, когда-то созданные армией, настояли на его изгнании на том основании, что он является ахмади.
Ахмади – это секта, которая почитает и пророка Мухаммеда, и одного мессию XIX века. Они часто подвергаются преследованиям. В конституции говорится, что они не настоящие мусульмане (они сами так не считают), и разрешается их дискриминация.
Хан уступил давлению и уволил Миана, экономиста мирового класса, который хотел лишь улучшить жизнь рядовых пакистанцев. Вот так Пакистан вновь навредил самому себе.
The Economist,
12 января 2018 года.
