Двойник Каримова

A A A

Шавкат Мирзиёев набрал 88,6% голосов на бутафорских выборах.


Рядом с бирюзовыми соборами Самарканда, через который проходил «шёлковый путь», поток скорбящих проходит мимо ухоженной могилы, заваленной свежими цветами. Они благоговейно склоняют головы, пока седобородый мулла в традиционных узбекских халате и тюбетейке нараспев читает молитву, а затем кладут хризантемы на могилу и удаляются торжественной колонной.
Здесь лежит не святой и не хан (хотя он порою так себя вёл), здесь лежит Ислам Каримов, самодержец, управлявший Узбекистаном 27 лет вплоть до своей смерти от удара в сентябре.
Для своих многочисленных критиков Каримов был жестоким деспотом, ответственным за бесчисленные нарушения прав человека, включая резню при подавлении протестов силами безопасности в городе Андижане в 2005 г. Но для многих из 30 млн граждан страны его смерть стала невосполнимой утратой. «Он был нашим дедушкой», – говорит Абдумаджит, работник заправки в столице Ташкенте (поскольку он нервничал, говоря о политике, то назвал лишь своё личное имя). «А теперь он ушёл», – сокрушается молодой человек, который в свои 25 лет (он ровесник узбекского государства) не знал иного вождя.
Однако смерть 78-летнего президента не производит впечатления конца эпохи. На этой неделе избиратели выбрали его преемником Шавката Мирзиёева, который, хоть и на 20 лет моложе Каримова, сделан из того же теста. Последние 13 лет он был премьер-министром при Каримове и слывёт чуть ли не более жестоким, чем его бывший начальник. Оптимисты надеются, что смерть Каримова принесёт перемены, но, по всем признакам, построенный им режим только ещё больше окаменеет.
Вместо того чтобы провозгласить новое начало, Мирзиёев представил себя как кандидата преемственности, законного наследника Каримова, которого теперь стали представлять народу как отца нации. Многие узбеки далеки от стремления к переменам и рады были проголосовать за существующее положение. Каримов был сильным правителем, заключает Абдумаджит, «но иногда приходится быть жёстким, чтобы всё удержать».
В Узбекистане нет свободной прессы, а правительственная пропагандистская машина внедряет в головы граждан идею, что единственными альтернативами диктатуре являются политический беспорядок или исламский радикализм.
Многие избиратели с этим согласны. «Оппозиция – это плохо», – тихо говорит Шодир, человек средних лет из Самарканда, который отзывается о противниках правящего режима как о «маньяках». И правительство с этим согласно: оно бросило за решётку тысячи своих критиков по подложным обвинениям. Хотя в прошлом месяце власти освободили Самандара Куканова, инакомыслящего, который провёл в заключении 23 года.
Мирзиёев намекнул на возможность реформирования ненормальной узбекской экономики. Он, возможно, ослабит контроль над обменом валюты, что подорвёт чёрный рынок, на котором люди с хорошими связями получали огромные барыши.
Но безудержная коррупция, рентоориентированное поведение и отъём собственности, которыми так славится Узбекистан, вряд ли исчезнут. Никуда не денутся и перебои с электричеством, газом, бензином и нехватка рабочих мест (примерно 2 млн узбеков уехали на заработки в Россию), отравляющие жизнь простых людей.
Неясно даже, какой властью обладает новый президент: возможно, что реальное управление сосредоточено в руках находящегося в тени главы службы безопасности Рустама Иноятова.
The Economist,
10 декабря 20016 г.

Прочитано 1474 раз

Поиск по сайту