Из науки в политику
Я окончил знаменитый московский ФизТех (Московский физико-технический институт) в 1954 г. Он был создан приказом вождя для работы в новых актуальных областях знаний, связанных в большой степени с оборонкой.
Единственное, что я профессионально знаю, – это аэродинамика, отчего и как летают любые летающие объекты. В этой сфере, связанной с научным обеспечением всех типов летательных аппаратов от самолетов до крылатых и не крылатых ракет, я благополучно проработал до начала 90-х годов.
В 1989 г. я был ректором Московского авиационного института (МАИ), когда коллеги предложили мне избираться на Съезд народных депутатов.
Я удивился, но они мне сказали: «Ничего. Раз такие порядки в стране – получишь красный депутатский флажок, будешь ногой все двери открывать. И институту поможешь».
Это меня убедило, потому что я уже видел бедственное состояние дел, наше техническое отставание. Несмотря на все мои грифы секретности, с 1967 г. меня стали выпускать на международные конференции.
Я много где побывал в Европе, был приглашенным учёным в Стэнфордском университете в США.
Я успел за это время оглядеться и посмотреть вокруг и поэтому понимал, с каким глубоким отставанием в сфере электроники (и, в частности, вычислительной техники) мы идем.
Итак, я баллотировался по огромному округу, где находились МАИ и многие авиационные предприятия – Ленинградскому району г. Москвы. Выиграл в честной борьбе. Почти никаких затрат на выборы нести не пришлось. 
Напечатали на листах мою краткую биографию, некоторые соображения и наклеивали эти листы на столбы. А также я встречался со своими избирателями в больших и малых аудиториях.
В итоге я выиграл эти выборы и стал депутатом. И тут же Горбачев предложил мне возглавить комитет Верховного Совета по науке, образованию и культуре. Так я оказался членом Президиума Верховного Совета СССР.
Тогда же создалась межрегиональная депутатская группа, в которую вошли демократически настроенные депутаты. Я был причастен к ее созданию лишь тем, что попросил у Анатолия Лукьянова, заместителя председателя Президиума Верховного Совета, дать группе помещение. И он выделил нам аудиторию в Кремле.
КГБ против национальной безопасности
Я предлагал М. С. Горбачеву в рамках Съезда народных депутатов создать рабочую группу по разработке концепции национальной безопасности. До этого я публиковал в двух журналах статьи, в которых был один и тот же смысл: у нас огромные деньги тратятся на гонку вооружения, и при этом идет недофинансирование сферы образования, науки и культуры.
Я разобрался в запутанном советском бюджете, опубликовал цифры, реальные оценки военного бюджета. Председатель Совета министров Николай Рыжков, встретив меня в кулуарах Кремля, спрашивал: «Откуда вы взяли эти цифры? Мы сами их не знаем».
В 90-м году эта моя комиссия была создана и начала работать. Спустя некоторое время на нее пошли нападки со стороны Крючкова, председателя КГБ. Половина заседания Верховного Совета была посвящена полемике между мной и им по этому вопросу.
Крючков говорил, что да, ваша концепция многогранна, она охватывает все виды безопасности – экономическую, социальную, политическую, военную, но на это надо долго работать. А нам – КГБ – надо работать здесь и сейчас, поэтому нужно принять нашу концепцию.
В итоге группа по разработке концепции национальной безопасности просуществовала 40 дней. Когда я вернулся с М. С. Горбачевым из Америки, мне доложили: Президент считает, что комиссия свою задачу выполнила.
А мы сделали тогда только 2 вещи. Первая – сказали, что в основе концепции лежит приоритет безопасности и прав прежде всего личности, потом общества и только потом государства (если обеспечены 2 предыдущих приоритета).
Второй тезис: безопасность – проблема комплексная, не только военно-политическая.
Мы успели только огласить эти принципы. Впоследствии разработку концепции поручали разным людям. Ею занимался Сергей Степашин, потом маршал Евгений Шапошников. И они тоже брали за основу эти 2 принципа.
Горбачев, Ельцин и первый отказ
Несмотря на антагонизм между Б. Н. Ельциным и М. С. Горбачевым, оба предложили мне вступить в их Президентские Cоветы. И до конца советского периода я был членом обоих Советов.
Когда в 1990 г. на Съезде народных депутатов РСФСР председателем Верховного Совета избрали (с третей попытки, при большой «драке») Бориса Ельцина, он предложил мне возглавить правительство РСФСР. Ельцин сказал, что предложит 3 кандидатуры (не как Горбачев, который предложит одного, и давайте, выбирайте).
А я уговорил знакомого мне Ивана Силаева, заместителя председателя Совмина СССР, чтобы он согласился принять этот пост. И Силаев благополучно был избран председателем.
Дождь после путча
19 августа 1991 г. я связался по телефону с Г. Бурбулисом. Трубку у него быстро отобрал Ельцин. Говорит: «Мы пишем воззвание».
Я отвечаю ему: «Вас могут не пустить в Москву». В то время Ельцин, Силаев, Бурбулис жили на правительственных дачах. А я заметил в тот день, хотя и не сразу, что какая-то бронетехника уже на Кутузовском проспекте.
Но Ельцину удалось приехать со всей командой в Москву. Дальше происходили события, о которых вы знаете. События были достаточно напряженными, особенно в первую ночь. Но я, по легкомыслию что ли, считал, что все обойдется.
На третью ночь я пошел домой пешком. Идти было недалеко. В то время я жил на Старом Арбате. Был дождь. Я шел через Садовое кольцо, через Новый Арбат. А над тоннелем, где погибли ребята, уже лежали цветы.
Второй отказ и ельцинское чутье
Еще перед путчем Г. Бурбулис говорил мне: Ельцин недоволен Силаевым. Он слишком советский премьер. Ельцин настаивает, чтобы Вы были председателем правительства.
Потом у меня была поездка в ЮНЕСКО в Париж, куда я чуть позже приехал как посол. Но тогда я еще об этом не догадывался.
Вечером – звонок Ельцина: «Срочно приезжайте и берите правительство». Я говорю: «Приеду, но правительство не возьму».
Это был октябрь. Я прилетел в Москву и прямо с аэродрома направился на заседание Президентского Совета. На нем присутствовало человек 10-12. Разговор шел о том, что Рыжова двигают в премьеры, а он отказывается.
К концу этого бессмысленного толковища я сказал: «Борис Николаевич, что Вы торопитесь с премьером? Возьмите на себя руководство Правительством». Все запротестовали – как он возьмет это на себя? Экономика рушится, Ельцин потеряет поддержку, рейтинги.
Тем не менее, через 2 дня Ельцин взял руководство страны на себя.
Это было его ельцинское чутье. Он просто решил, что так надо сделать. Не оттого, что я там что-то ляпнул.
В Париж
Когда я был в Париже, ко мне подошел новый министр иностранных дел СССР Борис Панкин. Предыдущего министра Горбачев отстранил как неправильно себя поведшего в условиях путча.
Так вот, Панкин сел рядом со мной и сделал мне предложение: «Может, ты здесь останешься послом?» Я тогда от него отмахнулся.
Чуть позже, в Москве, меня в коридоре встретил Горбачев и спросил: «Ты, правда, дал Панкину согласие ехать во Францию послом?»
Я ответил, что нет, тут надо подумать. Горбачев: «Чего там думать!» Тут я дал слабину, ответил, что пойду посоветуюсь с Ельциным.
Пришел к нему, рассказал о предложении Горбачева. Ельцин ответил угрюмо: «Если Вы не хотите работать на новую Россию – это ваше право».
Я спустился к Горбачеву и сказал: «Поеду». Мне присвоили ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла и назначили послом СССР во Францию. Эти указы были подписаны в конце ноября, а уже в декабре была Беловежская пуща и Союз рухнул.
И тогда Б. Н. Ельцин предложил мне возглавить посольство уже не СССР, а России.
В начале 1992 г. я выехал во Францию.
Два президента
Когда я приехал во Францию, то думал, что это на год максимум. В результате, оказалось, на 7 лет, до 1999 г.
Я прибыл в Париж накануне официального визита Б. Н. Ельцина. Штат нашего посольства был укомплектован блестящими профессионалами, они подготовили этот визит по высшему стандарту. Поэтому (и благодаря моему невмешательству) визит прошел успешно.
Штат посольства воспринимал меня как комиссара от новой власти. Комиссар задает политический курс, а профессионалы делают свое дело.
Я работал при двух президентах Франции – Франсуа Миттеране и Жаке Шираке. Миттеран был очень закрытым человеком. Он уже тогда был серьёзно болен.
Жак Ширак, наоборот, был яркий популист. Работать он начинал беби-ситтером в Америке, потом во Франции дослужился до мэра, а через некоторое время стал президентом. С Шираком я общался много.
В начале моей службы послом интерес к новой России был огромный и со стороны французов, и со стороны русской эмиграциии всех поколений. Все поменялось с началом чеченских войн. А вторая чеченская война – это был полный обвал.
Отказы № 3 и № 4
Летом 1992 г. Ельцин вызвал меня в Москву. Президент беседовал со мной один на один. Поговорили мы, в общем, благожелательно. Ельцин опять предлагал возглавить правительство, а я вновь отказался.
Под конец я спросил: «Борис Николаевич, зачем Вам нужен премьер-министр, который не сможет Вам возражать?» На этой ноте мы расстались, и я уехал обратно во Францию.
Четвертый раз был в декабре 1992 г. Звонок был в этот раз не на работу, а ко мне домой. Соединял нас Коржаков, вечный адъютант Ельцина. «Юрий Алексеевич, только не отказывайтесь!» – говорит. Я отвечаю: «Саша, без тебя разберемся».
Ельцин берет трубку и говорит: «У меня все валится. Срочно приезжайте, берите Правительство».
К тому моменту Ельцин уже вошел в полный клинч с Верховным Советом, Хасбулатовым, Руцким.
В стране чудовищная девальвация и другие трудности. Еда появилась, но денег на нее не стало. Тогда Борис Николаевич позвонил мне снова.
Он сказал: «Завтра в 11 мне нужно иметь Ваше решение». Я ответил: «Хорошо, свяжемся».
Я позвал своего хорошего знакомого Юрия Рубинского, историка и знатока Франции. Про него Миттеран еще говорил: «Этот человек знает французскую политику лучше, чем французы». Вместе с ним мы составили 3 варианта отказа.
Утром по закрытой связи я связался с Президентом. Трубку он взял сразу. Я говорю: «Борис Николаевич, выслушайте меня». «Что, значит – нет?» «Выслушайте меня», – говорю я и предлагаю 3 варианта. Он выслушал, сказал: «Значит, нет?» – «Нет». – «До свидания».
Видимо, у Ельцина в тот момент как раз все собрались, чтобы решить вопрос премьерства, потому что тут же трубку подхватил Гайдар. И он тоже начал меня уговаривать. Больше с этим вопросом Ельцин ко мне не обращался и в конце 1992 г. назначил премьером Черномырдина.
Почему звали, почему отказывался
Почему Ельцин мне предлагал возглавить правительство, не знаю. Он относился ко мне с огромным уважением. Он вообще был очень корректным с людьми: ни единого бранного слова, всех называл на Вы.
Почему я отказывался? Я считал, что не могу этим заниматься. До этого мне приходилось руководить научной группой из 5 человек, потом на меня свалился тридцатитысячный институт МАИ. Я справился, и, как говорят люди, вполне успешно. Но со страной…
Я не экономист, но понимал, что мы находимся в большом кризисе. А у меня при этом не было идей, как нам выходить из этого кризиса. Ведь это задача не президента, а председателя правительства.
Я уверен, что если бы не Егор Гайдар, в стране был бы кошмар. Голод, хаос и черт знает что. Этот человек был очень экономически грамотный и очень умный.
На вид мягкий, но у него хватило воли, оперевшись на Ельцина, страну спасти от крови. Мое убеждение, что Гайдар спас страну, почти никто сейчас не разделяет.
По прошествии всех лет я ничуть не жалею, что отказывался от премьерства.
2015 г. Экономический кризис и санкции
Власть сегодня занесло. Она не способна воспринять грамотный анализ ситуации, политической и экономической.
Нынешний экономический кризис страшен не сам по себе, страшны его социальные последствия. Я как раз и боялся, что плохая экономика, плюс санкции и эмбарго ухудшат положение обывателей. Они могут выйти на улицы. Они уже выходят: небольшими кучками, боясь потерять работу.
В экономике я, повторяю, ничего не понимаю. Но социальные последствия опасны.
Санкции же, как я думаю, могут и смягчиться. Но это будет зависеть от работы «под ковром».
О Марин Ле Пен и ее будущем
Она на последних выборах хорошо выступила, заняла высокое место. Ее отец никогда такого не занимал. Марин Ле Пен чуть более, чем он, аккуратна в высказываниях – тот-то «рубил», как саблей.
Но она политик, и она будет играть по правилам французской политики. При этом она никогда не будет ни премьером, ни тем более президентом. И это несмотря на то, что национализм поднимается во Франции из-за мигрантов с юга. Ведь еще при мне так называемый «красный пояс Парижа» уже стал «черным поясом».
Украина
Я думаю, Украина выскочит из этого своего состояния. Не обязательно, что при Порошенко, но выскочит. Я надеюсь, что до гражданской войны не дойдет – до войны по всей территории. А вот что с Донбассом?..
Ну, это аппендицит. Его либо отрежут, либо гной растечется. Не знаю, не берусь гадать.
Смута наших дней
То, что я скажу сейчас, я впервые сказал на похоронах у Бориса Немцова, на большом эмоциональном стрессе.
Наша власть сама вырастила толпу «хунвейбинов» образца 2015 г. Эти истории с «Нашими», Селигером и прочим. Апогеем этого стал недавний «Антимайдан» на площади Революции в Москве, где собрались десятки тысяч людей. Убогих людей, но наше телевидение и СМИ в последние годы способствуют убогости людей. А мерзавцы всегда пользуются этим.
Власть сама вырастила, выпестовала «хунвейбинов» и испугалась их. Потому что они выходят из-под контроля. Они существуют сами по себе, но среди них обязательно найдутся мерзавцы, которые возглавят толпу. Власть испугалась, но поздно.
Мы вступили в смуту, которую по-научному называют «системный кризис», и об этом я писал еще в 2011 г.
Смута не бывает вечной. Но, когда она только начинается и пока идет, никогда не знаешь, чем она разрешится.
Если посмотреть смуты последнего столетия, то за 2 недели до февраля 1917 г. и за 2 недели до августовских событий 1991 г. никто и подумать не мог, что вскоре страну всколыхнет.
