Новая мобилизация: версия 1998 года

Надо сказать, что доклад, написанный в конце 90-х годов, сегодня читается, прежде всего, с точки зрения «угадал – не угадал». В этом смысле у профессора Митяева случаются и точные попадания, и абсолютные промахи. Впрочем, предсказать что-то наверняка в то время было действительно сложно.
Но можно попытаться применить логику рассуждений Митяева к 2015 г. и прикинуть, насколько сейчас возможен поворот к мобилизационной экономике.
Что интересно, в апреле 1998 г. Митяев уверенно пишет: «точка возврата на пути к экономике мобилизационного типа пройдена, речь может идти лишь о той или иной степени жесткости возврата».
Автор доклада утверждает: мобилизационный режим – наше реальное будущее. При этом не имеет значения, какие люди придут в Правительство России: события будут определяться надличностными детерминантами. Собственно, целью доклада было  дать совет руководителям государственных и корпоративных структур, как себя вести в условиях перехода к «новой мобилизационной экономике» (НМЭ – это термин Митяева).
Говоря о неизбежности саморазрушения финансовой системы России, автор доклада приводит главные негативные факторы: огромный государственный долг, неподъемный внутренний долг, крайне малые валютные резервы страны, серьезный дефицит бюджета, разрушающаяся пирамида ГКО (государственных краткосрочных облигаций).
Понятно, что в 2015 г. мы имеем совершенно иную, куда более оптимистичную картину. В 1998 г. же ситуация усугублялась еще и крайне низкими (порядка 10 долларов за баррель) ценами на нефть.
Митяев рисует картину предстоящего обрушения финансовой системы. Происходит крах фондового рынка, акции российских компаний обесцениваются. Национальная валюта обесценивается еще быстрее: к нерезидентам, стремящимся побыстрее вывести свои средства из страны, присоединяются валютные спекулянты.
В связи с этим резко возрастает стоимость обслуживания (в национально валюте) госдолга страны. Валютные резервы Центробанка тают, новые кредиты государству и корпорациям не предоставляются. Население панически скупает валюту и товары.
Эта картина предполагаемого кризиса 1998 г. здорово напоминает события в России конца 2014 г., несмотря на все объективные различия двух исторических этапов.
Хотя Митяев и говорит о неотвратимости перехода к мобилизационной экономике, утверждая «неизбежность перерастания проводимой в последние годы политики тотальной либерализации страны, режима «финансовой стабилизации», в свой антитезис – мобилизационный, внутренне антилиберальный режим», доказывать эту самую неизбежность автор доклада не спешит.
В документе практически не объясняется, почему вдруг Россия должна перейти к НМЭ. Между строк вроде бы прочитывается: «в стране все плохо, денег и ресурсов нет, и поэтому власть будет собирать все, что осталось, в один кулак».
На самом дела автор просто принимает за данность, что всех нас ждет мобилизационная экономика, и сосредотачивается на том, чтобы спрогнозировать, какая жизнь в стране будет при таком режиме.
Более того, Митяев даже не дает определения мобилизационной экономики. В принципе, под этим понимается экономика, ресурсы которой сосредоточены и используются для противодействия угрозам существования страны как целостной системы; отношения, при которых все ресурсы страны направляются на одну или несколько приоритетных целей в ущерб другим отраслям.
Впрочем, сам Митяев мог понимать под НМЭ нечто иное. Автор доклада видит социальный порядок при новом режиме как некое сочетание «экономики миражей» и «лагерной экономики»:
«Идеальная модель «экономики миражей» формируется в Москве, где расцвеченный карнавал центра соседствует с серой повседневностью спальных районов, где трудно живущие на регулярно получаемые скромные пенсии и бюджетные зарплаты миллионы людей среднего и старшего возраста поддерживают московскую власть так же искренне, как и несколько сотен тысяч прожигающих жизнь «новых русских».
Идеальная модель «лагерной экономики» (второй половины или основы НМЭ) прочитывается сегодня в моногородах, в которых устанавливается сегодня жестокий порядок работы «за пайку» (зарплату на уровне продуктового пайка): закрытые города, нефтегазодобывающие поселки, Норильск, Воркута, десятки и сотни фактически изолированных от мира поселений дают нам модель того «социального порядка», который веками формировался на российской земле и получил завершение в ГУЛАГе.
Таким образом, социальный порядок НМЭ основан на моноцентрической модели, в которой привычный материальный порядок вещей («зарплата 5-го и 20-го») соседствует с релаксирующей ролью центра с его бездумными и бесконечными играми и скандалами».
Такая ситуация, полагал Митяев, будет устраивать большинство населения России, потому что люди ставят стабильность материальной жизни выше «абстрактных политических (либеральных) свобод».
Автор доклада пояснял, что новая мобилизационная экономика будет отличаться от ее ранних версий – военного коммунизма, сталинской модели 30-50-х годов и мягкого брежневского издания: «Все мобилизационные режимы направлены на формирование централизованных механизмов трансформации сбережения предприятий, государства и населения в стратегические инвестиции («проекты века» режима).
Размер доступных сбережений составляет мобилизационную базу режима. Но НМЭ, в отличие от своих прототипов, может рассчитывать на контроль не 70-
80% материальных, трудовых и финансовых ресурсов, а на значительно меньшую долю».
Вторая особенность НМЭ:
«Если ядром всех предыдущих режимов мобилизационного развития была военная экономика (в развитом виде – ВПК), то ядром НМЭ, безусловно, станет сплотившаяся вокруг «партии победителя» определенная нефтегазобанковско-информационная группа, в которой будут интегрированы части ТЭК, финансового капитала и СМИ».
Говоря о НМЭ в разрезе президентской власти, Митяев выделял 3 возможных стратегии Ельцина, 3 вероятных будущих режима.
Первый – «либеральная диктатура». Такая власть характеризуется антикоммунистической направленностью, передачей значительной части управления страной международным структурам вроде МВФ, десуверенизацией, привязкой к экономике США.
Автор доклада полагал, что Ельцин может принять такой сценарий, если испугается «коммунистического восстания» или импичмента, ради сохранения собственной власти. Напомним, в 1998 г. позиции коммунистов были еще сильны.
Второй сценарий – «антилиберальный консенсус». Он мог быть реализован на основе общего неприятия обеими палатами Федерального Собрания и региональными элитами проводимой Центром политики.
В ценностную базу антилиберальной политики могли быть положены ценности, способные реинтегрировать общество – «традиционные ценности»: историко-нравственная преемственность со славным советским прошлым, отказ от либерализма, восстановление векового социального порядка с уравнительными и гарантированными пропорциями распределения с преследованием «паразитического потребления», закрепление самостоятельной (антиамериканской) линии во внешней политике.
Митяев отмечал, что второй сценарий для Ельцина был бы чреват отстранением от реальной власти, риском личной ответственности за либеральные реформы и антикоммунизм прошлых лет. Пойти на это президент мог только перед лицом мощного антилиберального консенсуса.
Третий вариант, предложенный Митяевым, – «патерналистская диктатура». В этом случае сама президентская власть становится хребтом мобилизационной экономики. Все завязывается на президенте и его Управлении делами. На описание этого варианта Митяев тратит меньше всего времени, явно считая его самым несбыточным.
Надо сказать, что многие прогнозы, представленные в докладе, не подтвердились категорически. Митяев пророчил крах реального сектора экономики, а он, наоборот, после дефолта 1998 г. сумел улучшить свои позиции.
Справедливо предполагая, что будущее за торговлей газом, Митяев понапрасну сбрасывал со счетов нефть: «российская нефтяная отрасль в долгосрочном плане не может быть основой природопользования и будет постепенно переориентироваться с экспорта на внутренние потребности экономики».
Автор доклада говорил о неизбежном крахе либеральной политики, но либералы в правительстве до сих пор руководят экономикой России. Да и в целом наша страна не встала после 1998 года на путь мобилизационной экономики, несмотря на все прогнозы Митяева.
Однако стоит признать, что некоторые черты НМЭ в России все-таки возникли. Сегодня, перед лицом нового кризиса, стоит задуматься, насколько реален для нас вариант перехода к мобилизационной экономике и к чему он может нас привести.