Самое читаемое в номере

Долгая жизнь Валентина Степанкова: первые шаги в профессии

A A A

Специально для «Улицы Московской» рассказывает Валентин Степанков, первый Генеральный прокурор России. «Улица Московская» благодарит заслуженного юриста России Владимира Фомина за организацию настоящего интервью.

stepankov«Я родился в обычной, но очень непростой семье», - с этих слов начал рассказ о себе Валентин Георгиевич Степанков, первый Генеральный прокурор России.
Если есть американская мечта, то он смог реализовать мечту российскую. Мечту парня с пермской окраины работать в прокуратуре, защищая соблюдение закона в стране.
Его родителей мечта сына поначалу испугала: в истории семьи было много событий, которые могли помешать ей исполниться. В родне были репрессированные. А по линии отца еще и родственники за границей. Брат мамы был призван в армию Колчака. Она сама вручала белому адмиралу цветы, будучи гимназисткой.
От сына все это скрывали. Ради будущего сына отец прекратил общение с оставшейся на Украине семьей. И даже про то, что народный артист СССР Константин Степанков приходится ему двоюродным братом, Валентин Степанков узнал, лишь став Генеральным прокурором.

- Как начинался Ваш путь в прокуратуру?
- С неудачной попытки поступить на очное отделение юрфака Пермского университета. Поступил на вечернее. Учился неплохо, и после первого курса мне предлагали перевестись на очное. Но меня уже гораздо больше привлекало общение в рабочем коллективе со взрослыми людьми.
По совету отца я устроился электриком в НИИ вакцин и сывороток. Отец работал здесь мастером, отвечал за все электрическое оборудование института. Там же трудилась и мама, лаборантом в отделе, делавшем вакцины от коклюша. Здесь я проработал до армии, закончив два курса юридического. Хотя мама требовала от меня уйти с этой работы после трагической гибели отца, заразившегося токсином столбняка.
- Как проходила армейская служба?
- Меня, как будущего юриста, направили служить в 17-й моторизованный батальон ВВ МВД СССР, где солдаты срочной службы охраняли порядок на улицах Перми. Мне такая служба нравилась. Наш наряд патрулировал микрорайон завода имени Свердлова. Сегодня это «Пермские моторы». Мы должны были забирать тех, кто возвращался домой навеселе.
Но задерживали лишь тех, кто уже совсем на ногах не стоял. Да и их отдавали прибегавшим женам. И как-то так случилось, что женщины в районе стали просить меня поговорить с их дебоширящими мужьями. Нам было запрещено входить в дома. Но как не пойти навстречу женщине, которую бьет муж? Сдать его в милицию – потерять часть семейного дохода. Да и жалко, муж все-таки. «Ох, доиграешься», – говорил мне местный участковый. Но все обходилось.
А тут еще офицер, что вел занятия по юридической подготовке, узнал, что я студент-юрист. И возложил на меня обязанность вести занятия в нашем взводе. Я принес из дома учебники и начал преподавать по вузовской программе. Вскоре я вел занятия уже и в других взводах.
- А после армии была работа военного журналиста?
- Военным журналистом я стал еще на срочной службе. Спасибо моему другу Владимиру Тряхову. Он разместил за моим именем заметку в дивизионной газете «Часовой Родины». Через две недели после этого меня откомандировали в политотдел дивизии, где я стал корректором этой газеты. Я любил и знал литературу. Но были трудности с грамматикой русского языка. Первое время словарь Ожегова был настольной книгой.
На правах военкора я объехал все колонии Пермской области. Писал о солдатах, несущих караульную службу, писал о заключенных. Были публикации в «Красной Звезде», газете Уральского военного округа «Красный воин», журнале внутренних войск «На боевом посту».
А работать вольнонаемным корреспондентом мне предложил редактор газеты, когда я пришел к нему рассказать о своих мытарствах на гражданке.
- Но желание работать в прокуратуре оставалось?
- Конечно. И наступил день, когда пришел в районную прокуратуру по месту жительства с просьбой взять меня практикантом. Моего первого наставника, следователя прокуратуры, звали Алевтина Конышева. По ее поручению я вел допросы, собирал документы и даже ходил в суд поддерживать обвинение. Практикант не имел такого права, но все, включая судей, закрывали на это глаза. А как еще опыта набираться?
Практика длилась два месяца. В конце первого из них моей наставнице дали горящую путевку. А у нее в производстве – три дела, их надо закончить. Я внутренне напрягся, но сказал: «Закончу с радостью». Потом была беседа с прокурором – его звали Николай Лазаревич Гребенкин, – выяснявшим, понимаю ли я, за что берусь. После этого мне впервые выдали удостоверение прокуратуры. Дела я закончил. Прокурор пролистал их и сказал: «Пойдет».
Меня же он спросил еще раз о желании работать в прокуратуре и попросил оставить телефон. Звонка, определившего мою судьбу, пришлось ждать почти месяц. Но я же еще учился. И для моего приема на работу понадобилось разрешение за подписью заместителя Генерального прокурора СССР Алексея Семеновича Побежимова. Лишь 1 декабря 1975 года я официально приступил к работе в прокуратуре Свердловского района в должности стажера.
- Чем запомнились первые шаги в прокуратуре?
- Был случай, давший понять, на чем основана прокурорская служба. Мне 1 декабря вручили 8 дел, попросив закончить их к 1 января. Районная прокуратура, имея в штате двух следователей, заканчивала ежегодно более 200 дел. Это позволяло обосновать выделение третьей ставки следователя.
24 декабря по одному из дел меня вызвал прокурор. Дело я закончил, осталось написать обвинительное заключение. Но оказалось, что утром истек срок содержания подследственного под стражей. Дело должно уйти в суд, или подследственного надо освобождать.
В советское время отдел по надзору за местами лишения свободы ежедневно контролировал ситуацию. Начальник отдела утром позвонил прокурору и попросил разобраться. Мы отправились на ковер в областную прокуратуру.
Пожилой прокурор, фронтовик, с протезом вместо ноги, посмотрев дело, спросил: «Сынок, а ты сколько работаешь?» Отвечаю, что двадцать пятый день. В производстве было восемь дел, осталось пять. Мой шеф разводит руками: что тут скажешь…
Меня попросили подождать в коридоре. Вскоре шеф вышел с вопросом, успею ли я до конца дня написать обвинительное заключение. Я сам печатал на машинке, еще в армии научился. И уверенно ответил, что успею. Вечером дело ушло в суд.
- Ваша карьера в прокуратуре развивалась достаточно быстро?
- В советское время кадры тщательно готовили. Ставили новые задачи и наблюдали, как человек будет их решать. Но я тогда об этом не думал. Летом 1976 года защитил диплом, сдал госэкзамены и был досрочно аттестован, став юристом 3-го класса, что соответствовало лейтенанту.
А в сентябре 1976 года – вызов в областную прокуратуру для назначения прокурором отдела общего надзора. Приняли во внимание мою журналистскую работу: нужно было писать протесты, представления, отчеты в обком. Первые два месяца работы в областной прокуратуре совмещал с завершением сложного дела. Делал это с удовольствием, еще не наевшись следственной работы.
Весной 1977 года – снова вызов в отдел кадров. Говорят, есть мнение о переводе меня на самостоятельную работу. Было два варианта: прокурором по надзору над исправительным учреждением АМ-244 в Соликамске или прокурором города Губахи. АМ-244 – это большое лесозаготовительное управление, в составе которого колонии – несколько тысяч заключенных, занимающихся лесозаготовкой. А в Губахе – прокуратура, где можно приобрести опыт, связанный со всеми видами надзора и взаимодействием с местными органами власти. По совету своего первого учителя Николая Лазаревича Гребенкина я выбрал Губаху.
В Советском Союзе было пять с лишним тысяч районных и городских прокуроров. И каждый из них перед назначением выезжал на собеседование в Прокуратуру РСФСР и Генеральную прокуратуру СССР. В моем случае последней инстанцией собеседования стал Алексей Семенович Побежимов, что когда-то в порядке исключения принял меня на работу в прокуратуру. В беседе с ним выяснилось, что я буду самым молодым прокурором в России. Мне было 25 лет – минимально допустимый возраст для прокурора района или города.
Через две недели после визита в Москву, пройдя согласование в горкоме и обкоме КПСС, я выехал на новое место службы. Губаха состояла из благоустроенного центра и поселков, возникших в местах разработки Кизеловского каменноугольного бассейна. Во время войны в соседний с Губахой город Кизел переехало Министерство угольной промышленности СССР. Тогда Кизеловский бассейн был главным каменноугольным бассейном страны.
Мои первые впечатления в Губахе – временно исполнявшая обязанности прокурора женщина-следователь, со вздохом облегчения передавшая мне ключи и печать. В сейфе – кипа дел и материалов, скопившаяся за три месяца и рухнувшая на пол, стоило мне открыть дверцу. В гараже – сломанная и проржавевшая машина. А в соседнем здании милиции – ее крайне удивленный начальник, никак не ожидавший увидеть в роли прокурора такого «мальчишку». Начало было так себе.
Но именно Губаха дала мне первый опыт общения с партийными и советскими руководителями, пригодившийся позже, в том числе и в работе с Борисом Николаевичем Ельциным.

Интервью взял Владимир Дворянов

Прочитано 1514 раз

Поиск по сайту