Последнее слово Елшанки

По этой книге можно судить о языке старой пензенской деревни, где едят «угурцы», пропалывают «угород», прячутся от «дожжыка», где бегает «большой мыш», парни встречаются «с девкыми», а старики ждут «мнуков»
Каким-то непостижимым образом этому населённому пункту всё время удавалось держаться вдали от остальных сёл. В 60-е годы Елшанка получила неофициальное название – Албания, а её жителей стали называть албанцами за своеобразный, независимый стиль жизни и поведения (Албания в те годы отделилась от стран социалистического лагеря).
В Елшанке сама языковая картина мира заужена, в её словаре нет места «лишнему мусору».
Если здесь говорят про растительный мир, то это только то, что растёт вблизи человеческого жилья. Например, крапива, пырей, череда. А вся мелкая растительность, более многочисленная по видовому составу, имеет одно общее название – трава. Эта трава растёт и на огороде, и в оврагах, и в воде. Её косят, сушат на сено, полют, рвут, дают на подкормку скоту.
Названия многих лесных грибов жителям Елшанки также неизвестны, так как ближайший дубовый лес находится в 5 км, а сосновый – за 30-40 км. Здесь есть только луговые опята, шампиньоны (крапивики) и дождевики. Иногда встречается «грыб-мясо».
Зато в говоре есть несколько названий пил, топоров, рубанков, лопат, животных по возрасту и масти. Здесь всё практично, нет ничего ненужного. Почти что весь язык – это реалии, которые составляют основу жизни и с которыми люди встречаются каждый день.
Не густо в Елшанке и с именами. Наиболее активных мужских имён наберётся не больше десяти: Иван, Александр, Алексей, Владимир, Николай, Виктор, Михаил. И никогда не встречаются Андрей, Григорий и Олег.
В советские годы на 700 жителей села было не больше 50-60 фамилий. Самые распространённые – Голяковы, Марьины, Сидоровы, Егоровы, Пискуновы и Лушниковы.
Наряду с ними существовали так называемые «уличные фамилии» и прозвища – чтобы не путаться и сразу, без объяснений, понимать, о ком идёт речь. Некоторые дети вплоть до совершеннолетия откликались только на «уличную фамилию» и не знали своей настоящей, паспортной.
Книга Ивана Шувалова ценна словарём, на 70 страницах которого содержится около 1500 слов, характерных для говора Елшанки середины ХХ в. Здесь приведены давно исчезнувшие слова, типа «большекромый» (претендующий на многое, часто незаслуженное), «булга» (шум, суета), «восейко» (недавно), «дуботол» (недалёкий глупый человек), «замулить» (преднамеренно забыть отдать), «мерекать» (размышлять, соображать), «облыжно» (с ложью, обманом), «хлюст» (пронырливый, нахальный человек).
Есть здесь и слово «шурум-бурум», которое в Елшанке означало неразбериху и путаницу, а в Пензе им уже два года называют фестиваль предпринимателей.
По наблюдениям Ивана Шувалова, точкой наивысшего роста Елшанки можно считать конец 1920-х – начало 1930-х годов, когда в селе было 214 домохозяйств и 1135 жителей. Затем коллективизация и война изменили общественный уклад, поступательное движение стало замедляться. Уже в 1967 г. здесь насчитывалось 697 человек. И количество жителей продолжало сокращаться. Закрылись школа, медпункт, библиотека, ликвидировался колхоз.
Сегодня в селе осталось не больше 70 жилых домов, в основном с пенсионерами преклонного возраста. По состоянию на март 2012 г. в списках избирателей значились 105 человек. При этом фактически проживало всего лишь 80.
Как неперспективное, Елшанка медленно умирает. Умирает и оригинальный говор этого поселения.