О Михаиле Исааковиче Вайнере
Семья Вайнеров была очень дружна с нашей семьёй. Михаил Вайнер дружил с моим отцом Яковом Гельбсманом (творческий псевдоним Яков Танин), его жена Наталья Васильевна Вайнер была дружна с моей мамой Зоей Александровной Пастуховой. 
Михаил Вайнер слева и Яков Танин справа
Я дружила со старшей дочерью Вайнеров Эмилией, которую в семье звали Люлькой, она была на 2 года младше меня. Дружили и наши младшие сёстры – моя сестра Анна и Люлькина сестра Ева, которую в семье звали Екой.
Дружба наших семей началась с отцов. Когда наша семья приехала в Пензу в 1961 г., папа в пензенском отделении Союза писателей познакомился с Михаилом Вайнером. Они сразу нашли общий язык, общие темы, выделили друг друга из массы других писателей и очень подружились.
Все праздники наши семьи проводили вместе. Собирались сначала в доме Вайнеров на улице Замойского, вниз от магазина «Дон». Отцы наши много разговаривали о литературе и о ситуации в стране.
Было время хрущевской оттепели, их сердца были полны надежд на либерализацию жизни, тем же были полны и их разговоры. Много рассказывали о своём прошлом, о детстве, о юности.
Через некоторое время Вайнеры получили квартиру на Западной Поляне, по ул. Ленинградской, сразу у котельной.
Насколько помню из рассказов, детство Михаила Вайнера прошло в еврейском местечке. Он знал и любил еврейские национальные традиции, они были ему очень дороги. И его жена Наташа с большой любовью готовила еврейские национальные блюда. У меня это связалось с чтением Шолом-Алейхема, о котором они много говорили, с еврейскими традициями и обедами у Вайнеров.
Хотя дядя Миша не был верующим евреем, это был именно семейный уклад, впитанный с рождения. Проявлялся он и в той нежности, с которой Вайнер относился к дочерям. В особой улыбке, которой освещалось его лицо, когда он глядел на них. В преданности членам своей семьи и в радости, и в болезни.
Дядя Миша – прозаик. Когда-то в отрочестве он пережил нелёгкий период, работая подростком на заводе наравне со взрослыми. Именно от него я услышала, что подростки, чтобы работать на станке, вставали на ящик. Но работали весь день и выполняли положенную норму.
Дядя Миша очень хорошо чинил швейные машинки – именно потому, что на заводе, где он работал во время войны, он был наладчиком швейных машин.
Тяжелые годы сформировали его выносливый и терпеливый характер.
Позже Вайнер поступил в институт, выучил английский язык. Знал его блестяще. У него было великолепное произношение, огромный словарный запас, легкость и скорость английского языка, британца. Мы много в то время слушали Би-би-си и «Голос Америки».
Но дядя Миша слушал эти радиостанции не только на русском, но и на английском. Поэтому он часто дополнял и поправлял полученную нами информацию.
Я его знала в период с 1962 г. и до конца 1980-х годов, до их отъезда в Загорск, куда они уехали, готовясь выехать из СССР. Для них это была долгая и мучительная процедура.
В конце 1970-х уехала с мужем в США их старшая дочь Эмили. Прощание было очень тяжёлым, потому что думали, что расстаются навсегда. Эмигрантов обратно сюда уже не пустят, а граждан СССР к родным за рубежом не выпустят. Это было невероятное страдание для тети Наташи и дяди Миши.
Но время шло, многие стали выезжать в Израиль. Подал заявление на выезд в Израиль и Вайнер. Но ему отказали. Не помню как, но после этого осложнилась ситуация в пензенском Союзе писателей. Надежды печататься не было. Жизнь для писателя в этой ситуации была безнадёжной и мучительной.
В надежде как-то выбраться из этой западни Вайнеры переехали в Загорск, в Подмосковье. И, наконец, их настойчивость увенчалась успехом – разрешение на выезд было получено. Они уехали в США.
В начале 1960-х годов Пенза была благоприятным местом для писателей, потому что здесь было издательство, которое давало возможность издать свою книгу, вступить в Союз писателей. Но вскоре издательство закрыли.
Конечно, писательский труд оплачивался по результатам: книга издавалась и за неё выплачивался гонорар. Но если книга долго не издавалась, а чаще всего именно так и было, то писателю и его семье приходилось затягивать пояса. Так жили и Вайнеры.
Тетя Наташа работала учительницей в школе, немного подрабатывала редким шитьём для знакомых. Семья жила сверхэкономно, но очень интеллигентно и красиво. В этом проявлялась высокая духовная культура и дяди Миши, и тети Наташи.
Вообще, они были духовно очень близкими людьми. Познакомились, когда работали учителями английского языка в школе. Очень хорошо знали английскую культуру: стихи, песни, музыку, живопись.
И именно они познакомили меня с изумительным учебником английского языка, по которому выучилась я, а затем я выучила сотни детей. У меня до сих пор стоит на полке тот учебник английского языка Валентины Скульте издания 1960 года.
Их семья, особенно д. Миша, оказала большое влияние на моё формирование как личности. Например, у него вышла книга «Рассказ о войне», в нём говорится о том, как в бою столкнулись солдат-немец и солдат наш. Вместо ожидаемого уничтожения врага произошло странное: они увидели друг в друге людей и, повернувшись, разошлись. Меня это потрясло.
Среди привычного восприятия – фашист, враг, нужно уничтожить! – я впервые увидела в д. Мишином рассказе, что воюющие люди – это люди. И с этого его рассказа перевернулось моё отношение к войнам, революциям, террору.
Дядя Миша был среднего роста, чуть сутулый, но крепкий. Ходил он размеренным шагом и как-то странно и очень симпатично оттопыривал при ходьбе локти, и как бы загребал руками. Одевался всегда очень чисто, очень аккуратно, но просто и скромно. Пиджаки, рубашки, пальто – всё было добротное. Причём не очень дорогое, но производило впечатление.
Есть евреи смуглые, с яркими глазами, курчавыми волосами, а д. Миша был их противоположностью. Видимо, шатен, поскольку к моменту нашего знакомства волос у него практически не было, только чуть над ушами и под затылком, венчиком.
Высокий лоб, который с каждым прожитым годом всё увеличивался за счёт лысины. Небольшие, но очень острые, проницательные голубые глаза. Нижняя чуть-чуть оттопыривающаяся губа придавала его лицу особую твёрдость, пока дядя Миша не начинал улыбаться. От улыбки всё лицо его начинало светиться, становилось нежным, излучало доброту.
Но когда улыбки не было и особенно когда происходило что-то, что д. Миша считал непорядочным, некрасивым, подлым, его лицо становилось серьёзным, жестким, твёрдым. Было видно, что этот человек не пойдёт на компромисс с совестью ни ради материальной выгоды, ни ради иных благ.
Конечно, очень тяжелы были времена, когда не издавались книги, когда не было гонораров, когда приходилось жить только на зарплату жены. Тяжело материально, тяжело морально. Поскольку что-что, а ответственность за жизнь своей семьи д. Миша всегда принимал на себя. Но в том, как чета Вайнеров преодолевала эти временные трудности, проявлялась их духовная близость и близость интересов, понимание друг друга, вера друг в друга.
Стало полегче, когда в Союзе писателей был организован Литфонд. Тогда появилась возможность ездить по организациям, по сёлам с выступлениями, за которые в Литфонд перечислялась плата по определённой таксе за выступление. То есть небольшие суммы поддерживали семейные бюджеты писателей, не делая безысходной жизнь их семей. Тем более что вскоре Пензенское издательство было ликвидировано и Пенза стала относиться к Саратовскому издательству (начало 1970-х).
Надо сказать, что проблемы с публикациями были всегда: здесь и цензура, и определённые нормы для издательства. Но всё-таки получалось так, что одни писатели публиковались легко и часто, хотя их произведения не имели большой художественной ценности, а другие, часто более глубокие и талантливые, оставались в стороне и по нескольку лет ждали возможности опубликования небольшой книжки.
Мне кажется, часто д. Мише мешало публиковаться чувство глубокого человеческого достоинства, он не умел идти на сделки с совестью, его натуре была противна лесть, подобострастие, подхалимаж, умение подмазать, подкупить, дать взятку, сделать подарок в обмен на какие-то блага.
Помню случай, когда д. Миша был возмущён проявлением барского высокомерия со стороны одного из пензенских писателей, скучного, но часто печатающегося. При встрече в Союзе писателей, желая ущемить гордость «зарвавшегося еврея, который чувствует себя равным ему здесь, в Пензе», он подал для приветствия не руку, как это принято в приветствии мужчин, а два пальца.
Конечно, д. Миша не чувствовал равенства с тем писателем, т. к. понимал, что тот человек низкий, подлый, не благородный. И, существуя в одной писательской организации, эти люди были по двум её разным сторонам.
Один фронт борьбы – за издание, за деньги и известность, другой фронт – за честность в творчестве, за человека, его достоинство, доброту, мудрость.
В Союзе все были как на ладони и знали, что тот писатель своими частыми публикациями обязан дружбе с …, оплаченной ящиком дорогого коньяка.
Дядя Миша очень любил классическую музыку, у них был проигрыватель и пластинки, причём именно классика: Моцарт, Гайдн, Шуберт. А когда д. Мише сделали операцию на сердце и он долгое время был под наркозом, он стал жаловаться, что перестал получать такое удовольствие от музыки – что-то ушло.
Конечно же, дома у них было много книг, квартира была трёхкомнатная, на 2 этаже. Окно комнаты-кабинета д. Миши выходило на город, а комната девочек, зал и кухня выходили во двор. Когда д. Миша занимался со мной английским, и особенно когда помогал мне подготовиться к поступлению на иностранное отделение института, мы занимались в его кабинете.
Книги стояли в стеллажах. Читали толстые литературные журналы: «Новый мир», «Иностранная литература», «Дружба народов», «Звезда», «Наш современник». В 60-е годы читали, конечно, «Юность» с публикацией Аксёнова, «Новый мир» Твардовского с публикацией Солженицына.
Много читали литературной критики, в основном из толстых журналов. Много горячо обсуждали или спорили д. Миша и папа.
Тетя Наташа была из дворянской семьи, утонченная, очень красивая женщина, по типажу, как Софи Лорен – высокая, с замечательной фигурой, нос с горбинкой и огромные, опушённые черными ресницами глаза, всегда забранные в халу волосы.
Очень красиво одевалась, и д. Мише это нравилось, и он этим гордился. Она шила себе платья по фигуре, всегда у неё были журналы мод. Не знаю, покупала ли она их сама или где-то брала, ведь тогда такие журналы были редкостью и дорогими.
Очень часто, когда я к ним приходила, на столе в гостиной была разложена ткань, выкройки, рядом стояла машинка. Когда т. Наташа очень тяжело заболела неизлечимой болезнью, д. Миша проявил себя с удивительной стороны. Так, наверное, мог себя повести отец или брат: он нежнейшим образом заботился о ней, берёг ее, ухаживал за ней, руководил домом, поддерживал дочерей, и это при том, что никуда не ушло его творчество и забота о переезде из СССР и будущей жизни.
Если попросили бы меня одним словом охарактеризовать качества Вайнера, какой он человек, я бы сказала – надёжный.
Надёжный в творчестве – не слукавит, не соврёт, не обманет читателя. Надёжный в дружбе. Надёжный в любви. Надёжный в семье.
Мне кажется, что таким он был и в своем детстве и в ранней юности, таким он будет и до конца дней своих, и далее – в памяти родных, близких, читателей.
Татьяна Алфертьева, 30 марта 2018 г.
