Самое читаемое в номере

Как Ельцин трамвай остановил

A A A

Первая публикация из цикла воспоминаний Александра Минеева, посвященных Борису Ельцину, 90-м годам, а также предшествующим временам.
Написано в июне 1991 г., в русскоязычной прессе публикуется впервые.
Представление автора и обоснование целесообразности публикации цикла его воспоминаний дано в статье Валентина Мануйлова: «Александр Минеев: возвращение к истокам».

Я был очевидцем описанного и даже успел вскочить вслед за Ельциным в трамвай. Семь лет спустя, участвуя как служащий Управления по связям с общественностью Президента РФ в записи очередного еженедельного радиообращения БНЕ, я поймал на себе пристальный взгляд.
Борис Николаевич, спускаясь по скрипучей деревянной лестнице в Горках-9, внимательно, точно вспоминая, где он видел этого человека, смотрел на меня, замешкавшегося внизу, и, несмотря на усилия охраны, уже было оттеснившей «постороннего» с пути следования президента, улыбнулся и протянул мне руку. Полагаю, узнал своего попутчика по казанскому трамваю.

***
Было это в Казани 9 августа 1990 г., на второй день поездки по России – первого турне Ельцина по стране после его избрания Председателем Верховного Совета РСФСР.
Почему он начал с Татарии?
В федеративной России это наиболее индустриальная автономия, превосходящая по производимой продукции едва ли не половину союзных республик.
Татары – второй по численности народ РСФСР. Они связаны с русскими и исторически – 240 лет татарского ига – и ныне, пожалуй, сильнее любого другого народа: самая многочисленная диаспора в России – татары, около 5 миллионов человек.
В пределах нынешней Татарской автономии проживает лишь немногим более четверти всех татар, которые внутри Татарии составляют лишь половину её населения.
Утратив государственность после завоевания в 1552 г. Иваном IV Казанского ханства, татары сохранили язык, ислам, самосознание крупного народа, способного и должного возродить национальное государство.
В перестроечное время татары одними из первых заговорили о суверенитете – сначала на уровне народившихся общественных движений, а после выборов 1990 г. – в новом парламенте автономной республики. Его сессия, на которой должен был быть объявлен статус Татарстана как союзной республики, т. е. выход из РСФСР, была назначена на конец августа.
Ельцину предстояло не просто убедить татар не «дырявить» Россию, но и в ходе своего пребывания в крупнейшей и наиболее строптивой автономии заявить какие-то новые принципы федеративного устройства, которые удержали бы РСФСР от развала. Его положение осложнялось противостоянием с союзными властями, всячески поощрявшими в тот момент российские автономии к провозглашению себя союзными республиками.
Накануне пребывания в Казани Ельцин провёл день во втором городе Татарии – Набережных Челнах, где провозгласил свой знаменитый теперь, но до сих пор не вполне понятый тезис: «В составе России вы можете взять столько суверенитета, сколько сумеете осилить».
Но одно дело произнести это перед рабочими КамАЗа, другое – перед гуманитарной интеллигенцией Казани, наиболее вожделенно лелеющей идею национальной независимости.
Встреча с этими людьми должна была стать главным экзаменом для Ельцина на татарской земле.
У входа в старинный особняк, где располагается правление Союза писателей Татарии – прямо напротив того дома, где некогда первый раз арестовали Ленина-студента, – Ельцина ожидала толпа с зелёными знамёнами с полумесяцем и транспарантами, призывающими к освобождению от «российского ига».
В зале неприязнь ко всему российскому выражалась иначе: писатели и историки один за другим на разные лады спрашивали главу России, как он собирается сохранять верность демократическим заявлениям, проводя колонизаторский курс по отношению к нерусским народам России. В частности, к татарскому, из земли которого уже выкачали столько нефти, что хватило бы для поднятия жизненного уровня автономии до кувейтской отметки.
Ельцин отвечал, что право распоряжаться недрами целиком принадлежит народу Татарстана. И тут же добавил: «так будет в России, но я не уверен, что, став союзной республикой, вы сумеете отстоять это право у Центра».
Так и шло: каверзный вопрос – каверзный ответ.
Только вопросы задавались нервно, ответы звучали размеренно, твёрдым спокойным голосом. Так, на требование из зала дать указание вычеркнуть из учебников истории «татаро-монгольское иго» – дескать, мы «не те татары», – из другой части зала раздалось: «Как это не те?! Мы те самые!» Борис Николаевич выдержал секундную паузу, очень открыто и доброжелательно улыбнулся, а потом произнёс: «Ну вот вы разберитесь, те или не те, а указание дадим».
Через час в зале уже звучали аплодисменты, через два – улыбались, через три, в конце встречи, вручили Ельцину тюбетейку, которую он торжественно водрузил на свои седины под овацию творческих интеллигентов. Это напоминало коронацию.
В этой тюбетейке он и вышел из здания Союза писателей в переулок, где некогда квартировал юный Ленин. Толпа за это время удесятерилась, запрудив весь проезд – от начала до конца переулка.
Увидев Ельцина в таком головном уборе, благо, видно издалека, люди взвыли от восторга, решив, видимо, что, раз главного русского удалось околпачить, то независимость Татарстана – дело решённое.
Не дожидаясь протискивавшейся к нему сквозь толпу машины, Ельцин двинулся по переулку, время от времени вздымая руки и потрясая ими в приветствии. В какой-то момент тюбетейка исчезла с его головы, но это разглядят только на фотографиях в завтрашних газетах, а в тот момент счастливая толпа шла за высоким гостем, всем своим почитанием утверждая его хозяйский статус.
Знал ли он куда идёт? Куда ведёт за собой разомлевших от близости его персоны людей? Вряд ли.
Это был экспромт в духе Ельцина, в его стиле, в стиле, который заочно вызывает неодобрение как адресованный примитивным рефлексам, но неизменно обеспечивает ему успех в советской аудитории и тем больший, чем она многочисленней.
Толпа обожествляет правителя, который являет себя редко, тем самым подчёркивая свою богоизбранность. Но завоевать её симпатии после долгой тирании лучше всех может отброшенный от престола прежней власти претендент, опершийся на массы, своей манерой как бы внушающий ей, что именно её волей свершается высший выбор.
Но, войдя в толпу, рано или поздно надо из неё выйти, возвыситься над ней, по возможности не унизив её. Переулком Ельцин вышел на перекрёсток с большой улицей, к трамвайным путям. На расширившемся пространстве перекрёстка толпа чуть поредела, и можно было рассчитывать, что через несколько минут машина выберется-таки из переулка.
Но тогда возникала перспектива утратить инициативу, превратиться из ведущего в ведомого, зажатого густевшей каждую секунду толпой в замкнутом пространстве автомобиля. Нарушалась логика сложившегося хода вещей.
И Ельцин принял решение, органично вытекающее из предшествовавшего движения: он встал, раскинув руки, на пути проходившего мимо трамвая.
А когда обомлевший от невероятного события своей жизни вагоновожатый притормозил, не зная, как поступить дальше, Борис Николаевич в два прыжка приблизился к ветровому стеклу и забарабанил в него ладонями: точь-в-точь как подгулявший ухарь колошматит по вагону, остановившемуся на светофоре, требуя открыть двери.
Так и вышло: вагон раскрылся. Ельцин вскочил внутрь, рявкнул весело: «Закрывай! Трогай!» И, опять сложив руки над головой, попрощался с оставшимися на земле.
Трамвай тронулся, не встречая препятствий у расступившейся перед ним толпы. Вслед за ним прямо по рельсам двинулся подоспевший автомобиль Председателя Верховного Совета РСФСР. За углом произошла пересадка.
***
Случись горбачёвскому Центру переподписать Союзный договор, где Татарстан и т. п. становились рангом выше, грядущий развал СССР измельчил бы шестую часть Земли в беспомощную и беззащитную окрошку. Вот это и было бы геополитической катастрофой.
Ельцин своей политикой укрепления и сохранения целостности РСФСР предотвратил мировую дестабилизацию.

Александр Минеев

Прочитано 1171 раз

Поиск по сайту