Самое читаемое в номере

Правда войны глазами артиллериста

A A A

Фрагменты из воспоминаний Льва Сучкова «Бог стерег меня», опубликованных в журнале «Земство».

Впервые с воспоминаниями Льва Сучкова я познакомился в начале 1995 г., когда издавал журнал «Земство». Они произвели на меня впечатление своей искренностью, точностью при воспроизведении деталей боя, такими эпизодами, о которых ранее нигде не читал. Сейчас, по прошествии 25 лет, могу сказать, что воспоминания Льва Сучкова по-прежнему впечатляют своей достоверностью. Это взгляд на войну глазами лейтенанта.
«Улица Московская» дает фрагменты из воспоминаний Льва Сучкова, впервые опубликованных в журнале «Земство» (1995, № 2). Валентин Мануйлов.
suchkov
Сучков Лев Иванович, 1922 г. р., родился на хуторе Головинка Волчевражского сельского совета Чембарского уезда Пензенской губернии.
В 1937-1940 годах учился в средней школе в г. Свердловске. В 1940-1946 года – в Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами Красной Звезды.
В 1951 г. окончил Уральский индустриальный институт.
В 1962-1992 годах работал преподавателем в Пензенском инженерно-строительном институте.

...Однажды после обеда всех командиров вызвали в штаб полка. Через час они вернулись. Наш комбат построил батарею и сообщил: «На нашем направлении противник не ведет боевых действий лишь потому, что ему мешают болота. Слева и справа от нас по фронту немцы уже продвинулись на 30-40 километров на восток. Мы сейчас находимся в мешке или полукольце. Чтобы не быть в окружении и не попасть в плен, нам надо отступить назад и ударить во фланг противника».
Вечером стали собираться в походное положение и двинулись на свои позиции. Ночью прибыли на место. Заняли
огневые позиции. Орудия поставили в стыки между ротами для ведения огня прямой наводкой. Маскировку сделать не успели.
Наступил рассвет. Взошло солнце, и весь передний край озарился. Передний край немцев находился в 300-350 м. Он хорошо освещался восходящим солнцем с востока. Солнце как бы помогало нам – цели противника ярко освещались.
Немцы не ожидали такого быстрого появления русских. У нас каждому орудию были указаны сектор обстрела и цели. В нашем секторе обстрела находилось: две пушки, два пулемета.
Командир батареи приказал: «Немедленно открыть огонь и уничтожить цели».
Мое орудие открыло огонь. Все другие орудия тоже ведут огонь, строчат пулеметы. Вторым снарядом наводчику удалось поразить пушку немцев. Второе наше орудие тоже успело разбить пушку.
Но немцы тоже не дремали – вели огонь по нашему переднему краю – по пулеметам и нашим орудиям. Появились немецкие танки. Они начали наступать. Неожиданно появились наши самолеты: два штурмовика и один истребитель.
Бой разгорелся с новой силой. Солнце пекло, гимнастерки стали мокрые, на спине выступила соль. Во рту все спеклось, ссохлось, пот выступал на лице каждого бойца. Наши самолеты начали бомбить танки. Авиатоpам удалось уничтожить два танка.
В этот момент появилась авиация противника: один штурмовик и один истребитель. Завязался воздушный бой. Один наш штурмовик был тут же сбит немцами. Остальные наши самолеты улетели на свой аэродром. У немцев появилось превосходство. Они пошли в наступление.
Одной бомбой удалось разбить одно наше орудие. Было прямое попадание. Орудие как бы подбросило вверх, в воздух. Из шести человек, находящихся при орудии, троих разорвало на куски, двоих ранило. Один боец – подносчик снарядов – остался жив.
После бомбежки самолет начал набирать высоту, но был сбит нашим зенитным пулеметом. Самолет упал в расположение нашей части. Пилоты были ранены и взяты в плен. Бой утих. Всех убитых и раненых убрали с поля боя.
Так окончился первый боевой день, первое боевое крещение. Ни одной стороне в бою не удалось достичь успеха. В течение дня никто не кушал и не вспоминал об этом. К вечеру был доставлен обед и ужин – сразу все вместе.
* * *
Наступил сентябрь 1941 г. Ночи стали длинными и прохладными. Ночью в одной шинели стало холодно. Бойцы стали приспосабливаться в траншеях, землянках – создавать тепло для своего места отдыха.
В землянках ставили «лампады» – так бойцы окрестили стреляные гильзы от 45-мм снарядов. В них наливались солярка или керосин. Фитилем служили байковые портянки.
В траншеях делались щиты из хвороста и веток, которыми перекрывали траншеи, тщательно маскировали. Под таким навесом разжигали костры, около которых грелись, а иногда и засыпали. Так прошло дня два-три.
Однажды утром, на рассвете, был услышан рев моторов. Позавтракать не успели. Бойцы увидели танки и крикнули:
«Танки и бронетранспортеры с пехотой идут на нас!»
Открылась стрельба. Появилась немецкая авиация: три штурмовика и два истребителя. Они мгновенно начали строчить из пулеметов по пехоте, по нашим пулеметам и орудиям. Бойцы спасались как могли: кто в землянке, кто в траншее.
Наши зенитные пулеметы открыли плотный огонь и в считанные минуты сбили один штурмовик. Появились наши самолеты: четыре штурмовика и два истребителя. Мгновенно завязался воздушный бой. Штурмовики начали бомбить по немецким танкам.
Оставшиеся два орудия вели огонь по бронетранспортерам и пулемету противника. Идет сплошной шум, рев моторов не умолкает. Стрельба из пулеметов и орудий – все смешалось в этом адском котле.
Даже трудно определить, где противник. Впервые увидели, как наш истребитель сбил немецкий штурмовик. Немецкая пехота, которая двигалась на бронетранспортерах, залегла в 60-70 метрах от нашего переднего края. Воздушный бой кончился.
У нас осталось два орудия, которые были повреждены, остальные – уничтожены. Патроны кончились. Командир батальона с трудом уточнил наличие всех бойцов в батальоне и боеприпасы. В каждой роте осталось по 8-10 человек. На каждое орудие приходилось по 2-3 человека. Немцы, напоенные водкой, короткими перебежками и ползком без стрельбы приближались к нашим траншеям.
Командир батальона просит помощи в живой силе и боеприпасами.
Командир полка пообещал прислать резервную роту. Немцы приближаются к нашим траншеям. Комбат крикнул: боеприпасы кончились, стрелять нечем! Приготовиться к рукопашной!
Все бойцы приготовили ручные гранаты и винтовки. У меня в руках была винтовка и ручная граната. Я находился в траншее около орудия. В это время прошли наших четыре бойца мимо меня по траншее, чтобы занять удобное место для отражения атаки.
Мне пришлось невольно взглянуть в глаза этим бойцам перед атакой. Мне это запомнилось на всю жизнь. У каждого лицо было бледным-бледным и какое-то, как мне показалось, было каким-то ненормальным, искривленным. Глаза наполнились кровью, зрачки были расширены и горели огнем.
Немцы приблизились к траншеям. Их было больше нас. Полетели гранаты. Но их это не остановило. Они ворвались в траншею. Завязалась рукопашная схватка. Слышны были крики и стоны. У меня в глазах потемнело.
Потом вижу: на меня идет (даже бежит) немец и размахивает винтовкой назад (к себе) и вперед (от себя) – как бы готов воткнуть штык. Я приготовился к обороне, к отражению. Он мгновенно подбегает ко мне и штык набрасывает вперед – на меня.
Я в этот момент тоже выбросил винтовку со штыком. Его штык пронзил мне левое плечо, пропорол штыком шинель и тело, как бы скользнул по кости. Это оказалось настолько больно, что я упал.
Когда пришел в сознание, то увидел, что я немцу вонзил штык в живот. Слышу – пришла наша резервная рота, и атаку отбили. Поле было усеяно трупами. Везде слышны крики и стоны наших раненых и немцев. Наши медчасти и бойцы стали помогать санитарам перевязывать и эвакуировать раненых.
Через час подбежала медсестра, которая обработала мою рану и ее перевязала, как могла. Кроме меня, был ранен в ногу также наводчик нашего орудия. Это было 20 сентября 1941 г. Два санитара положили наводчика на носилки и понесли его в тыл.
Я пешком следовал за ними. Для нас война кончилась.
Вышли к дороге. Просидели часа полтора. Шла попутная машина, которая нас посадила и довезла до полевого медпункта. Он находился в 100-150 километрах от линии фронта, в лесу. Уже была ночь. Со всех участков фронта нас собралось человек 70. В сопровождении медсестер нас повели в баню.
Предварительно врачи осмотрели раны и залепили водонепроницаемыми бинтами и повели нас в душ. Признаюсь, что с 20 июня 1941 г. я не мылся до того дня. Когда я встал под душ, то испытывал такое удовольствие и блаженство, что невозможно передать, сначала при смыве вода была грязной, мутной. В голове, которая не подстригалась в течение трех месяцев, было много песка и грязи. Дали нам чистое белье и чистое обмундирование. Отдельными группами стали кормить. Врачи делали тут же медосмотр и сортировку по тяжести ранения и сроку лечения.
...Пятого ноября меня выписали из госпиталя и направили в запасной полк. В запасном полку срочно формировали линейные роты, батареи, батальоны для отправки на фронт, под Москву. Меня опять зачислили в противотанковую артиллерию (ПТА).
* * *
В середине ноября 1941 г. начали срочно формировать линейный полк для отправки на фронт, под Москву.
...В каждый товарный вагон размещали целое подразделение: роту, батарею. Как только вагон заполнялся, то его закрывали и выделяли ответственного дежурного. Через два часа эшелон тронулся к Москве.
К утру следующего дня нас подвезли
к окружной железной дороге Москвы. Уже слышался грохот артканонады. Ветерок докатил до нас шум моторов и пулеметную стрельбу.
Так простояли целый день. К вечеру наш эшелон вернули немного назад и поставили на запасной путь в лесу. Утром проснулись, вышли из вагонов и увидели, что от нас в километре-полутора расположен поселок. На станции была военная комендатура. Простояли дня два.
За это время бойцы узнали от местных жителей о том, что в поселке можно
достать спирт-сырец, а также самогонку. Можно выменять за вещи или купить
за деньги. От поселка невдалеке рас-полагался спиртзавод, который еще работал.
Из нашего вагона два бойца и сержант по разрешению старшины с утра уже сходили и принесли три бутылки спирта.
Они пришли, угостили нас – сержантов, старшине принесли бутылку. Прошло еще два дня, а эшелон все не отправлялся. Выпала очередь моя идти за спиртом. Старшина дал мне денег на две бутылки. С двумя бойцами мы отправились в поселок. Было утро. Успели купить и немного выпить.
Когда вышли из дома хозяина, то увидели, как наш эшелон тронулся. Бежали, как могли. Пришли мы в комендатуру. Дежурный сказал нам громко: «Вас всех надо расстрелять! Вы нарушили присягу! Вас будет судить военно-полевой суд!»
Прошло около трех часов.
Мы находились в комендатуре. Потом вышел военный комендант и сказал: «Сейчас подойдет попутный транспорт для вас – дрезина. Вас доставят к вашему эшелону. Он попал под налет немецкой авиации, его бомбили и весь расстреляли из пулеметов».
Мы вздохнули и немного оробели.
Подошла дрезина. Нас троих посадили, и она тронулась. Через два часа она подвезла нас к нашему эшелону. Мы его не узнали. Каждый вагон был изрешечен пулями. Вагоны выглядели как решето. В концевых вагонах осталось живыми несколько человек, которые рассказали нам об этом.
В нашей батарее все были убиты: офицеры, старшина. Осталось пять человек живыми, но были и тяжелораненые, они нам сказали: «Эшелон тронулся, а вас нет. Командир взвода, батареи и старшина были вне себя. Они возмутились. Доложили командиру дивизиона и в штаб полка. Они приказали, как только вернутся, то их расстреляем перед строем за отлучку, за нарушение военной присяги».
Оставшиеся в живых командиры из других подразделений объединили нас всех в одну роту. Набралось человек 80-90, не больше. Мы стали убирать всех убитых и раненых. Всех раненых грузили на машины для отправки их в госпиталь. Двое суток почти без сна была уборка.
* * *
Наступил декабрь 1942 года. Наступило затишье. Вдруг на наш участок прибывает новая «потрепанная» (побывавшая в бою) часть. Ей приказано было заменить нас на переднем крае. Нас отвели в тыл на формировку за 50 км от переднего края. После санобработки и бани нам дали одни сутки отдохнуть. Потом вызвали в штаб всех офицеров, и командир полка сказал: «Нам дали новую боевую технику, которую надо освоить за 4-5 суток. Это орудия 57-мм. Подберите в каждый расчет орудия хороших наводчиков, освойте новое прицельное приспособление. Подготовьте также не менее двух наводчиков для каждого орудия».
Обучение было недолгим. Основное назначение – стрельба прямой наводкой.
Эти новые орудия отличались тем, что у них прямой выстрел был до 400-600 метров, тогда как у 45-мм пушек всего лишь 200-300 метров.
В середине декабря 1942 г. нас повезли ночью к переднему краю. Это было на реке Аксай в районе хутора Верхне-Кумский. К утру подготовили орудия для ведения огня прямой наводкой.
Когда с утра разразился бой, то наши новые орудия показали себя с хорошей стороны. Это точность попадания в цель. Пушка оказалась более маневренной, чем прежняя 45-мм пушка. Первые 10-15 дней она имела успех. Но радость была преждевременной.
Немцы ввели на своем фронте и на нашем участке новые танки. Они их назвали «Тигром». У них лобовая броня достигала до 100 миллиметров, причем на танке была установлена 88-мм пушка. Оптический прибор новейшей конструкции позволял вести прицельный огонь на ходу и с первого-второго снаряда поражать цель.
Когда началась очередная атака немцев, то мы вели огонь по этим «Тиграм». Были прямые попадания несколько раз, но они этого не «чувствовали», продолжали двигаться вперед – на наши огневые позиции. Они громили нашу пехоту, давили наши пушки новой конструкции и имели успех, продвигались в наш тыл, сметая все на ходу. Против них срочно были брошены 76-мм и 122-мм пушки и гаубицы.
В следующей атаке эти танки уже не имели такого успеха. Когда был подбит один «Тигр», то мы его осмотрели и решили вести огонь по нему со всех сторон. Оказалось, что боковая броня его была меньше.
Мы нашли случайно уязвимое место поражения « Тигра» нашей 57-мм пушкой новой конструкции. Но это еще надо доказать в бою. Через несколько дней один наводчик сумел поразить «Тигр» 57-мм пушкой.
Однако до конца Сталинградской битвы на прямой наводке все еще находились наши полевые 76-мм и 122-мм пушки-гаубицы.
* * *
Немецкая армия и ее командиры, особенно командиры взводов, рот (батарей), до конца 1942 г. отлично обеспечивали и четко организовывали бой и одерживали победы в составе батальона.
Они превосходили нас в решении отдельного тактического боя в пределах батальона. Они с большой быстротой решали боевую задачу и, что важно, мгновенно открывали огонь на поражение. В этом их заслуга, и им надо отдать должное. Они умело организовывали взаимодействие авиации и введение танков в бой. До конца 1942 г. они тактические сражения выигрывали с малой потерей живой силы.
Начиная с 1943 г. наша армия – солдаты и офицеры – набралась опыта, мы начали умело оценивать конкретную обстановку на поле боя. Начали более оперативно решать и принимать контрмеры.
Если раньше мы большей частью оборонялись, то теперь приобретенный опыт в бою помог нам уже вести наступление и одерживать победы – почти на всех участках фронта этой грандиозной битвы.
В боях за Киев наша часть обошла доты и дзоты и решительно шла в наступление. Это дало возможность без лишних потерь в живой силе продвинуться вперед. Немцы без боя оставили свои укрепления и отступали.
Одним из ярких воспоминаний у меня осталось в памяти одно из сражений под Киевом, в районном населенном пункте.
Немцы, отступая, закрепились в парке культуры и отдыха, находящемся на некотором возвышении. Оттуда хорошо просматривались все дороги, весь движущийся транспорт противника. В парке были установлены большие фигуры из гипса В. И. Ленина и И. В. Сталина (беседа в Горках).
Они как бы сидели на скамейке и рассуждали о чем-то. Эти белые великаны яpко освещались солнцем. Между этими великанами без всякой маскировки немцы установили орудие и пулемет.
Наш батальон залег и не мог двигаться, потому что не давали возможности эти огневые точки. Это хорошо видели на НП (наблюдательном пункте) командир полка, заместитель по политчасти полка, начальник артиллерии полка, командиры артиллерийских батарей. Роты несли большие потери в живой силе, но продвинуться не могли, истекали кровью. Все офицеры были членами партии, а я был беспартийный.
Командир батальона приказал мне: «Уничтожить орудие и пулемет».
Я ответил: «Готов выполнить Ваше приказание, но надо согласие заместителя по политчасти полка. Памятник – это гипсовые фигуры, они будут разбиты на куски».
Замполит ответил: «Ведите огонь так, чтобы эти фигуры В. И. Ленина и И. В. Сталина не разбивать, сохранить в целости».
Командир батальона махнул рукой.
Все высшие офицеры полка ушли. Остались только офицеры нашего батальона.
Комбат 1-го батальона снова приказал мне: «Немедленно уничтожьте цель. Видите, истекают кровью батальоны».
А сам выругался сильно в адрес высокого полкового начальства.
Пулемет и орудие моим взводом были немедленно подавлены одновременной стрельбой двух орудий. Гипсовые фигуры разбиты на куски. Пулемет и орудие немцев были разбиты, замолчали.
Все это видели офицеры нашего батальона, которых я боялся. Они могут доложить в дивизию, в отдел «Смерш», который меня может обвинить как злостного врага народа, врага Советской власти – в общем, может приклеить любой ярлык.
К вечеру батальон продвинулся вперед.
Наш комбат 1-го батальона был ранен. В ротах батальона осталось мало солдат.
Меня перевели во второй батальон, там не было ни одного офицера ПТА.
Я этому обрадовался. Я не хотел, чтобы меня видели офицеры – члены ВКП(б) из 1-го батальона.
На следующий день никаких боевых действий не было.
Я долго ходил и переживал, что меня могут прийти и забрать. Я сразу вспомнил своего отца, когда его взяли ночью ни в чем не повинного.
Немцы стали отступать. На нашем участке никаких боевых действий до границ с Польшей не велось.
Когда освободили полностью территорию Украины, то нам приказано было вести наступление к городу Варшаве – столице Польши.
Выданы были карты местности
Польши. Карты были настолько старые, что ими невозможно было пользоваться. Пришлось пользоваться картами,
взятыми у немецких офицеров, попавших в плен.
Подготовила
Марина МАНУЙЛОВА

Прочитано 870 раз

Поиск по сайту