В поисках спасения

A A A

Спустя 40 лет после открытия Китая Дэн Сяопином местные реформаторы запуганы. Кое-кто из них даже подумывает, что повышение импортных пошлин Дональдом Трампом поможет их делу.

Хотя коммунисты не верят в святых, Коммунистическая партия Китая в 2004 г. вплотную подошла к канонизации своего бывшего верховного вождя Дэн Сяопина.
На праздновании 100-летия со дня его рождения – он умер в 1997 году – Дэн Сяопина превозносили как бессмертного «главного архитектора» реформ, сделавших Китай процветающим и сильным.
И для этого были веские основания. Поддержав политику «реформ и открытости», Дэн Сяопин мог поставить себе в заслугу светское чудо – величайший экономический подъём в истории человечества.
С помощью хитрости и прагматизма Дэн Сяопин и его сподвижники разрушили неработающую экономику и общество антиутопии, доставшиеся им в наследство от Мао Цзэдуна. Они разбудили дремавший в нации дух капитализма и назвали его социализмом, правда, «с китайскими особенностями».
К 2004 г. ВВП Китая вырос в 44 раза по сравнению с 18 декабря 1978 г. Именно в этот день открылся пленум, который теперь официально признаётся началом эпохи реформ и открытости.
Хотя со временем темпы роста замедлились, всё равно они выглядят впечатляюще. Сейчас, когда Китай готовится отметить 40-ю годовщину открытия этого конклава, ВВП страны превышает показатель 2004 г. более чем в 5 раз.
Как и многие из тех, кто пережил эпоху Мао Цзэдуна, Дэн Сяопин был своего рода мучеником. Об этом говорит нам сама архитектура музея, отрытого в 2004 г. тогдашним вождём партии Ху Цзиньтао.
Он расположен рядом с чёрно-белым крестьянским домом в Сычуани, где прошло детство Дэн Сяопина. Крыша музея представляет собою три наклонные плоскости, поднимающиеся к шпилю.
Экскурсовод объясняет, что она символизирует многочисленные чистки, через которые пришлось пройти Дэн Сяопину при Мао Цзэдуне. Всякий раз он восстанавливал своё положение в партии и, наконец, «поднялся до самого неба».
В день открытия музея, 14 лет назад, мало кто мог представить себе, что Дэн Сяопину вновь придётся пройти чистку  или по меньшей мере утратить своё центральное место в коммунистическом пантеоне. Дэн Сяопин и его сподвижники-реформаторы оказались отодвинуты в сторону на нынешних торжествах.
Казалось бы, пришло время для того, чтобы принять важный и самоуверенный вид. В конце концов, за последние 40 лет сотни миллионов китайцев выбрались из нищеты, а сам Китай стал мировой державой.
Вместо этого торжества были отмечены странной мелочностью и полупубличной перебранкой среди замкнутой элиты страны.
Официальная пропаганда преуменьшает заслуги прежних вождей и превозносит «новую эпоху», наступление которой было провозглашено  в конце 2017 г., когда президент Си Цзиньпин обеспечил себе второй срок в кресле вождя партии.
Идеологи продвигают особую версию реформ и открытости, где частному капиталу отводится важная, но вспомогательная роль, а наиболее значительным и продвинутым сектором объявляется государственный.

 

inopress

На графике показана динамика доли (в %%) в валовом выпуске промышленной продукции Китая предприятий частной, государственной и коллективной собственности с 1954 по 2017 год. Данные за 2012-2017 год – оценка.
Особо выделен 1978 год: начало политики «реформ и открытости».
Источники: CEIC; Национальное бюро статистики Китая; Wind Info.


 

Реформометр для президента
Большая часть юбилейной выставки в Национальном музее в центре Пекина посвящена Си Цзиньпину и тому, что он сделал, придя к власти в 2012 г. Ему и его эпохе отведено больше пространства, чем достижениям всех предыдущих вождей Китая, вместе взятых.
В этих залах, которые в разгар рабочего дня заполнены группами школьников, делегациями рабочих и отрядами солдат, слово «реформа» используется как синоним прогресса и современности, а не как экономическая программа по уничтожению преград на пути свободной конкуренции и торговли.
Экспозиция рассказывает о космической программе Китая, его авианосцах и высокоскоростных поездах. При этом всегда в качестве основных новаторов предстают государственные компании.
О частных компаниях и индивидуальных предпринимателях здесь тоже отзываются с похвалой, но их признают лишь «дополнением» к экономике, обладающим своими сильными сторонами в области инноваций и создания рабочих мест.
Когда Си Цзиньпин посещал эту выставку, государственные средства массовой информации – надо отдать им должное – сообщили о том, как он знакомился с рукописями Дэн Сяопина 1984 г., где тот призывает к более быстрому развитию приморских городов, объявленных «особыми экономическими зонами» или местами предварительных опытов по введению рынка.
Но репортажи быстро переходили к главному эпизоду: рукописи Дэн Сяопина напоминают Си Цзиньпину о том, как он сам был в 1985 г. назначен на пост заместителя городского головы в Сямыни – одной из таких зон.
У китайской либеральной интеллигенции – боевой группы, состоящей из экономистов-рыночников, юристов-реформаторов, отставных чиновников и кучки капитанов бизнеса, – подобного рода пропаганда лишь пробуждает опасения, что Си Цзиньпин лишь на словах за реформы, а на самом деле мечтает о старых добрых временах Мао Цзэдуна, когда догматы брали верх над прагматизмом.
Учёные, пережившие эпоху Мао Цзэдуна, приходят в ужас от возрождения её лозунгов. Они напоминают, что экономические дискуссии допускались на протяжении всей эпохи реформ, даже после подавления демократических протестов в июне 1989 г.
А теперь опасно высказываться даже на чисто технические темы. У Unirule – независимого экономического мозгового треста, основанного в 1993 г., – недавно была отозвана лицензия. Он вынужден был приостановить свою деятельность. Очевидно, что его прегрешения заключались в критике государственных монополий и призывах к реформе налоговой системы.

Сильный, но неправильный
Давний сторонник реформ говорит, что правителям Китая угрожают две вещи: масштаб их власти и качество их мыслей.
В худших случаях, вроде Мао Цзэдуна, плохо и с тем, и с другим.
В лучших, вроде Дэн Сяопина, хорошо и с тем, и с другим.
Он называет Си Цзиньпина сильным вождём, чья философия остаётся неясной. Он опасается, что на главу партии наложило отпечаток его воспитание в условиях «культурной революции», сделав его восприимчивым «к идеям Мао Цзэдуна».
Со стороны это может показаться странным. В конце концов, во времена Мао Цзэдуна те, кого обвиняли в капиталистических тенденциях, теряли свою собственность и даже жизни. Сегодня же миллиардеры могут быть членами партии. Их даже могут, если они не выбиваются из строя, чествовать как патриотов.
Главный экономический советник Си Цзиньпина и вице-премьер Лю Хэ – реформатор, который пользуется доверием капитанов бизнеса. Сам Си Цзиньпин пообещал поддержку частным фирмам в условиях замедления экономического роста.
И всё равно этот юбилей раскалывает общество. После стольких лет в стране отсутствует единодушие по поводу эффективности политики реформ и открытости. Этот период можно разделить на два этапа.
Первый начался с разрыва с идеями Мао Цзэдуна и возвращением к здравому смыслу, достоинству и уважению к специалистам. Это привело к экспериментам: «переходя реку, нащупывай камни», учил Дэн Сяопин.
Крестьянам позволили самостоятельно хозяйствовать на своих участках. В деревнях и городках открылись мелкие частные предприятия. Предприниматели принялись создавать свои частные империи.
В то же время государственные фирмы сохранили своё привилегированное положение, в частности доступ к дешёвому кредиту и прочим субсидиям. Но на них ложилось и особое бремя: от контроля над ценами до обеспечения благосостояния своих работников. Наконец в начале 1990-х годов появилось что-то напоминающее рыночную экономику.
Уроки каждого этапа остаются предметом спора. Реформаторы-рыночники полагают, что Китай стал богатым, несмотря на государственное вмешательство в экономику.
Противоположный лагерь, который, как опасаются либералы, оказывает влияние на Си Цзиньпина, считает, что Китай процветает потому, что чиновники сдерживали и направляли силы капитализма.
Два лагеря разделяет ещё один крупный спор.
Либералы уверены, что Дэн Сяопину нравилось, что его поддерживает общество, для которого он символизировал разрыв с провалившейся политикой маоистов.
Они считают прекрасной идею сторонников Дэн Сяопина о разделении функций партии и правительства и о том, чтобы держать и тех, и других подальше от бизнеса.
Либералы убеждены, что период относительно лёгкого стремительного роста закончен, и только дальнейшие реформы, в том числе политическая открытость, могут позволить Китаю превратиться в передовую страну со средними доходами.
Соперничающий государственнический лагерь поразительно неохотно критикует Мао Цзэдуна, видя в нём источник легитимности партии. Для этой группы государственные фирмы символизируют силу и контроль.
Для них «китайская модель» затмевает преимущества капитализма свободного рынка. Чураясь идеи политической открытости, они делают ставку на партийную дисциплину, а не на подотчётность народу.
Есть намёки на трения среди принцев (так называют потомков прежних коммунистических вождей).
В сентябре Дэн Пуфан, старший сын Дэн Сяопина, защищал наследие своего отца в речи на съезде Федерации китайских инвалидов, почётным председателем которой он является (его парализовало ещё в период «культурной революции»).
Дэн Пуфан заявил, что реформы, проведённые его отцом, «необратимы», что они снискали поддержку общества потому, что оно утратило веру после беспорядка эпохи Мао Цзэдуна.
В октябре Си Цзиньпин посетил Шэньчжэнь, что находится рядом с Сянганом.
Многим китайцам этот город напоминает о состоявшейся в 1992 г. «южной поездке» Дэн Сяопина, тогда уже не занимавшего никаких официальных постов.
Она привела к решительному оживлению экономических реформ после продолжительных нападок на его политику со стороны твердолобых.
Но во время недавней поездки Си Цзиньпин даже не упомянул прилюдно имени Дэн Сяопина. Некоторые чиновники пошли ещё дальше, использовав юбилей для пропаганды роли отца Си Цзиньпина Си Чжунсуня, который способствовал превращению Шэньчжэня в промышленный узел, опирающийся на иностранные инвестиции.
23 ноября Си Цзиньпин возглавил мероприятия по поводу 120-годовщины со дня рождения Лю Шаоци, главы государства, который был смещён Мао Цзэдуном и умер в тюрьме во время «культурной революции». Си Цзиньпин произнёс речь, в которой похвалил Лю Шаоци за его верность партии, при этом ни словом не упомянув ни о том, что его вычистили из партии, ни о выходках Мао Цзэдуна.
А ведь в речи по случаю 100-летия со дня рождения Лю Шаоци в 1998 году тогдашний китайский вождь Цзян Цзэминь возложил ответственность за его смерть на издевательства помощников Мао Цзэдуна.
Имеющие хорошие связи пекинцы отмечают, что сын Лю Шаоци Лю Юань, старый друг Си Цзиньпина, заявил 24 ноября на памятном мероприятии в Хунани, что Китай не должен игнорировать уроки исторической трагедии. В этой фразе кое-кто увидел упрёк президенту (в социальных сетях текст этой речи Лю Юаня был позднее исправлен цензурой).
В этом году почти 3 млн человек посетили парк в Пайфане – деревушке, где родился Дэн Сяопин. Зябким хмурым утром некоторые из них объясняли, что пришли сюда, чтобы почтить память «дядюшки Дэна», который положил «деньги в их карманы».
Самый раскупаемый сувенир в местной лавке – это деревянное блюдо с позолочённым иероглифом, означающим слово «процветание» (продавцы уверяют, что это точное воспроизведение каллиграфической надписи, сделанной самим Дэн Сяопином). Предприниматели покупают этот сувенир, чтобы поставить у себя на столе в конторе.
Дань Вэньцуань – последний оставшийся в живых из близких родственников Дэн Сяопина, живущих в Пайфане. Он всё ещё помогает в ресторане, открытом его детьми в 2004 г.
Я застал его во время обеда за сортировкой палочек для еды на круглом столе. Отец Дань Вэньцуаня и мама Дэн Сяопина были братом и сестрой. Эти родственные связи стали причиной насилия, которое ему пришлось пережить в годы «культурной революции».
Это время он называет «довольно сложным». 81-летний быв-
ший крестьянин, никогда не ходивший в школу, предлагает своё определение политики реформ и открытости, которое, наверное, одобрил бы его могущественный двоюродный брат: общественный договор, основанный на национализме и материальном процветании, а не на каких-то там идеологических «-измах».
Китай должен стать технологически передовой страной, чтобы обеспечить себе богатство и могущество, говорит Дань Вэньцуань. «Если у вас есть мощная наука, никто вас не станет задирать. Когда страна процветает, люди счастливы и доверяют правительству».
В полях вокруг Пайфана можно встретить сторонников разных взглядов. Перемены, начавшиеся в 1978 г., породили как победителей, так и неудачников.
Многие промышленные рабочие потеряли работу, когда произошёл демонтаж плановой экономики. В сознании рядовых китайцев преобразования соотносятся не только с ростом уровня жизни, но и с неистовой коррупцией.
На окраине Пайфана шумят старые крестьяне, гневно осуждая россказни чиновников, которые забирают у них землю без какого-либо возмещения.
Спрашиваю их о политике реформ и открытости, и один из них с усмешкой отвечает: «Открытость – это для чиновников, а мы как были простонародьем, так и остались».
Коррупция также приводит к расколу среди элиты.
Антикоррупционный курс, проводимый Си Цзиньпином, затронул более 100000 чиновников. В обществе эта кампания очень популярна, а вот некоторые чиновники говорят, что она приводит к параличу в работе правительства.
Из политических кругов доносится ропот: Си Цзиньпин больше говорит о поддержке частных предприятий, чем на самом деле помогает; он верит, что его любимую партию развращают взятками частные фирмы, ищущие привилегий.
Реформаторы говорят, что взяточничество существует потому, что чиновники обладают чрезмерной властью над бизнесом.
В 1980-1990-е годы лучшие чиновники брали на себя предпринимательские риски, говорит один ветеран. Власть была им нужна, чтобы делать полезные вещи для страны.
А теперь, вздыхает он, слишком многие чиновники мыслят, как бюрократы. Они озабочены лишь тем, чтобы дела шли «заведённым» порядком.
Лишь горстка предпринимателей пожелала высказаться. В конце ноября Сунь Даву, чьей компании принадлежат птицеводческие фермы и другие сельскохозяйственные предприятия, организовал научный форум по вопросам прав на землю и частного предпринимательства в своём банном и гостиничном комплексе под Баодином, что в двух часах езды от Пекина.
Среди прибывших были либеральные экономисты, юристы и предприниматели. «Настоящая коррупция – это удел государственных предприятий, – говорит Сунь Даву. – Самое большое преступление, которое может совершить
частное предприятие, это дать взятку.
А самые отвратительные люди – это те, кто вымогают взятки. Партия не любит частных предпринимателей потому, что они не делают того, что им говорят».
К счастью для Си Цзиньпина, в деловых кругах есть и те, кто приветствует его подход.
Чжан Хуамэй, торговка пуговицами и прочими аксессуарами из Вэньчжоу, была первым человеком в стране, получившим в 1980 г. лицензию на индивидуальную предпринимательскую деятельность. Ей тогда было 19 лет. 
Когда частная торговля была ещё запрещена, она начала вносить свой вклад в скудный семейный бюджет, продавая дешёвые товары с прилавка, установленного прямо перед домом.
Когда чиновники рассказали ей, что теперь можно получить лицензию на торговлю, она так и сделала, поскольку устала убегать и прятаться при виде любого представителя власти.
«Когда мы получили лицензию, то стали выходить на улицу, зная, что нас поддерживает правительство», – говорит она в интервью, взятом в её маленькой лавке в центре Вэньчжоу.
Чжан Хуамэй горда тем, что Вэньчжоу поддерживает и стимулирует торговцев, которые теперь ведут бизнес по всему миру. Кто-то воспримет её рассказ как подтверждение того, что правительство не мешает бизнесу.
Но она особый предприниматель, которого государство поддерживает с 1980 г.
На стенах её лавки образцы пуговиц соседствуют с фотографиями, на которых она участвует в различных официальных встречах и здоровается с премьер-министром Ли Кэцяном.
Копия её лицензии выставлена в Национальном музее в Пекине. Чжан Хуамэй признаёт, что без поддержки правительства любому бизнесу трудно выжить. Частные предприятия могут найти новые рынки.
Но они не идут ни в какое сравнение с государственными компаниями, которые являются двигателями прогресса в науке и технике, говорит она. «Если бы не росли большие государственные предприятия, то откуда бы взялось благосостояние?»
Возможно, Чжан Хуамэй пришлась бы по душе Дэн Сяопину.
По меркам сегодняшних экономических реформаторов он не был либералом. Он верил в технократов и хотел передать власть им. Он видел силу материальных стимулов в повышении эффективности и в движении по пути прогресса.
Но он, также как и вожди таких азиатских «тигров», как Южная Корея и Сингапур, понимал и значение современного научного государства.
Самое главное – это то, что Дэн Сяопин оставил в наследство Китаю перекошенный вариант преобразований, при котором экономические свободы не дополнены политической открытостью.
В этом заключается объяснение сегодняшних проблем, говорит Мао Юши, экономист-рыночник и яростный критик влияния Мао Цзэдуна на китайское общество. Он говорит со знанием дела, поскольку его вычистили из партии ещё в 1950-е годы как «правого» и секли кнутом во время «культурной революции».
Мао Юши, который является почётным председателем мозгового треста Unirule, вспоминает
1980-е годы как «самое демократичное время в китайской политике». Эта эпоха продолжалась до тех пор, пока прогресс «не был остановлен расстрелом 4 июня [1989 года]».
Дэн Сяопин, говорит он, «внёс огромный вклад в превращение китайской экономики в рыночную, но он прервал политическое развитие Китая. Это была большая ошибка».
Сегодня Мао Юши видит главную угрозу развитию Китая в усилении гонений на свободу слова, что ведёт к подавлению столь необходимой политической дискуссии.
Многие экономисты, в том числе работающие в правительстве, соглашаются с этим, но лишь в частных беседах. Бесстрашие же Мао Юши в высказываниях объясняется его возрастом. Ему 89 лет.

Дональд Дэн
В это время сомнений и разногласий многие китайские либералы стали возлагать надежды на неожиданного защитника – президента Дональда Трампа.
Они рассчитывают на то, что давление со стороны Трампа вынудит Си Цзиньпина исполнить обещания, данные в его последних речах: шире открыть рынок для иностранных инвесторов, лучше защищать интеллектуальную собственность и стимулировать честную конкуренцию.
В качестве примера благотворности иностранного давления на Китай они приводят его вступление в ВТО. Но не все столь твёрдо уверены в этом.
«Люди хотят политических перемен. Думаю, что их трудно добиться посредством торговой войны», – сухо говорит Мао Юши.
Нельзя сказать, что китайские либералы восхищаются Трампом. Они скорее надеются, что он больший задира, чем Си Цзиньпин. В этот немного угрюмый юбилей реформаторы готовы хвататься за любую соломинку.
The Economist, 8 декабря 2018 г.

Прочитано 1056 раз

Поиск по сайту