Справка:
Долганов Александр Васильевич.
Родился 26 августа 1944 г. в г. Новоузенске Саратовской области.
В 1967 г. с отличием окончил Пензенский политехнический институт по специальности «вычислительная техника», квалификация – инженер-электрик.
По окончании института 15 лет проработал на Волжском автозаводе: прошел путь от рядового инженера до главного инженера Управления организации производства объединения АвтоВАЗ, г. Тольятти.
В 1976 г. в МВТУ имени Баумана без отрыва от производства защитил кандидатскую диссертацию.
С 1982 г. – директор проектно-конструкторского института в Куйбышеве.
С 1985 г. – начальник Главсистемпрома, член Коллегии Минприбора СССР. Участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС в мае 1986 года.
В 1989-1992 гг. – заместитель министра электротехники и приборостроения, член Коллегии Минэлектротехприбора СССР.
После развала СССР стал президентом концерна «Россистемприбор», созданного на базе предприятий бывшего Минприбора СССР.
В 1999 г. возглавлял Правительство Пензенской области.
В 2000-2001 гг. – заместитель губернатора Пензенской области Василия Бочкарева по промышленности и экономике.
В 2002 г. участвовал в выборах губернатора Пензенской области, набрал 1,34% голосов.
С марта 2011 г. принимал участие в деятельности монархической партии «Самодержавная Россия», один из организаторов регионального отделения партии в Пензенской области.
Скончался 29 ноября 2011 г.
Детство и юность
Свое детство я помню совершенно отчетливо, вплоть до мельчайших подробностей.
Я родился в самый последний год войны, когда наша Родина была полностью освобождена от фашистских захватчиков. Те оптимизм и вера в скорую победу, а с ней и в лучшую жизнь, которыми жили мои родители, передались и мне. Оптимизм и вера в свою правоту стали моими главными спутниками на всю жизнь, не раз помогали отстаивать свои взгляды и убеждения и добиваться справедливости.
Мои родители были простые русские люди, патриоты своей великой страны. Отец и мать еще во время войны вступили в партию и остались верны своим идеалам до самого конца.
Отец в конце войны, после ранения, служил в Красном Куте Саратовской области. Там располагалось знаменитое Качинское летное училище. Отец был инструктором, готовил для фронта молодых летчиков. Мать работала при летной части.
Я был общим любимцем училища, и, как рассказывал отец, иногда он тайно от матери и бабушки взлетал со мной на учебном самолете.
После демобилизации отца родители некоторое время жили в Красноармейске Саратовской области. Там родился мой младший брат. А затем переехали в город Сурск Пензенской области
В целом мы жили скромно. Особого достатка в семье не было, но и не голодали.
Моя матушка работала директором вечерней школы. В школе она пропадала с раннего утра до позднего вечера. Она очень любила и гордилась своей работой.
Отец работал заместителем директора на литейно-механическом заводе. Часто бывал в командировках. Так что главным моим воспитателем была моя бабушка.
Мое сурское детство проходило в школе, на стадионе и на улице, как и у всех послевоенных мальчишек.
В послевоенные годы многие мальчишки, у которых отцы не вернулись с войны, очень завидовали нам, у которых были отцы, и особенно завидовали наградам. Эти ребята были года на три-четыре постарше нас и остро переживали свое мужское одиночество в семье.
Мы часто конфликтовали с ними, а когда играли в войну, они заставляли нас быть немцами. А нам, кто был помоложе, это страшно не нравилось. К тому же в то время в Сурске проживало много этнических немцев.
Детские разборки часто переходили в групповые драки, в которых сначала попадало нам. Потом, когда мы уже подросли, активно стали заниматься спортом, инициатива полностью перешла в наши руки.
Я рос лидером. С детских лет запомнил девиз Валерия Чкалова: «Если быть, то быть первым». Очень много занимался спортом, играл в футбол, зимой – в русский хоккей, занимался легкой атлетикой, затем увлекся самбо. Имел множество всяких разрядов и значков. По многим видам спорта легко выполнял нормативы первого разряда и даже кандидата в мастера спорта.
Занятия спортом закалили характер, укрепили дух и тело. Я с детства никого не боялся. Мог дать сдачи любому. Не было авторитета, которого бы я ни свергал, если тот вел себя неправильно. Эта черта характера впоследствии меня не раз подводила в карьерном росте, но и выручала в трудные минуты, когда нужно было принимать судьбоносное решение.
В школе я учился легко, окончил ее с золотой медалью. После окончания школы чуть не попал в Качинское летное училище, но пропустил сроки, поскольку в это время играл в футбол на зональном турнире за сборную старших юношей области. Матушка в это время мои документы отвезла в политехнический институт.
Осенью 1962 г. я стал студентом электротехнического факультета Пензенского политехнического института. С первого курса меня назначили старостой группы, им я оставался все 5 с половиной лет обучения в институте.
Студенческие годы были очень насыщенными. Во-первых, сама специальность – вычислительная техника – требовала много времени, во-вторых, с первого курса увлекла общественная работа. Сначала академкомиссия, затем комсомол. Дважды ездил на целину в Казахстан. Одно лето провел на военных сборах.
Жил в общежитии. Поэтому дух студенческого братства познал сполна. До сих пор мои самые близкие друзья – это мои бывшие однокашники.
В конце 1967 г. с отличием окончил Пензенский политехнический институт. Встал вопрос, куда идти работать. Была возможность остаться в институте: предлагали секретарство в институтском комсомоле и аспирантуру. Выбрал строящийся Волжский автозавод, который во многом и определил мою дальнейшую судьбу.
Волжский автозавод: как все начиналось
Когда строился Волжский автозавод, в Тольятти был очень популярен лозунг «Отцы Магнитку строили, а мы – Автозавод!» Строительство ВАЗа с самого начала было объявлено Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Вообще-то, романтика первых пятилеток так и витала в воздухе. В то время мы часто вспоминали Николая Островского.
Строил автозавод и новый город строительный трест «Куйбышевгидрострой», который ранее воздвиг плотину Волжской ГЭС, затем построил всю большую химию, крупнейший завод цементного машиностроения, ряд предприятий электротехники и сам город Тольятти.
Стройка автозавода и нового города началась в ноябре 1967 г. А в конце января 1968 г., через месяц после окончания Пензенского политехнического института, я с двумя однокашниками, также получившими распределение на строящийся Волжский автозавод, уже был в Тольятти.
По сути, завода как такового еще не было. Была определена только строительная площадка, и началось формирование дирекции строящегося Волжского автозавода.
Генеральным директором был назначен заместитель министра автомобильной промышленности Виктор Николаевич Поляков. Дирекция выполняла функции генерального заказчика. Вначале она находилась в здании заводоуправления «Синтезкаучук», а уж потом перебралась в одно из зданий Тольяттинского политехнического института.
Жили мы в общежитии. Условия были плохие. Хуже, чем в студенческом общежитии. Но энтузиазм и перспектива великой стройки как-то отодвигали на второй план бытовые неудобства.
Неустроенный быт с лихвой компенсировался каким-то непонятным восторгом от развороченной земли, огромных котлованов, обилия строительной техники и непрекращающегося ни днем ни ночью потока самосвалов.
Помню первое комсомольское собрание на ВАЗе, которое доверили проводить мне. Мне предложили стать первым комсомольским вожаком ВАЗа. Но поскольку уже в августе мне предстояло уезжать в Италию на учебу, пришлось отказаться. Меня избрали в первый комитет комсомола завода, поручив возглавить комсомольский прожектор.
До поездки в Италию оставалось полгода. Начались рабочие будни. С утра – техническая документация, в основном на итальянском языке, вечером – курсы итальянского языка, все остальное время – общественная работа.
В то время комсомольский прожектор был заметной силой. На его сигналы и критику реагировали очень быстро и порой весьма болезненно. Начались конфликты как с руководителями всех уровней, так и с партийными органами, которым очень не хотелось выносить мусор из дома.
Волжский автозавод был объектом государственного значения. Строительство ВАЗа курировали лично председатель Совета Министров СССР Н. А. Косыгин и член Политбюро Кирилленко.
Партком ВАЗа возглавлял парторг ЦК КПСС. Собственно с ним и произошел мой первый серьезный конфликт, который резко изменил мое отношение к партийным функционерам и во многом повлиял на темпы моей будущей карьеры.
Дело было так. В 1968 г. на строительстве ВАЗа работал корпункт газеты «Советская Россия». Спецкором газеты был молодой журналист Владимир Большаков. Я, как руководитель комсомольского прожектора, был с ним в приятельских отношениях, тем более наши взгляды на многие проблемы совпадали. Он давал критическую информацию в газету, в том числе использовал и наши материалы.
Однажды он предложил мне написать серьезную статью о проблемах влияния комсомольской организации и ее прожектора на ход строительства и коснуться роли парткома в этом вопросе. Статья была напечатана, получила хороший отзыв практически у всех, но почему-то не понравилась парторгу ЦК.
Я был вызван на ковер. Парторг ЦК обозвал меня мальчишкой, обвинил в политической близорукости и пообещал, пока он парторг, членства в партии мне не видать как своих ушей. Когда я попытался возразить, он не сдержался и запустил в меня пепельницей. Пепельница просвистела около уха и ударилась в книжный шкаф. Посыпались стекла. Видя, что я по-прежнему спокойно наблюдаю за его бешенством, он выскочил из-за стола, подбежал ко мне и зловеще прошипел, что я, мол, не только с партией, но и с загранкомандировками должен распрощаться навсегда.
Возможно, я и не попал бы за границу, если бы не Володя Большаков. К его чести он не испугался конфликта с парторгом ЦК, дошел до начальника отдела КГБ по городу Тольятти полковника Кожемякина, а возможно, и выше. В результате конфликт был улажен, и в августе 1968 г. я вылетел в Италию. Правда, Владимир Юрьевич угодил на службу в КГБ. Он генерал-лейтенант ФСБ в отставке.
Сам же я от заманчивых предложений поработать под крышей КГБ отказался в том же 1968 г., ссылаясь на то, что хочу заняться наукой и производством. С детских лет я плохо относился к стукачам и сексотам. Меня коробило, когда позднее я читал о себе доносы, в том числе и тех, кого считал своими друзьями, и которые начинались с фразы: «Источник сообщает...»
Первая загранкомандировка
Моя первая зарубежная командировка совпала с днем ввода советских войск в Чехословакию. Это было 23 августа 1968 г. Наш прямой рейс на Милан неожиданно посадили в Праге. Видимо, для нас был закрыт воздушный коридор.
В течение суток мы с изумлением и даже с каким-то восторгом наблюдали, как в пражском аэропорту приземлялись наши «Антеи», как выгружалась бронетехника и войска, как толпы возмущенных жителей Праги и окрестных населенных пунктов собирались у аэропорта и пытались перегородить дорогу в город, как над головами людей проносились трассирующие пули, как в ожесточенной схватке между отдельными пражанами и нашими солдатами появлялись первые раненые и даже убитые.
И только значительно позднее ко мне пришло осознание всего ужаса увиденного в тот день. А тогда я, как и мои коллеги (нас было шесть человек), испытывали чувство восторга и гордости за свою великую державу, за ее военную мощь. Мы даже не задумывались о морально-нравственных и политических аспектах той акции.
Мы просто восторгались и упивались своей сопричастностью к этой необузданной силе и мощи. За нашу победу (не понятно над кем) мы тут же распили свои бутылки «Столичной» и съели нехитрый стандартный набор советского загранкомандировочного. Ночь провели на ногах, возбужденно обсуждая увиденное.
Утром наш рейс выпустили, и спустя час мы приземлились в Милане. Так началась моя первая заграничная командировка, которая продлилась около двух лет.
Сначала мы стажировались в Турине на фирме ФИАТ, а затем более года обучались в Милане и Ивреи на фирмах «Дженерал Электрик» и «Оливетти».
Это были очень напряженные месяцы, когда приходилось в течение короткого времени постигать не только основы американской и итальянской вычислительной техники и систем управления, но и параллельно осваивать итальянский и английский языки.
В учебном центре «Дженерал Электрик» были специалисты из многих стран. Ряд лекций мы слушали вместе с ними. Довольно частые общения во время занятий, в столовой и после работы вселяли в нас уверенность, что мы ничуть не уступаем иностранцам в профессиональной подготовке, а в инженерных дисциплинах даже превосходим их.
Помню, когда в самом начале меня спросили, какой вуз я окончил, преподаватели никак не могли отыскать на карте город Пензу. В то же время кадровики центра обучения, видимо, работники итальянских и американских спецслужб, знали, что есть Пенза-19.
Мы жили в самом центре Милана, рядом со знаменитым миланским собором. Центр обучения находился в пригороде Милана – в местечке Борго Ломбарда. Поэтому ежедневно приходилось ездить на учебу на обычном общественном транспорте. Мы видели быт и нравы итальянцев изнутри, часто и много общались с ними.
В то время Советский Союз был великой державой, и нам не было стыдно за свою страну, за свой народ и за своих руководителей. Мы гордились тем, что мы русские, что мы – советские инженеры.
Наша молодость у итальянцев вызывала удивление. Всех интересовало: как могло случиться, что страна за железным занавесом решилась выпустить за границу таких молодых людей?
В то время у простых итальянцев было впечатление о нашей стране и о нас, русских, как о дикарях в медвежьих шкурах. Те, кто побывал в России во время Великой Отечественной войны, ничего, кроме снегов, мороза и русского плена, не видели. Другие просто извращенно представляли наш строй и наш быт.
К тому же в Турине наши соотечественники не всегда вели себя достойно. Особенно много было проблем с наладчиками и операторами автоматических линий, которые приезжали на короткую стажировку в Турин. Спирт, хлеб, дешевый шоколад и однопроцентное молоко были основными продуктами питания.
Некоторые, отказывая себе во всем, умудрялись за три месяца на небольшие командировочные накопить на «Запорожец». В целом нас не очень любили, но относились с нескрываемым любопытством. Этот стереотип приходилось ломать в том числе и нам в Милане.
Для Италии 1969 г. выдался очень беспокойным. Это был год заключения новых трудовых соглашений между работодателями и профсоюзами. В Милане, который являлся промышленной столицей Италии, не стихали столкновения полиции с демонстрантами, которые зачастую заканчивались разгоном демонстрантов с применением насилия.
Впервые мы увидели в действии водометы, резиновые пули. Помню, как в Милане во время разгона демонстрантов были убиты трое полицейских. Я видел, как во время похорон этих полицейских в их гробы из толпы летели камни. Италия неистовствовала.
В том же году в Риме было совершено покушение на папу Римского. Нам запретили в будни, по вечерам, выходить из гостиницы. Но оставались дневные часы по субботам и воскресеньям. Я увлекся посещением книжных развалов.
В то время на них можно было найти много букинистических изданий дореволюционных лет и белоэмигрантской литературы. Не могу сказать, что она меня сразу как-то завлекла. Но передо мной открылся совершенно неизвестный ранее пласт информации, взгляд с другой стороны на исторические события. Эта литература заставила меня о многом задуматься. В том числе и о своих корнях. Тем более что по линии отца не все было ясно с моими предками.
Среди развалов нашел информацию о возможных своих предках из Вятской губернии. Есть там большое село Долганы. Именно из этого села берут свое начало поселения на Ямале, давшие затем новую народность – долганы. Там же вычитал, что после отмены крепостного права мужики уходили на север, брали в жены местных аборигенок и оставались там.
Фамилия Долганов распространена в Мордовии, Вятской губернии, северных областях и даже на Украине. Во времена хана Кучума, которого разгромил Ермак, южнее кочевал хан Долган. Казахи его помнят.
Природное любопытство, жадность к информации и способность ее быстро усваивать и переваривать очень пригодились в Италии. Обучение в центре «Дженерал Электрик» я закончил с отличными оценками, чем вызвал изумление своих преподавателей. Они считали нас, русских, неспособными в такие сжатые сроки освоить сложнейшую американскую вычислительную технику. К тому же преподавание велось на английском и итальянском языках.
Конечно, столь близкое общение с другим миром, огромное доверие государства к нам, молодым специалистам, ощущение того, что ты способен быстро осваивать хваленую западную технику и новейшие технологии, не могло не оказывать на нас соответствующего воздействия.
Поскольку от нас зависело будущее управление волжским гигантом, мы чувствовали себя ответственными чуть ли не за судьбу всей России. Так формировался характер у первых молодых специалистов Волжского автозавода, среди которых посчастливилось оказаться и мне.
Вазовские будни
Я вернулся на ВАЗ как раз к выпуску первого автомобиля. Это было 22 апреля 1970 г. – в день столетнего юбилея В. И. Ленина. В Советском Союзе многие свершения приурочивались к знаменательным датам.
В деталях помню сам момент схода первого автомобиля с конвейера. Собственно, не схода, а вытаскивания вручную трех первых собранных заранее на стендах автомобилей ВАЗ 2101 с фиатовским двигателем и на иностранных комплектующих.
Я выделялся среди своих коллег. После возвращения из Италии меня сразу же назначили начальником бюро больших вычислительных машин.
Жена работала к тому времени старшим инженером. Занималась программированием. Пока я находился в командировке, она получила однокомнатную квартиру в одном из первых домов в новом городе Тольятти. У нас, можно сказать, началась новая жизнь
Жена работала вместе со мной, так что друзья у нас были общие. Многие из них жили в общежитиях и малосемейках. И наша квартира стала местом всеобщих сборов и вечеринок.
Это были счастливые годы. Мы наслаждались жизнью. ВАЗ гремел на весь Союз. Мы постоянно работали с иностранцами. Каждый день открывал для нас что-то новое.
Материально мы жили в достатке. Из Италии я привез машину. Мы с женой любили собирать грибы и ягоды, поэтому часто ездили в Пензенскую область к родителям. Родители жены жили в Колышлее, а мои – в Сурске.
В те годы мы часто ездили на машине на юг, к Черному морю. Подумать только, на бензин мы тратили туда и обратно 35-40 рублей, а это более трех тысяч километров, а зарабатывали вместе более семисот рублей в месяц.
Вообще-то, 70-е гг. – это не застой, как пытаются сегодня представить некоторые политики и СМИ, а высшая точка развития советского социализма. Если хотите, в 70-е гг. советский народ жил почти как при декларированном Хрущевым коммунизме. Во всяком случае приходить на работу и не работать, но при этом съедать по одному яйцу в день мог каждый. У нас в России так исстари повелось — кто не работает, тот ест. И то, что имеем, не ценим, а потеряем – плачем.
Продолжение следует.
