Почему развалился Советский Союз: версия Геннадия Лукьянчикова

A A A

Скоро будет 26 лет, как распался СССР. Вдумчивую общественность по-прежнему интересует вопрос, почему так случилось.
«Улица Московская» предлагает вниманию читателей версию нашего внештатного автора Геннадия Лукьянчикова.
В 1991 г. ему, выпускнику Пензенской артухи, было 25 лет и он служил в Группе советских войск в Германии. У него был шанс остаться в Германии, но он вернулся на родину. Сегодня он обычный ряботяга, работает электриком. При этом много читает и размышляет.
На взгляд «УМ», Геннадий Лукьянчиков – один из тех интеллектуалов, кто не боится своих мыслей, кто готов делать публичным свое мнение.

luckА действительно, почему?
Я, лично, не удовлетворён озвученными версиями этого исторического события.
С одной стороны, это прогрессивный процесс распада деспотической империи. С другой,  крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века. Опять две полярные точки зрения. Опять элитный раскол на западников и славянофилов. Как и всегда, раскол эмоциональный и бескомпромиссный.
А может, стоит взглянуть на проблему с высоты птичьего полёта. То есть научно обоснованно.
Но история не физика. Здесь нет такой практики, которая была бы критерием истины. Историческая практика уникальна в каждый момент времени. И есть соблазн рвать нить истории, как кому нравится. А на самом деле она непрерывна. Поэтому можно установить причинно-следственные связи. И значит, можно ответить на наш вопрос: был ли распад Советского Союза фатален?
Для начала необходимо определиться с понятиями, на которых будет строиться вся логическая модель. Сложной философии касаться не будем.
 Прежде всего, человечество представим как продукт эволюционного развития.  То есть сегодня биологическая эволюция уже не биологическая. Сегодня эволюция – это социально-экономический прогресс.
Далее. География – это приговор. Только по географическим причинам целые континенты оказывались вне зоны эволюционного, социально-экономического развития. И потом проживающих на этих континентах неразвитых аборигенов  уничтожали  более развитые  пришельцы.
Человечество эволюционировало, так и не став единым. Оно, мягко говоря, дискретно. Но появление экономики заставило разнородные этносы объединяться. И объединяться насильственно.
Эти события были очень калейдоскопичны. Всё решалось эмпирическим путём. Правом силы. И тогда стали складываться устойчивые государственные объединения. И суперобъединения – империи.
Империи – уже очень сложные системы. Их динамическая устойчивость есть баланс многих факторов. Как внутренних, так и внешних. Решающим фактором распада империй всегда были войны.
Враждебные соседи постоянно испытывают империи на прочность. И в один прекрасный момент всё как-то срасталось. Внутреннее ослабление и внешнее вторжение. Империя рушилась, и на её обломках возникала новая.
Но оказалось, что самой высшей формой системного объединения людей по принципу  комплиментарности, стали цивилизации.
Цивилизации – явления очень интересные. Они абсолютно устойчивы в исторических масштабах. Они существуют тысячелетия, обладая чёткой ценностной преемственностью. Цивилизации, проигравшие в геополитической конкурентной борьбе, могут исчезнуть на столетия с политической карты мира, задавленные колониальным режимом. Но, освободившись, быстро восстанавливаются. Как феникс из пепла.
Цивилизация может принять и сетевой характер. В виде сетевых связей диаспор. Может иметь несколько центров, которые провоцируют создание собственных империй, жёстко конкурирующих между собой.
Но общее правило для всех цивилизаций – наличие положительных информационных связей, пронизывающих всю иерархическую структуру общества.
Конечно, первична здесь экономика. Вообще, создать единый  экономический механизм из разноплеменных и враждующих элементов насилием возможно. Но только тогда, когда экономическая выгода от объединения  явно компенсирует этническую вражду. И приходится уживаться, и затаивать былые обиды. На этой основе и формируются цивилизационные скрепы.  
Они тоже разные. У каждой цивилизации свои. Более мифологизированные, менее мифологизированные. Более жёсткие, менее жёсткие. Здесь работают программы социальной эволюции, постепенно гуманизирующие взаимоотношения между людьми, и древние архаичные биологические программы: свой – чужой. И эти проявления  нашей природной агрессивности  пока доминируют. Поэтому  цивилизационные скрепы формируют к тому же и образ врага, и мотивацию для его уничтожения.
Цивилизации – удивительно эгоистичные системы. На практике они открыто демонстрируют свою готтентотскую мораль. Прежде всего должно быть хорошо, комфортно и богато нам, родным. А всем остальным – как получится. Если не получится, то это их проблемы.  
Весь наш альтруизм распространяется только на членов своего социума.  Да и то достаточно выборочно. А на чужих, тем более представителей другой цивилизации, совсем не распространяется.
Если сосед слабый, то он рассматривается как источник дешёвых ресурсов и дармовой рабочей силы. А если сильный – то, как лоханутый спонсор, которого можно обмануть и превратить в дойную корову.
Геополитические взаимоотношения в своей основе очень примитивны. А глобальное мироустройство, мягко говоря, несправедливо и лицемерно. Сплошные двойные стандарты. Но именно это и есть эволюционная норма. Мировая иерархическая система  –  система паразитарная. Сильные паразитируют на слабых.  И по-другому никак.
На этом можно закончить вводную часть. И приступить к анализу истории СССР.  
СССР и Россия – это не Европа. Не азиатская империя. И не империя в стадии исторического распада. Россия – это цивилизация. Она имеет тысячелетнюю преемственность языка, письменности, религии, культуры, этнической традиции. А это уже цивилизационные скрепы. И неслучайно Россию не удалось сломить военным путём.
Если Россия – цивилизация, то вся остальная история выглядит как жизнедеятельность этой цивилизации. Цивилизации – сложные системы, состоящие из этнических подсистем. Эти подсистемы встроены по-разному. Или горизонтально, или иерархически.  
Иерархически значит насильно: от военных вторжений по праву сильного до всяких там просьб о помощи и других дипломатических и политических зигзагов, в  результате которых малые народы теряют независимость.
А далее – или жесточайший колониальный режим, вплоть до геноцида, или встраивание в свою экономическую зону на вполне приемлемых  условиях. Возможны самые разные варианты.  
Поглощение этносов происходит до тех пор, пока они бесхозны. Пока территория этих поглощений не достигнет границ  другой цивилизации. А вот пограничные этносы всегда есть зона бифуркаций. Эти этносы, воспользовавшись противоречиями между великими державами или их военным противостоянием, получают соблазн выбрать себе более перспективного хозяина или балансировать на грани фола, сохраняя суверенитет.

luck tableВ этом случае цена ошибки очень велика. Если делаешь ставку на победителя, а он вдруг терпит поражение, то крайним оказывается именно лимитроф. Геополитическое предательство и проституция всё равно воспринимаются как предательство и проституция.
Так что границы цивилизаций постоянно меняются. Лимитрофы присоединяются то к одной цивилизации, то к другой. Их разменивают как военные трофеи. Их используют в геополитических интригах и провокациях. Их выставляют как нейтральный пограничный буфер. И такие бифуркационные мероприятия могут ничего не значить. Не предпосылок распада империи, не угасания цивилизации. Вот поэтому рассматривать  Россию в виде «колосса на глиняных ногах», опираясь только на события 1991 года, преступно ошибочно.
Судьба Советского Союза – это завершающая стадия судьбы  Октябрьской революции. Именно Октябрьская революция в кровавых муках абортировала СССР.
Была ли революция в России фатальна?  Я считаю, что да. Это была неадекватная попытка разрешить нашу главную историческую проблему – проблему нашего хронического отставания от передовых стран Запада. Нарыв вызревал несколько столетий и в конце концов вскрылся.
В XVII веке правящая российская элита видела невооружённым глазом капиталистический подъём Запада; его технологическое и социальное превосходство. Решено было провести ускоренную вестернизацию страны, просто скопировав их экономические, политические и социальные институты. Возглавил её царь Пётр I.
Результаты этой вестернизации оказались неудовлетворительными. В России не сложились капиталистические отношения. В результате реформ и неудачных войн страна была разорена. Крепостничество приняло формы рабовладения.
И самое главное, в российской экономике не заработала стратегия, постоянно  воспроизводящая технологическую модернизацию. У частных собственников на неё просто не хватало ресурсов. И они, не заморачиваясь, выколачивали прибыль за счёт внеэкономических форм принуждения. А какая ещё экономика могла быть при натуральном хозяйстве?
Российские сухопутные расстояния создавали очень специфические условия товарообмена на внутреннем рынке. Так что тогда внутренний рынок и рынком назвать было нельзя. Российская география диктовала свою волю. Наше историческое отставание было хроническим.   
 Но эта проблема вновь обострилась до крайности в XIX веке, после поражения России в Крымской войне. Все сословия, от дворянства до крестьянства, хотели получить ответ на вопрос: «Как мы докатились до жизни такой? Кто виноват? И что делать?»
Ну, понятно, что виновато начальство. Баре. А кто ещё? Но для просвещённого общества ответ на этот вопрос получил более чёткое логическое завершение – виновато самодержавие. Вся эта архаичная, феодальная государственная система, которая  душит любые ростки прогресса и гуманизма.
В рамках тогдашнего научного мировоззрения анализ исторических закономерностей мог быть самым поверхностным. И революционная молодёжь довольствовалась объяснением, что царизм достался России в наследство от тёмных веков и татаро-монгольского ига. Противостояние власти и революционеров обострилось  до крайности.
Революционеры перешли к террору, добиваясь свержения самодержавия любой ценой, не особо задумываясь о последствиях. Но тут подоспел марксизм. И нарисовал дорожную карту, где были обозначены цели, средства и счастливое будущее.
В России предполагалось свергнуть самодержавие, уничтожить правящий класс, ликвидировать частную собственность и на обломках самовластья построить новое, социально гармоничное общество. По сути дела, предлагалась политическая программа новой вестернизации.
Экономическая успешность нового коммунистического общества теоретически базировалась только на одном постулате – уничтожение частной собственности.
Предполагалось, что отмена частной собственности отменит и эксплуатацию человека человеком. И освобождённый от эксплуатации труд автоматически вызовет взрывной рост своей производительности.
Но на практике этого не произошло. Социальные манипуляции с собственностью оказались бесполезны. Никакого значимого положительного  эффекта на экономику они не оказали. Только отрицательный. Капиталистические стимулы, обусловленные жаждой наживы, конечно, антигуманны и аморальны. Но социалистические оказались просто неработоспособными.
Циничные большевики это быстро осознали. Но ситуация не располагала к метафизическим спорам. Им пришлось стать жёсткими реалистами. И уже с самого начала  государственного строительства их теория сразу разошлась с практикой.  Часовой механизм будущего катастрофического кризиса был запущен.
В ходе Октябрьской революции большевики формально как бы уничтожили феодальное самодержавие, но выстроили мобилизационный режим, где пригодились все людоедские методы внеэкономической эксплуатации. По-другому у них не получалось провести форсированную индустриализацию и прочие прогрессивноориентированные реформы.
Со времён Петра I ничего не изменилось. Цена вопроса, подсчитанная  в человеческих жизнях, российскую элиту почти не интересовала. В России демографический ресурс был единственный ресурс, который всегда находился в избытке. Вот его и пускали в расход при всяких там модернизационных мероприятиях.
Но прекратившаяся  вестернизация продолжилась уже как российский реванш. Призрак коммунизма, который бродит по Европе, после 1917 года обрёл российскую плоть, экономику, армию и привлекательную харизму. Хотя  в борьбе за мировое господство этого оказалось недостаточно. Но в обстановке мирового кризиса Запад сильно испугался. И этот страх запустил целый ряд фатальных мероприятий, которые и привели ко Второй мировой войне.  
Что было дальше, хорошо известно. Победа антигитлеровской коалиции. Но это прежде всего наша Победа. Нацистский оккупационный режим не угрожал народам Западной Европы, в отличие от Восточной, геноцидом. Кроме, конечно, евреев. Для нас победа – вопрос выживания.
Победа позволила расширить зону нашего политического и экономического  протектората далеко на Запад. Но противостояние с Западом только обострилось. Началась другая война – холодная. Конкуренция экономических и социальных систем. Проба сил на износ. И в этой войне победить у нас уже практически не было шансов.
Наш мобилизационный режим оказался очень неприятным сюрпризом для освобождённых Советской армией от фашизма стран Восточной Европы. Сразу был нарушен закон. Политическая жёсткость оккупационного режима компенсируется высоким уровнем жизни. Сразу выявилось и лицемерие коммунистической пропаганды. Необходимо было постоянно демонстрировать превосходство социалистического строя над капиталистическим. Но где это превосходство взять? Пришлось создавать дееспособные симулякры и максимально мифологизировать прошлое и настоящее. А это не могло продолжаться долго.
Пока нагнеталась реальная угроза ядерной войны, то все несуразности нашей советской жизни ещё приходилось терпеть. Но и тогда уже высекались искры гнева. Нарастали и межнациональные противоречия. Советская власть начала терять идеологические рычаги управления. Но пока это было не так заметно. Ведь жизнь в СССР улучшалась на глазах.
И тут Запад и СССР начали разрядку напряжённости. Внутриполитической ситуации в СССР это тоже не пошло на пользу. Исчезновение  внешнего врага делало бессмысленными наши мобилизационные сверхусилия, которые пока ещё позволяли экономике соблюдать военный паритет. Ситуация приближалась к цейтноту.
Кремлёвская геронтология – это неутешительный диагноз. Верхи просто не знали, что делать, и тупо тянули время. Попытку Андропова ужесточить полицейский режим  никто уже не воспринял всерьёз. Власть не могла сказать народу всю правду о кризисе и новых, но невоенных угрозах, и было непонятно, ради чего терпеть  усиление социального гнёта и свёртывания элементарных гражданских свобод. Веских оснований власть не озвучила.
С войной в Афганистане тоже не всё однозначно. Оказалось, что там мы нарвались на мусульманский цивилизационный реванш. Там уже война начиналась не локальная, а тотальная. А как мы должны были вести тотальную войну только  в Афганистане? Это уже должен был быть новый крестовый поход на юг.
Но советская элита тогда  даже не понимала, куда она вляпалась. Тогда же и наши мусульманские республики получили для своего сепаратизма геополитический исламский стимул. Такой сепаратизм уже ничем невозможно компенсировать.
Так и получилось. От чего ушли, к тому же и пришли. Качество жизни обывателя  в СССР в разы отличалось от качества жизни на Западе.  И этот прискорбный факт стали озвучивать почти открыто.
Россия, как империя, демонстрировала на весь мир свои странности. У нас уровень жизни в колонизируемых окраинах был выше, чем в метрополии. Доминирующий этнос жил беднее, чем побеждённые им народы. Это вообще как? И зачем тогда было их завоёвывать? Чтобы потом кормить за свой счёт? Эмоциональная реакция русских националистов вполне оправдана. Но она же и разрушительна.
 Наконец-то и  кремлёвские старцы решились на новый проект вестернизации, загримировав его под социалистическую модернизацию. Это горбачёвская Перестройка. Как и предыдущие проекты, она завершилась крахом.
Либерализм и государственный монополизм на всё и вся – вещи несовместимые. Перестроить  нашу систему невозможно. Она жёсткая. Её можно только сломать. Но это уже будет гибель цивилизации, имеющей ядерное оружие. Что невозможно в принципе. Её, неядерную, не смогли сломать ни большевики, ни немцы. А уж ядерную и подавно.
 Агония перестройки окончательно смыла последний социалистический грим. Ситуация зашла в тупик. Советская власть теряла последние ненасильственные  рычаги управления страной. А мобилизовать насильственные значит спровоцировать гражданскую войну.
Это понимали и в армии, и в силовых структурах. Но и армия,  и силовые структуры уже не собирались воевать за окончательно скомпрометировавшие себя коммунистические идеалы. И тем более давить пассионарный сепаратизм бывших советских республик. Давить пассионарную, как бы  антикоммунистическую ненависть.
Хотя на самом деле это была ненависть к русским, как к доминирующему этносу. Такой ненависти нужно было  противопоставить другую пассионарную ненависть. Но её уже не было. Мы,  русские, тогда испытывали цивилизационное чувство вины за всё и всех, которых когда-то  приручили. Чувство вины и стыда.
Ситуацией воспользовалась  беспринципная и даже маргинализированная часть номенклатурной элиты, для которой что коммунизм, что антикоммунизм были лишь средством одурачивания пипла.
Но вначале они, воспользовавшись харизмой Ельцина, как народного заступника и настоящего русского патриота, возобновили проект уже капиталистической вестернизации, полностью прозападной. Впрочем, тема была достаточно логичной.
Россия, как европейская держава, возвращается в естественное лоно Европейских народов – в единую колыбель цивилизации. И тогда Соединённые Штаты Европы будут простираться от Лиссабона до Владивостока. Прекрасная химера.
И в принципе, не важно, как Россия соединится с Европой. Унитарным государством или Содружеством независимых государств. Всё равно все скоро сольются в экстазе. И опять все надежды возлагались на смену формы собственности.
Планировалось любой ценой создать класс частных собственников, которые и возглавят новую промышленность европейского уровня. Капиталистов создали, а вот капитализма нет. В российских условиях частная собственность тоже мало эффективна. Не в собственности всё дело.
А если не удалось модернизировать экономику, то зачем было затевать весь этот реформаторский балаган? Сколько сил и средств было затрачено впустую. Сколько разворовано реформаторами. Миллионы жертв, гражданские войны, миллионы беженцев. Это цена реформ. А что в результате? Ничего. А воз и ныне там. Россия как отставала в своём социально-экономическом развитии, так и отстаёт. И ничего с этим поделать нельзя.
Теперь можно итоги подвести. Если социалистическая экономика не есть новый прогрессивный этап исторического развития и она не идёт на смену капиталистической эксплуататорской экономике, то это значит, что СССР был изначально обречён.
Потому что все те лимитрофы, которые завоевала Российская империя, не могли положительно относиться к российским цивилизационным ценностям. Для Восточной Европы они были варварскими. Для Средней Азии и Кавказа –  христианскими.
Сохранить единое государство можно было бы, компенсируя потерю независимости сытым уровнем жизни. Но в случае с Польшей и это бы не помогло. А для России сытый уровень жизни даже в  XX веке был  недостижимой мечтой. Не помогла и специальная подкормка лимитрофов за счёт чисто Российских территорий.
Всё равно их уровень жизни отставал на порядок от уровня жизни на Западе. А российское население мечтало жить хотя бы так, как в социалистических странах Восточной Европы. Недовольство накапливалось и там, и там. Единственное, что могло бы на определённый период  это недовольство загнать на кухни, это угроза новой войны. Угроза внешнего вторжения.
Но именно в 80-е годы разрядка напряженности начисто сняла актуальность этой темы. Советский народ  больше такой угрозы не видел и в неё не верил.  Случилось то, что и должно случиться. Несколько старых хронических заболеваний резко обострились, а иммунитет был ослаблен до предела. Больной был обречён. Так СССР и умер.  
Геннадий Лукьянчиков,
вольный мыслитель

Прочитано 1348 раз

Поиск по сайту