«Рыночные отношения мы организовывали у меня в кабинете»Когда к власти пришел Горбачев, меня стали посылать по заграницам: по линии ЦК КПСС, Госплана СССР, Совета министров РСФСР и министерства бытового обслуживания. Сразу же после его первого визита в Германию была сформирована делегация, куда вошел и я, как практик (я тогда еще работал в Рембыттехнике). Мы изучали кооперативное движение с тем расчетом, чтобы перенести этот опыт на нас.
Кроме Германии мы ездили в Австрию, Венгрию и Польшу.
В этих поездках у меня немного открылось мировоззрение: почему они могут, а мы не можем? Еще мы съездили в Китай. А там уже был определенный рынок. Нищий, но рынок.
По итогам поездки мы написали аналитическую записку – целый научный труд, свыше 100 листов. И отдали в ЦК КПСС. И в 1986 г. вышло постановление по организации кооперативного движения в СССР.
И мы начали организовывать рыночные отношения в Пензенской области. Организовывали их у меня в кабинете. Все первые предприниматели приходили ко мне.
Создалась определенная команда, в нее входили Геннадий Антонов (банкир), Александр Кислов (журналист), Александр Родионов (директор ЗИФа), Константин Войцеховский, Геннадий Франк (директор НИИЭМП), Жиганша Туктаров.
Мы создали банк «Тарханы», организовали торговый дом «Пенза», Пензенскую товарно-сырьевую биржу. Вместе с Кисловым организовали газету «Пензенские вести». Все это – на очень серьезных основах.
И у нас начались определенные трения с облисполкомом. Председателем тогда был Ковлягин. Он неоднократно вызывал меня, предлагал должность первого заместителя. Мы с ним были в очень хороших отношениях, но, зная Ковлягина, я отказывался от этой должности.
В итоге облисполком в пику нам, рыночникам, организовал торговый дом «Сура».
А в 1990 г. я вышел из КПСС и вступил в партию «Коммунисты за демократию». Меня подвигло то, что в КПСС все слишком заскорузло было. Борис Федорович Зубков, Александр Федорович Глухов – я их понимаю, они ярые коммунисты, их не сдвинешь ни туда, ни сюда. Но ведь китайцы – тоже коммунисты. А они оказались более мобильными.
Ведь действительно надо было многое менять. В России к тому времени все стало по талонам. Хотя в Пензе тогда все было еще очень неплохо. Наша область входила в десятку областей по производству, по сельскому хозяйству, по потреблению.
В те времена в Пензенской области поступать, как я, было нельзя. Как это так – большой начальник выходит из партии? К тому же член обкома партии.
Первый секретарь обкома партии Зубков вызвал к себе председателя областного суда Симонова (тот потом мне все рассказал). И говорит: «Слушай, а как Кондратьева снять с должности?»
Судья отвечает, что нужно собрать весь коллектив, который его избирал, а это 15 тысяч работающих, чтобы они проголосовали и его убрали. Ну, Зубков понял, что партия с этим ничего не сможет сделать, потому что все коллективы поддерживали меня.
Тогда вызывает меня Виктор Михайлович Володин, первый секретарь Ленинского райкома партии (сейчас он работает в политехническом институте): «Мне надо вас исключить из партии».
А я говорю: «Виктор Михайлович, как ты можешь меня исключить, когда я уже написал официальное заявление о выходе из партии?» Он отвечает: «Да мне Зубков сказал».
В общем, они ничего лучше не придумали, чем на пленуме обкома исключить меня из партии (хотя я уже вышел) за раскол партии. Это сейчас смешно, а тогда было не смешно. Тогда еще был Советский Союз, и никто не знал, куда все повернет.
Пензенское губернаторство решалось в Москве
Когда в августе 1991 г. был переворот, мы с Александром Кисловым были на рыбалке. Первый день провели там, потом поняли, – что-то творится не то. Вернулись в Пензу.
В городе был митинг за демократию, у драмтеатра. Я, честно говоря, некоторых из митинговавших не уважал. Я знал, что люди, которые собираются идти во власть, должны прежде всего уметь хозяйствовать, а не ля-ля разводить.
А меня друзья-москвичи, близкие к КГБ, предупредили: «Александр Андреевич, мы для вас все приготовили. Не знаем, что будет, но, если получится переворот, вас всех заберут». Это было мне сказано четко. И для меня уже подготовили варианты побега. Купили билеты и на самолет, и на поезд. И машина была заправлена.
Все могло быть очень серьезно. Я ведь действительно был здесь «рассадником рыночных отношений».
Но Ельцин победил. А после началась борьба за власть. Все рыночники сплотились вокруг меня. Меня они и выдвинули.
На сессии областного совета депутатов на должность главы областной администрации выдвинули Анатолия Ковлягина, Владимира Грачева, заведующего кафедрой литейного производства ППИ, и меня (я занял третье место, Ковлягин – первое).
А у меня была очень серьезная команда. Туда входил и Александр Кислов. Он все-таки отличный журналист, пробивной. Хотя он – разрушитель, не созидатель. За меня был мэр Пензы Дубинчук, директор ЗИФа Родионов, другие предприниматели, председатели ассоциаций. Было составлено открытое письмо президенту, опубликовали его в газете «Пензенские вести» с рекомендацией Александра Кондратьева на должность главы администрации области.
В Москву мы ездили раз пять. На меня уже были готовы документы, в сентябре президент должен был подписать указ о моем назначении. Вдруг – раз, нету этих документов. Исчезли.
Геннадий Бурбулис тогда был госсекретарем, это второй человек в государстве. Он вызвал всех руководителей администрации, работников по кадрам – и как им врежет! Ну, раз второй человек в государстве приказывает – стали быстрее готовить, оформлять.
А получилось так, что человек, который готовил документы, был инструктором ЦК
и работал с Ковлягиным. Видно, мои документы они убрали в сторону, а Ковлягина двигают.
Потом, когда бумаги о моем назначении были уже у Ельцина на подписи (тот в это время был в Сочи), меня срочно вызвали в Москву. Там мне показали телеграмму от депутатов Верховного Совета России о том, что Кондратьев – главный мафиози Пензенской области. Подписали ее Бочкарев, Фомин (из Каменки), Грачев и Фирюлин. Зубков не подписывал, хотя тоже был депутатом Верховного Совета.
Ельцин пишет по этой телеграмме своему помощнику Илюшину: «Срочно разберитесь и доложите». Я посмотрел на это, посмеялся. А что мне было делать. Не плакать же.
Это и отсрочило мое назначение.
Илюшин, конечно, объяснил все по этой ситуации Ельцину, и тот прямо в Сочи и подписал бумаги о моем назначении главой администрации Пензенской области.
Ковлягин первым узнал об этом указе. Он мне звонит и поздравляет. «Все, – говорит, – подписали бумаги на тебя».
«Мы ничего не боялись»
Мне надо было работать, срочно собирать команду. Но, зная кадры, я ее все же сформировал. Туда вошли Александр Щербаков (экономика и финансы), Виктор Черушов (коммунальное хозяйство), Александр Калашников (строительство), Владимир Вагнер (торговля), Виктор Лазуткин (сельское хозяйство).
Александра Кислова я, честно говоря, не думал брать к себе заместителем. Я хотел, чтобы он занимался СМИ, самым основным вопросом. Но Кислов со мной вместе очень долго работал, боролся. И я взял его заместителем, он отвечал за идеологию. Но человек он конфликтный, остальные мои заместители относились к нему отрицательно.
Команда в целом сложилась нормальная. Куда сложнее было расставлять глав районных администраций, согласовывать их кандидатуры с депутатами Верховного Совета России от Пензенской области.
А еще был представитель президента Георгий Дидиченко. С ним тоже были очень сложные отношения. Но мы сумели сформировать свой коллектив месяца за полтора. Хотя ту команду, которую я хотел, у меня собрать не получилось. Не пошел Геннадий Антонов с банка «Тарханы», не поехал с Нижнего Ломова в Пензу бывший первый секретарь горкома партии Александр Емелин. Отказался возглавить областное телевидение Сергей Бегишев.
Работали мы не за страх, а за совесть. Мы ничего не боялись. Абсолютно ничего не боялись.
Режим у меня был такой: в 7 утра я на работе, и до 20, а то и до 22 часов трудился. Коллектив работал дружно. По субботам мы собирались у меня в кабинете, подводили итоги работы за неделю, ставили задачи на следующую.
Работать было сложно. В 1991 г. прервались все отношения с республиками бывшего СССР. Например, с Казахстаном, откуда мы получали основную массу зерна на прокорм скота. А в Пензенской области в 1991 г. собрали не более 200 тыс. т зерна. При этом у нас было свыше 500 тыс. голов свиней, свыше 500 тыс. голов овец, порядка 900 тыс. голов КРС. Мы выходили на 1 место по птицеводству в стране. А кормить все это было нечем.
Мне пришлось очень серьезно работать, чтобы найти корм. Доходил до министров, до Бурбулиса, даже до Ельцина. Мы нефть отдавали за зерно, вот до чего доходило.
Но 1992 г. нам удалось продержаться. Мы почти не сократили поголовье скота. Птицеводство у нас очень хорошо развивалось. Пока птицефабрикой командовал Борис Эйдлин, было все нормально, а как его скинули, так все пошло вразнос.
За год построили 600 км дорог (Ковлягин за всю пятилетку построил, наверное, километров 300). Построили кое-какие предприятия – фабрику по производству горошка в Лунино. Это была очень серьезная фабрика.
Промышленность по объемам при мне почти не упала. Практически все заводы работали, выпускали продукцию. Все пошло вниз уже после того, как я ушел.
И каждые 3 месяца мы отчитывались перед жителями Пензенской области о том, что было сделано. Была специальная передача на телевидении. И, по сравнению с другими краями и областями, наша область держалась хорошо.
В область постоянно приезжали российские министры разного профиля – примерно по 2 министра в месяц. Прилетал вице-премьер Махарадзе со всеми заместителями министров России с тем расчетом, чтобы помочь региону. И мы вошли практически во все федеральные программы. За счет этих программ мы 1992 г. и продержались.
Очень много времени я проводил в командировках. На командировки приходилось до 50% нашей работы. Я был вхож в высокие кабинеты, особенно когда Геннадий Бурбулис был и. о. председателя правительства. Мы с ним советовались, я просил у него, допустим, повременить с повышением цен («уберем урожай – тогда повысите»). И с другими министрами я был в хороших отношениях. Личные контакты все решали.
Однако правительство России в то время совсем перестало заниматься промышленностью и сельским хозяйством, все силы бросило на рынок. Но нельзя было этого делать. Я выступал на расширенном заседании правительства и ставил вопросы по оборонке и сельскому хозяйству.
В Пензенской области имелся очень серьезный оборонно-промышленный комплекс, а госзаказа для них все не было и не было. И в сельской местности у нас тогда проживало свыше 60% населения. Как же было без поддержки сельского хозяйства?
Все, о чем я говорил, потом подтвердилось. Но к тому моменту прошли многие годы.
Выборы и колбаса по 2-20
Первый заместитель председателя Правительства России Шумейко мне в свое время четко сказал: «Ребята, вы камикадзе. Вас все равно всех сметут, потому что вы – первая волна». Тем более что у нас, в Пензенской области, был «красный пояс» (территория, где традиционно поддерживают коммунистов).
В нашей Пензенской области все верили, что все вернется назад, к старым порядкам. Коммунисты всегда были против того, что я внедрял рыночные отношения, против акционирования предприятий, против фермерства. А ведь фермерам и индивидуальным предпринимателям я помогал, как только мог. Все это очень серьезно было и быстро развивалось, но мне не дали времени.
И психология людей работала против нас. Хотя мы опередили свое время.
В 1993 г. состоялась сессия областного совета по итогам работы за 1992 г. Наши ярые коммунисты выступили за то, чтобы признать работу администрации неудовлетворительной и назначить выборы главы администрации. Там Бочкарев рьяно выступил, другие депутаты (а там на 95% были коммунисты). В общем, проголосовали. Хотя результаты 1992 г. на самом деле были хорошие, показатели почти не ухудшились.
Нашу работу за год признали неудовлетворительной, но конкретно ничего не расписали. Ни одной цифры не привели. Депутаты просто проголосовали, как ярые коммунисты, лишь бы не было Кондратьева, и объявили выборы.
Я подал в суд на это решение. Если бы я не забрал свое заявление назад, я бы выиграл. Потому что ни один пункт, по которым можно было назначить перевыборы, не подходил к ситуации. Но моя ошибка была в том, что я отозвал свое заявление.
Мои заместители – от них представителем пришел Лазуткин – насели на меня: отзови свое заявление, чтобы не ссориться с депутатским корпусом.
Можно было попробовать наладить отношения с коммунистами. Но как наладить отношения с Глуховым или с Зубковым? Я очень много работал с ними, я знаю их и их жизненный путь. Они не хозяйственники, у них одна идеология была на уме. И они не признавали тот путь развития рыночных отношений, который должен быть.
Я и моя команда практически не вели предвыборную кампанию. Я знал, что мы все равно не выиграем: коммунистическая идеология у нас в области тогда была очень сильна.
Откровенно говоря, я думал, что выборы ничего не решат. В марте 1993 г. Ельцин выступил с заявлением, что все выборы нужно прекратить. К тому моменту в 5 областях состоялись выборы, по итогам которых практически никто из губернаторов не переизбрался. И у нас выборы все же состоялись.
Анатолий Ковлягин выдвигался с такой программой: «Яйца – по 1 руб., колбаса – по 2-20». Народ еще помнил, какие раньше низкие цены были. Ковлягин говорил, что цены у нас будут низкие, как в Ульяновске. В итоге на выборах он победил.
Однако Ковлягин не был вхож в Администрацию Президента, в правительство. И федеральная помощь Пензенской области свелась к нулю. А как развиваться без финансирования?
Поэтому Бочкарев, когда пришел на место губернатора, занялся прежде всего налаживанием личных связей с расчетом, чтобы входить в федеральные программы.
Мешок золота не нашли
Моя команда состояла из практиков. Политиков в ней не было. Я тоже был чистый производственник, хозяйственник, но не политик.
За политику отвечал Кислов. А он начал бороться со всеми.
Первым его противником был Дидиченко. Александр Кислов хотел его снять с работы: писал про него, что он мент, что он работал в политических лагерях.
А Дидиченко все-таки был представителем президента. То же самое было и с Виктором Костяевым, прокурором нашей области, и с Валентином Логуновым, начальником Управления ФСБ. Вот с этих ссор, в принципе, все и началось.
Дидиченко написал письмо президенту, что на него идет «большая клевета». На администрацию Пензенской области завели уголовное дело по подозрению в злоупотреблениях, начались проверки. Это был чисто политический заказ.
Потом фээсбэшники меня задержали, и у меня случился инфаркт. В Пензу приехали представители Москвы, уполномоченный по правам человека. По итогам этого визита написали статью, что задержание было незаконным. Но механизм был уже запущен, ФСБ нужно было оправдать себя и завалить нашу администрацию.
Говорили, что при мне была приватизация, что я на ней наворовал. Но я должен подчеркнуть: при мне была малая приватизация. Это торговля, бытовое обслуживание, парикмахерские, фотосалоны, столовые, легкая и пищевая промышленность.
А вся основная приватизация, основные распродажи заводов и фабрик, прошли при Ковлягине. Я же всегда говорил, что тяжелая промышленность, недра и «военка» должны оставаться в собственности государства. Здесь у нас с Чубайсом были серьезнейшие разногласия.
По моему уголовному делу работало ФСБ, работала мордовская прокуратура (все-таки дело заведено против областной администрации). Хотя подключали и нашу прокуратуру.
Они долго работали, искали что-то. Говорили, что Кондратьев – преступник, что он скрылся, что уехал в Канаду с мешком золота. (Я в Канаде не был ни разу). Чего только не писали.
Проработали они года полтора, хотели кого-то посадить. Я к ним ни разу не приходил. Говорил: «Найдете что-нибудь – тогда вызывайте».
И в конце концов они предъявили мне 2 вещи. У меня было оружие. Я имел право на его ношение. Все было законно, официально. И мой друг, командующий Приволжским военным округом, привез мне как-то несколько цинков (коробок с патронами) в подарок. Когда был обыск, эти цинки изъяли, хотели мне предъявить факт хранения оружия. Но милиция им четко сказала, что я имею право на хранение тех патронов.
И второе, что мне предъявили – что мы распродали часть автомобилей из парка администрации, занизив при этом цену. И это в 1992 г., когда инфляция достигла чуть ли не 1000%.
И как я мог занизить цену, если я этим делом вообще не занимался? Там нет ни одной моей подписи. Не до этого мне тогда было.
Вот все, что они смогли найти за все полтора года. Но за это время столько нервов помотали и Кислову, и всем моим заместителем. А ничего не нашли, потому что я ни рубля не взял бюджетных денег. Они ловили преступников, а их среди нас не оказалось.
Не сошлись с Чубайсом
После того как президент подписал указ о моем отстранении от должности главы администрации, мне предложили на выбор 5 должностей в Москве: в министерстве промышленности, продовольствия и прочее. Ельцин написал Шахраю распоряжение: «Трудоустроить Кондратьева и доложить».
Меня приняли на должность заместителя министра по промышленной политике. Я посидел пару дней в кабинете, посмотрел на то, что там делалось. А в министерстве уже была программа приватизации основных промышленных объектов, и недр в том числе.
Я категорически не мог этого воспринять. И дальнейшая жизнь показала, что неправильно все это было. Все это должно остаться у государства.
Вот, говорят: «Частники будут лучше». Да никогда в жизни частник не будет лучше заниматься недрами. Там руководителями должны быть государственники. И это подтвердилось тем, что, имея такие нефтедоллары, Россия практически все эти годы развивалась не так, как нужно. Приборостроение завалили, электронную промышленность завалили, станкостроение и механообработку завалили. А главная беда – залоговые аукционы, через которые все наши нефтегазовые достояния и энергетика, тяжелое машиностроение ушли в частные руки.
С должности заместителя я ушел через несколько дней, так как не нашел с руководством общего языка по программе развития страны.
И сразу отошел от политики. Это дело очень грязное. Порядочности в политике нету. Тем более что все там стало покупаться и продаваться, а мы были воспитаны немножко не так.
В Москве я занялся бизнесом. Там были хорошие товарищи – и Иван Григорьевич Дуденков, и Володя Лексаков. Я был в хороших отношениях и с женой Гены Хазанова, Златой. Она очень крутой предприниматель, вначале мне здорово помогала.
Но Москва мне никогда не нравилась, и я вернулся в Пензу.
