Самое читаемое в номере

Неполитические реформы: что думает русская крупная буржуазия о положении в стране

A A A

От редакции:
28 сентября на сайтах Левада-центра в рубрике «Аналитика» под общим заголовком «Неполитические реформы» был размещен материал, который его авторы именуют попыткой наладить диалог между бизнесом и властью.
В основе публикации – исследование, проведенное специалистами Левада-центра совместно с Московским центром Карнеги.
«Улица Московская» намерена опубликовать частями результаты этого исследования.
* * *
Исследование состояло из опроса владельцев и управляющих крупными частными компаниями, работающими в России, и анализа полученной информации. Опрос проводился методом полуструктурированного интервью на условиях анонимности. В нём приняли участие 40 человек. Основная часть респондентов была опрошена в мае-августе 2017 г.
Среди опрошенных 25 представителей русского бизнеса, 11 – иностранного; 6 респондентов состоят или состояли на государственной службе. Трое опрошенных числятся в русском списке Forbes.
В выборку попали представители следующих сфер: инвестиционные компании и банки; производство оборудования; производство товаров народного потребления; разработка программного обеспечения; добыча полезных ископаемых; производство продуктов питания и сельское хозяйство; розничная и интернет-торговля; консалтинг; управление персоналом; услуги по взаимодействию с государственными органами; образовательные и медицинские услуги; сфера обслуживания; СМИ; недвижимость.
Возраст опрошенных – 34–70 лет. Гендерный состав – 38 мужчин, 2 женщины.
Ниже «УМ» приводит систематизированные по темам цитаты из интервью.

О размере русского рынка
• Для нас важна экономика, покупатель-ская способность и динамика потребитель-ского спроса, а с этим сейчас проблемы.
• Потребительский спрос сокращается. У людей меньше становится денег по объективным причинам... У нас процент молодого поколения не растёт, страна стареет.
Для бизнеса это минус, потому что старые люди меньше тратят, у них потребление сокращается в связи с физиологическими характеристиками.
• Экономика падает. Везде и всюду трафики рухнули в торговых центрах... У нас бизнес выживает за счёт бизнеса, который раньше был серый, чёрный. Мы выживаем, забирая их долю рынка.
• Количество едоков в России больше 140 миллионов человек – значит и рынок перспективный, и на нём нужно работать. Но, когда начинаешь смотреть на экономические условия проживания этих едоков, понимаешь: то, что может себе позволить российский потребитель, это достаточно ограничено.
Рынок сжимается, соответственно, сжимается и компания. Объём производства и продукции сокращается, номенклатура сокращается, продукцию пытаются удешевить, издержки пытаются минимизировать, людей пытаются сократить и так далее.
• Когда экономика падает, мы падаем довольно сильно. Изменений никаких не происходит, потому что более сложные и длинные проекты характерны для растущей экономики. Так как экономика не растёт, по качеству рынок остаётся плохим.

 

О сжатии рынка как побочном результате внешнеполитического курса
• Мы страна, с точки зрения населения, не очень большая, рынок у нас маленький. Располагая только им, каши не сваришь.
А остальные рынки поделены более-менее. Наши рынки сокращаются в последнее время: минус Украина, минус сорок миллионов человек.
• Западные компании, когда приходили в Россию, [видели в ней] такой хаб, для того чтобы обеспечивать Украину, Закавказье, Центральную Азию. Западные компании рассматривали [Россию и Украину] как одно государство, у них было много взаимозависимых производств...
И когда произошло [присоединение Крыма к России], торговля между нашими странами была остановлена. А это потеря рынка. Есть сложности в Белоруссии. В Казахстане нас иногда местные контролирующие органы прессуют, пошлины заградительные вводят, продукцию нашу запрещают.
Но, поскольку мы рассматриваем эти страны как союзников, мы неагрессивно входим на этот рынок с точки зрения продвижения нашей продукции. А дальние рынки для нас закрыты.
• Тот бардак, который устроили на Украине, не способствует ведению бизнеса и привлечению инвестиций... Мы могли бы стать плацдармом для экспансии китайского бизнеса в Европу при правильном позиционировании внешнеполитическом.
 Если бы государство лучше понимало, как устроен современный мир, то другими бы вещами бряцали, а не оружием.
• Россия отделяется от Европы политически, и для бизнеса нужно, наоборот, соединиться. Мы хотим проект на Украине сделать, мы хотим проект в Европе, но там визы есть. Вместо того чтобы всё это упрощать – моральный барьер. Тормоз – политика и психология людей.

О низких темпах экономического роста
• Мы не понимаем, за счёт чего будет расти наша экономика в ближайшие годы. Это самая большая проблема для страны. У государства должна быть организующая роль. Я этой роли совершенно не вижу. Это мой самый большой вопрос к государству.
Я хочу понимать, как государство хочет устраивать экономику. За счёт чего? Выхода из парадигмы «Россия – экспортёр ресурсов и материалов» не видно. Все инициативы, которые пытаются предпринимать, звучат неубедительно: борьба за импортозамещение в сельском хозяйстве – во всём мире это дотационные отрасли; провальная линия с хай-теком и нанотехнологиями!
• России нужен рост [экономики] как минимум 3%... Этих 3% на горизонте нет. Это всё сказывается на темпах. Проблема здесь фундаментальная: какова модель экономики России? Трудно сказать, что это за модель такая.
• Не видно никаких возможностей... Скорее всего, всё так и останется в вялотекущем санкционном режиме...
• Первый вопрос – это отсутствие экономической политики, отсутствие понимания, как надо менять место России в структуре разделения труда...
Необходима на государственном уровне внятная экономическая программа. Государству надо разобраться, что делать и где оно видит страну через двадцать лет. Тогда можно оценивать те или иные вещи. Если государство видит страну на двадцать-тридцать лет как экспортёра нефти и газа, то…
• Когда цели внятной нет, непонятно, куда бежать... Целеполагание невнятное. Мы не понимаем, что мы хотим, или понимаем, но не можем это сказать. Цели меняются раз в год или раз в два года.
Как я могу построить долгосрочную стратегию, если мне каждый год новые вводные, отличающиеся на 180 градусов? Ну, никак!
Эти люди пишут стратегии, как нам дальше жить, – это к вопросу о неграмотности чиновников. Хорошо, если нанимают каких-нибудь «прайсов» или «маккензи» и т. д. Их нанимают, а потом это в помойку выбрасывается.
• Ощущение, что реализуется стратегия «от противного». Это даже не стратегия, а рефлекторная история, которая не позволяет людям, которые находятся внутри системы, планировать собственную жизнь на сколько-нибудь вперёд...
У страны нет стратегии, нет горизонта планирования, нет понимания, что за чем должно следовать. Все занимаются выживанием и сохраняют статус-кво.
Бизнес не знает, куда мы рулим: какой будет спрос, на что будет спрос, имеет ли смысл со своим продуктом пробовать выйти на зарубежный рынок или, понимая взаимоотношения нашей страны с внешним миром, лучше с этим продуктом уезжать туда и пробовать его делать и продавать там.
Без стратегии совершенно невозможно.


О неработающей политике импортозамещения
• Импортозамещение – это мертворождённое дитя, потому что наш рынок мал в абсолютных величинах, чтобы довольствоваться только рынком России и чувствовать себя комфортно... Если мы замыкаемся в периметре страны, то обороты будут небольшие.
• Импортозамещение... это же полный бред, абсолютно.
• Российский рынок слишком мал для того, чтобы на нём можно было построить конкурентоспособную в мировом масштабе бизнес-историю.
Поэтому импортозамещающий продукт, любой, вынужден конкурировать с аналогами, у которых рынок – весь мир, и это весовые категории разные – это слон и Моська.
Импортозамещающий продукт не может выиграть эту конкуренцию, если только это не военная область, где мы только своё используем – пусть плохое, но своё...
Российский рынок сам по себе недостаточен, чтобы на нём вырастали здоровые экономические и масштабные истории.
• Если вы откровенно поговорите с предпринимателями, вам скажут, что они не смогут заместить, по целому ряду соображений. Российский рынок не плохой и не хороший, а просто маленький физически...
Можно получить от наших трёх-четырёх главных нефтяных компаний госзаказ [на создание программ для нефтяного оборудования]. А дальше что? С другой стороны, если можно взять и использовать бюджетные деньги, которые на это выделяются, и заработать, то почему нет?
• У нас за последние пять-семь лет 95% введённых в строй станков – импортного производства, и там порядка 85-90% тех станков, которые работают на нужды флота, включая военно-морской флот, включая все подлодки и т. д., они тоже импортного производства.
И компонентная база для спутников у нас тоже в значительной степени американская. Поэтому  разговор, что мы спрячемся за занавесом и переждём внешнюю бурю, это разговор в пользу бедных.
• Идеальным вариантом для нас было бы публичное признание серьёзного отставания от остального мира и утверждение стратегии, которая бы показывала, как мы из нынешней точки попадаем в точку, которая нас устраивает. Это догоняющая стратегия, многие страны через это проходили.
К сожалению, в нашем случае это, скорее всего, невозможно, потому что потребует признания, что за предыдущее время было допущено очень много ошибок.
• У нас есть базовая проблема: у нас нет национальной идеи или национальной стратегии в области конкуренции на мировом рынке.
Индия, Китай или Израиль – это страны, которые знали, чего они хотят, долго этого добивались и добились.
Я никак не могу понять, а мы понимаем, чего мы хотим? Это, наверное, проблема не только правительства или не только президента, это проблема общества... Чего нам не хватает? Мы другим заняты, мне кажется.
Мы никак не можем себе признаться в том, что мы живём в небогатой и не очень большой стране. Рефлексии не хватает – у всех, сверху донизу: у президента, у правительства, у народа.
• Нужно оценить идею импортозамещения как вредную. Нужно говорить о глобальной конкурентоспособности, поддерживать исключительно те компании, которые успешны в международном экспорте...
Нужно развернуть сознание в сторону глобальной конкурентоспособности, отрешиться от внутреннего рынка. Рынок есть только глобальный, конкурентоспособность есть только глобальная.
• Нужно строить отечественный конкурентоспособный в мировом масштабе бизнес, а не импортозамещать у себя на коленке.
• Нет другого выхода, кроме как встраивание зачатков современного бизнеса в мировые цепочки разделения труда и повышение его предсказуемости. Мы слишком маленькие на любом рынке, считаемся, но нас там нет. В цепочки можно встроиться...
• Нужно, чтобы государство развернулось от противостояния внешнему миру к максимальной интеграции в него, к поощрению экономического развития. Нужно изменение вектора колоссальное.
• Надо открывать границы максимально. Нельзя закрывать границы. А я вижу тенденции к изоляции. Мы попытались сделать нечто инновационное в нашей стране – невозможно. В отдельно взятой стране это невозможно.
• Государство должно поддерживать компании, которые ориентированы на экспорт. Но для этого нужно определиться с целевыми параметрами, вкладывать ресурсы, давать налоговые льготы.
• Путь в интеграции, в естественном разделении труда, в участии в цепочке создания стоимости. В современном рынке по-другому не получится... Это можно преодолеть, но это совершенно будет экономически нерационально.

О санкционных рисках работы в России
• Пока есть санкции, инвесторы не хотят инвестировать в Россию.
• Нам сейчас мешает наша политическая ситуация, потому что с нами не хотят иметь дело... Подавляющее большинство западных клиентов говорит: «Нет-нет, только не в России! Зачем нам эти риски?»
А в чём они видят эти риски? Во всём: в санкциях, в непредсказуемости. В основном на уровне «даже не хотим формулировать». Им же нужна стабильность. Они же понимают, если они с тобой начинают работать, это какая-то длинная история.
• Прямые препятствия – это режим санкций, но он касается далеко не всех компаний. А непрямые препятствия – это то, что бренд «Сделано в России» несёт отрицательную премию сейчас...
• Я уже не раз сталкивался и на своём личном опыте, когда описываешь какой-то проект, говорят: «Только не Россия!»...
Если вы будете сидеть где-то в другом месте, пускай даже будут российские деньги, может быть, но это ни в коем случае не улучшает шансы на реализацию того или иного проекта...
• Мы столкнулись с тем, что в одном из проектов с нами отказываются работать как с российской компанией. Хотя мы не под санкцией. Но там уже люди из опасения не начинают работать.
• Санкции наносят вред, причём существенный, риски увеличились. Приток капитала ухудшился, а деятельность зарубежных инвесторов существенно снизилась.
При всех прочих равных говорят: «Подождите, а там задействованы такие-то и такие-то компании, они в санкционном списке».
Или ещё хуже: это уже индивидуальный подход каждого сотрудника [иностранных] компаний и банков, где не важно, распространяются эти санкции [на конкретную российскую организацию] или не распространяются. Просто принимают решение не делать, потому что это Россия.
Риски, естественно, увеличились, рамочные условия притока инвестиций в Россию существенно ухудшились.
• Риски, которые компании воспринимают в России, – риск, в первую очередь, нестабильности. Санкции очень сильно добавили [нестабильности], и сам факт неожиданности принятия санкций, никто не ожидал, что Россия будет так вовлечена в Украину, Крым отойдёт.
Восприятие России за последние несколько лет стало гораздо хуже. Россия воспринимается местом глобальной нестабильности... А стабильность для западных инвесторов ключевой фактор.
• Ты приходишь в иностранные инвестфонды. У них есть аналогичные проекты, так как ты не один в поле. И, конечно, они возьмут те проекты, у которых есть более надёжная юрисдикция, которые не из России...
• Рыночный капитал из России разбегается. Мы это видим по своим проектам. То есть даже те фонды венчурные, которые в России работают и имеют русские корни, и им Россия понятна и интересна, сама жизнь их толкает из России, даже помимо их воли...
Партнёры политически запретили им инвестировать в русские проекты. Они говорят: «Мы сделки с русскими корнями будем блокировать, потому что это вредит бизнесу, вредит репутации, Россия сейчас токсичная страна, и мы не хотим».
То есть человек, может быть, и хочет, и в принципе у него неплохая бизнес-модель, но он не может. Внешняя среда, помимо воли человека, его подталкивает из России. Сделок с русскими корнями не хотят. Не хотят даже русских разработчиков...
Если мы взвесим все за и против, плюсов от работы с Россией немного, а минусов потенциально много. Есть некие асимметрии. Зачем нести эти риски, когда их можно не нести? Люди предпочитают не связываться.
• Доступ к инвестициям существенно ограничен за последние несколько лет в силу внешней повестки.
И в силу этой институционной инфраструктуры многие инвесторы, взвешивая риски, понимают, что существуют другие рынки, где прибыли будет чуть меньше. Но зато рисков существенно меньше. Или прибыль такая же, а рисков меньше...
В двухтысячных годах все фонды рвались в Россию, инвесторов было очень много. Работа на внешних рынках за последнее время существенно усложнилась из-за нашей внешнеполитической повестки. К бизнесу из России очень настороженное отношение.
Я от многих знаю, что made in Russia, с точки зрения откуда бизнес и человек, не добавляет очков. Это связано с внешней политикой последних лет...
Если бы я начал работать на внешнем рынке сегодня, мне было бы в разы сложнее. Теперь бы на меня смотрели как на человека из «ужасной страны России». И зачем иметь дело с этим человеком, даже если он хороший и всё нормально. Риски взаимоотношений с людьми из России возросли.
• Люди не хотят подпадать под риск новых санкций... Мы демонстративно ведём себя так, что санкции нам не страшны, пусть вводят какие угодно санкции. Инвесторы это воспринимают таким образом, что это ещё не конец, могут быть другие санкции.
• Тот же Siemens с удовольствием поставлял бы любые турбины куда угодно, хоть на Луну, хоть в Крым. Но, если существуют такие рамочные условия, Siemens не может просто это делать.
У Siemens слишком большой бизнес в той же Германии, в других частях света, в том числе в Соединённых Штатах. В России – не самый крупный. Они не могут плюнуть на решения, которые приняло их правительство и правительство Соединённых Штатов, и сказать, что им всё равно.
• Акционеры фондов не идут в Россию, опасаясь подпасть под санкции за то, что они работают с российскими компаниями и вообще в России. А некоторые компании... их российские активы токсичны. Продажа российских активов может повысить позиции или стоимость акций этого фонда, что у него нет уже рисков на Россию...
Многие западные фонды, многие американские и европейские инвесторы либо ушли, либо сократили свои позиции. Либо не пришли те, на кого мы рассчитывали.
Мы долго ждали так называемого разворота на Восток, когда эти деньги должны были быть замещены арабско-китайскими, условно, деньгами, но этого не произошло до сегодняшнего момента.
Какие-то отдельные китайские, арабские инвестиции в недвижимость были, но это очень-очень маленькие объёмы.
• Санкционные темы создают набор рисков на операционном уровне. Вы строите в России большой завод и вывозите сюда важное производство.
И вы должны просчитывать не только экономику проекта, но и то, а не будет ли требоваться для его строительства оборудование, которое попало в силу двойного назначения в санкционный список. Такого оборудования довольно много.
По некоторым отраслям нет возможности заместить вещь китайским или корейским аналогом. Есть вещи, которые завязаны либо на США, либо на Европу... Для целого ряда крупных проектов у нас был такой палочкой-выручалочкой ЕБРР.
Строит компания Х большой новый завод совместно с западным партнером по производству определённого рода пластика. Организует для этого пул финансистов, российских и не российских, в том, что ЕБРР позволяет разным другим товарищам комфортно зайти в ситуацию.
После присоединения Крыма в ЕБРР все новые проекты по России заморожены через угрозу вето от Канады и США... ЕБРР и западные банки были хороши тем, что работали как фильтр, отсеивающий одиозные проекты.
Пока деньги из того же ФНБ достаются лучшим друзьям и зятьям. Даже если они достаются на совершенно прекрасные, эффективные проекты, имидж, который создаётся, покрыт налётом коррупции и неэффективности. И это не очень хорошо.
• Конфронтация с Западом проявляется на неформально-политическом уровне. Не могу сказать, что с западниками не разговаривают – разговаривают. Но всё стало формально, ограниченно.
Когда с тобой разговаривают, ты понимаешь, что у человека кроме желания разобраться в сути дела есть мысль: «А если я так поступлю, как это будет политически воспринято». Появился дополнительный внутренний регулятор.
• Снятие санкций было бы серьёзным катализатором [для улучшения инвестиционного климата].
• Чтобы изменить отношение западных инвесторов к России – банков, фондов, компаний, – нужно снизить градус агрессивности [во внешней политике], вернуть на круги своя то, что было до 2014-15 года... сесть за стол переговоров с западными силами, с Украиной и эти вопросы решить.
На данный момент никакой мотивации у руководства решать этот вопрос не видно. Пока это будет так, у нас будут проблемы и по санкциям, и по всему остальному.
Кто-то когда-то, наверное, это решит. Вопрос – когда?
С решением этого вопроса снимается внешнеполитический гнёт. Со снятием этого гнёта появляются рамочные условия для действия капитала.
• Надо в кратчайшие сроки закончить войну в Сирии, закончить бодание с Украиной. [Нужно показать, что] мы эту повестку заканчиваем. Потому что мы на сегодняшний день работаем на то, чтобы это продолжать...
• Когда страна оказывается в изоляции или самоизоляции, мы автоматически начинаем играть по другим правилам, отличным от тех правил, по которым играет большинство, и от этого страдаем.
От этого страдает и образование, от этого страдает и развитие российских институтов и государственных, и общественных.
Экономика давно стала глобальной, и России со своими 2% мирового ВВП сложно играть в независимую игру. В той или иной мере она будет участвовать в глобальной экономике. Выбора другого нет!
Если в этой экономике свои правила, абсолютно нерационально пытаться изобретать свои. Можно их изобретать, можно что-то предлагать, но лучше играть по тем правилам, по которым играет большинство, иначе тебя просто в игру не возьмут.
• Пункт первый – телевизор. Не должно быть ненависти и страха... И награда тому, кто сумеет остановить поток пропаганды.
Продолжение следует.

Прочитано 1601 раз

Поиск по сайту