Самое читаемое в номере

Сталин у власти. Приоритеты и результаты политики диктатуры

A A A

В условиях популярности сталинизма в современной России «Улице Московской» представляется важным познакомить читателя с выводами крупнейшего специалиста по этой исторической эпохе.


Справка «УМ»:
Олег Хлевнюк – один из крупнейших в мире специалистов по социально-экономической и политической истории сталинизма. Родился в 1959 г. в Центральной Украине. Окончил исторический факультет Винницкого государственного педагогического университета. Доктор исторических наук, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова, главный специалист Государственного архива Российской Федерации.
Основные работы: «1937-й: Сталин, НКВД и советское общество» (1992), «Сталин и Орджоникидзе: Конфликты в Политбюро» (1993), «Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы» (1996), «Хозяин: Сталин и утверждение сталинской диктатуры» (2010), «Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктатуры» (совместно с Й. Горлицким) (2011), «Сталин: Жизнь одного вождя» (2015).
Данный обзор подготовлен на основе двух работ О. Хлевнюка: доклада «Сталин у власти. Приоритеты и результаты политики диктатуры», прочитанного на научной конференции «История сталинизма: итоги и проблемы изучения», состоявшейся 5-7 декабря 2008 г. в Москве, и книги «Сталин: Жизнь одного вождя» (2015). Обзор подготовил кандидат исторических наук Михаил Зелёв.



Мифы о сталинизме
О. Хлевнюк большое внимание уделяет истокам крайне мифологизированного представления о Сталине и сталинизме, что характерны для современного русского общества. «Массовые представления питались газетно-телевизионными сенсациями и сталинскими или хрущёвскими стереотипами».
Он отмечает, что достижения научной историографии сталинизма последних десятилетий, основанные на изучении архивных источников, оказались совершенно не известными широкой публике и даже отторгаются ею.
Причиной такого отторжения является то, что «сталинское прошлое превратилось в политическую проблему. Сначала распад СССР и стрессы переходного периода сделали миф Сталина символом протеста против лидеров новой России. Затем социальный заказ на «сильную руку» и «порядок» был подхвачен политиками, благодаря чему апология Сталина получила дополнительный импульс.
По многим параметрам современный миф Сталина приближается к образцам пропаганды собственно сталинского периода и существенно превосходит стереотипы застенчивой брежневской ресталинизации».
«Содержательно сталинский миф в сегодняшней России состоит из нескольких ключевых элементов. Прежде всего, сталинская модель индустриализации и мобилизации объявляется чрезвычайно эффективной и единственно возможной, нередко даже образцом для современной России. В этом контексте такие широко известные трагические события, как массовые репрессии или голод, объявляются либо преувеличенными, либо неизбежными и даже благотворными, либо инициированными помимо Сталина номенклатурными бюрократами.
Партийные чиновники 1930-1950-х годов в сталинском мифе являются эквивалентами ненавистных современных олигархов. Соответственно, их уничтожение рассматривается как важное достижение вождя, залог успешности его системы. Уничтожение коррупционеров-бюрократов, согласно мифу, являлось свидетельством народного характера власти вождя. Освобождённый от произвола чиновников народ пользовался плодами равноправия, роста благосостояния и снижения цен. Жестокая борьба с преступностью являлась залогом безопасности.
Наконец, центральное место в мифе Сталина занимает победа в Великой Отечественной войне и превращение СССР в мировую державу. И то, и другое приписывается преимущественно, если не исключительно, гению Сталина», – пишет историк.
Он отмечает: «Важная часть мифа Сталина – непременная дискредитация эпох, окружающих период его правления. Преуменьшаются достижения дореволюционной индустриализации. Замалчиваются подвиги героев Первой мировой войны, одержавших многие победы и не допустивших врага вглубь страны, пока за дело не взялась революция.
Особой ненависти в мифе Сталина удостоен Н. С. Хрущёв, инициатор неизбежно неуклюжей кампании борьбы с «культом личности Сталина». Ему вменяют зверства в период репрессий, за которые он на самом деле несёт не большую ответственность, чем любой другой региональный секретарь, подписывавший подготовленные без его участия приказы.
Многократно прославляя Сталина за атомный проект, с именем Хрущёва советские космические достижения демонстративно не связывают. Прощая Сталину землянки и бараки, насмехаются над «хрущёвками», коренным образом и быстро изменившими жизнь многих миллионов фактически бездомных советских граждан. Старательно объясняя, почему при Сталине миллионы людей обязательно должны были умереть от голода во имя великой цели, осуждают Хрущёва, закупавшего хлеб за границей».
«Как и любой другой, сталинский политический миф не выдерживает исторической конкретики, а поэтому всеми силами избегает её. Творцы мифа тщательно отбирают только «полезные» факты и нередко фальсифицируют документы и «доказательства». Основной упор делается на схемы и умозрительные построения. В Сталина и его эпоху предлагают просто верить», – заключает О. Хлевнюк.

stalin


Террор
О. Хлевнюк обращается к вопросу о размахе государственного террора при Сталине. «…Полное исследование масштабов государственного насилия является необходимой основой для понимания механизмов действия системы и характера её институтов», – отмечает учёный.
«По официальным данным, за 1930-1952 гг. расстреляно около 800 тыс. человек, из них 680 тыс. в 1937-1938 гг. Количество фактически уничтоженных людей гораздо выше с учётом того, что в сталинских органах госбезопасности широко применялись пытки, приводившие к смерти, а лагеря в отдельные периоды по условиям содержания заключённых фактически превращались в лагеря массового уничтожения (пусть и не преднамеренного)», – объясняет историк.
Он отмечает: «Около 20 млн человек за 1930-1952 гг. были осуждены к лишению свободы в лагерях, колониях и тюрьмах. Неизвестно точное количество осуждённых к ссылке и высылке. Видимо, речь шла о нескольких сотнях тысяч.
По оценкам специалистов, не менее 6 млн человек за 1930-1952 гг. подверглись депортациям в административном порядке. В основном это были кулаки и представители репрессированных народов… Расстрелам, заключению и ссылке каждый год сталинского правления подвергался в среднем один миллион человек».
«Помимо 20 млн осуждённых к расстрелам и заключению в 1930-1952 гг. судебными и внесудебными органами было вынесено ещё около 30 млн приговоров (включая повторно осуждённых), предусматривавших наказания, не связанные  с лишением свободы. В основном речь шла об исправительно-трудовых работах», – сообщает историк.
Ещё несколько миллионов были арестованы, прошли все круги тюремного ада, но не попали под суд и были освобождены.
В войну несколько миллионов советских граждан были интернированы и направлены на различные принудительные работы в фактически лагерных условиях, прошли через проверочно-фильтрационные лагеря. Различным мерам политической и социальной дискриминации подверглись члены семей арестованных (высылка из режимных местностей, увольнения с работы и т. д.).
«С учётом этого можно утверждать, что разного рода жёстким и «мягким» репрессиям и дискриминации со стороны государства за двадцать с небольшим лет сталинской диктатуры подверглись не менее 60 млн человек», – заключает О. Хлевнюк.
Важным дополнением к этому списку являются жертвы периодически возникавшего голода, прежде всего – 1932-1933 гг. «Одной из причин неоказания помощи при продолжавшемся вывозе хлеба из уже голодавшей деревни было намерение правительства сломать крестьянское сопротивление», – говорит учёный.
Он заключает: «С учётом того, что население СССР составляло от 162 млн в начале 1937 г. до 187 млн в начале 1953 г. (взрослого населения было, конечно, существенно меньше, например, в 1937 г. около 100 млн чел.) приведённые данные позволяют утверждать, что под удар различных репрессий и дискриминационных мер в сталинский период попадала значительная часть граждан СССР.
Настолько значительная, что не слишком преувеличенным будет тезис о жестоком подавлении абсолютного большинства привилегированным меньшинством, которое, впрочем, и само нередко попадало под удар террора».
Приведённые данные свидетельствуют о том, что режим криминализировал все сферы социально-экономической и политической жизни, опирался преимущественно на насильственные методы управления, максимально заменяя ими естественные стимулы развития.
О. Хлевнюк отмечает, что сталинская система утверждалась через ожесточённое противостояние партии и значительной части населения страны. Он говорит о многомиллионных восстаниях крестьян в начале 1930 г., забастовках иваново-вознесенских рабочих весной 1932 г., волнениях в деревне на втором этапе коллективизации в 1931-1932 гг.
«Это было своеобразное продолжение или, по крайней мере, отголосок гражданской войны. В отличие от Гитлера, Сталин никогда не получал мандат на лидерство в результате парламентских выборов. Путь сталинской революции был, скорее, навязан стране, чем принят ею. Сила большевистской партии-государства заключалась не в том, что она была мощной и эффективной сама по себе, а в том, что ей изначально (по причине разрушительных революций и войн), и чем дальше, тем больше, противостояло ослабевающее и деморализованное террором общество, лишённое сплочённости, альтернативных лидеров, моральных авторитетов и воли к противодействию».


Экономика
Историк отмечает, что, по оценкам разных экономистов, среднегодовые темпы роста промышленного производства в СССР в 1928-1940 гг. составляли от 7 до 13%, тогда как этот же показатель в царской России в 1860-1913 гг. – около 5%. «За довоенные пятилетки были созданы значительные производственные мощности, освоены современные технологии и выпуск новых видов продукции, в том числе военной. Развитие тяжёлой промышленности сопровождалось важными социально-культурными изменениями. Стремительно увеличивалась численность городского населения. Почти повсеместным стало четырёхлетнее образование детей, а в городах учащиеся заканчивали семилетку и даже десятилетку. Появилось много молодых специалистов – выпускников многочисленных вузов и техникумов».
«Эти достижения советской индустриализации, сыгравшие важную роль в победе в Великой Отечественной войне, не вызывают сомнений, – отмечает О. Хлевнюк. – Но историки и экономисты, что вполне естественно, обсуждают также другие вопросы: о степени оптимальности сталинской политики, о соотношении затрат и результатов, о качестве советской индустриальной системы».
Он говорит: «Совершенно необоснованными являются попытки (к сожалению, распространённые и в современной России) представить Сталина единственным поборником политики индустриального развития. На самом деле приверженцами индустриализации были все сталинские оппоненты, не говоря уже о том, что индустриальную модернизацию проводило бы любое небольшевистское правительство.
Распространённое в массовом историческом сознании и в работах многих историков и публицистов жёсткое противопоставление программ Сталина и правых – индустриального скачка и продолжения нэпа – как правило, искажает реальную ситуацию в её конкретном историческом развитии. Все противоборствующие в Политбюро группы считали своим приоритетом проведение политики быстрейшего индустриального развития и упрочения военного потенциала СССР.
Разногласия касались методов осуществления этого курса. Приверженность правых к относительно сбалансированной политике вовсе не означала, что они откладывали индустриализацию в долгий ящик и не были готовы корректировать нэп. Громкие революционные и безответственные по своей сути требования Сталина отбросить экономическую целесообразность, в свою очередь, не означали, что сталинская политика была оптимальной и действительно вела к реальному и эффективному ускорению индустриализации».
«Провозглашение высоких планов и бездумное, беспорядочное распыление (часто уничтожение) средств в индустриальных проектах, разрушение производительных сил деревни под лозунгом её форсированного «прогрессивного» социального переустройства  и механизации вовсе не равно реальному ускорению», – отмечает О. Хлевнюк.
Учёный замечает: «Неоднократно повторяя сталинский лозунг о необходимости догнать и перегнать, многие историки и средства массовой информации игнорируют вполне обоснованный тезис о том, что сталинская модель, скорее, замедлила, чем ускорила развитие страны.
Далеко на задворки российской историографии и массовых общественных представлений о прошлом задвинуты такие факты, как катастрофический провал первой пятилетки, лишивший страну значительной части национального богатства и вызвавший невероятно масштабный голод в мирное время и при относительно нормальном урожае. Взамен повторяется нелепый сталинский лозунг о выполнении пятилетки в четыре года.
Высокомерные рассуждения об отсутствии иных вариантов развития игнорируют тот факт, что подобные альтернативы в действительности реализовывались в рамках самой сталинской модели. Примером может служить умеренная политика второй пятилетки, которая дала несравнимо более значительные результаты, чем авантюризм начала 1930-х гг. Нет никаких оснований полагать, что умеренная политика середины 1930-х гг. была принципиально не применима уже в первой пятилетке.
Единственная причина, по которой эта относительно разумная альтернатива отвергалась – волюнтаризм верхушки страны под руководством Сталина, её некомпетентность и политический авантюризм.
Совершенно не вписываются в рамки теории эффективного менеджмента невероятные и неподсчитанные потери, вызванные Большим террором, или тот факт, что в результате просчётов Сталина в первые месяцы войны была утрачена не только довоенная армия, но и треть довоенных производственных фондов, созданных ценой огромных жертв и лишений».
«Созданная при Сталине сверхцентрализованная экономика была не слишком восприимчива к техническому прогрессу, в ней отсутствовали внутренние стимулы для совершенствования и гибкости», – заключает О. Хлевнюк.


Уровень жизни и социальная справедливость
Известный историк развенчивает мифы о росте народного благосостояния и торжестве социальной справедливости при Сталине. Он отмечает: «В сельском хозяйстве, подорванном коллективизацией, кризисы чередовались периодами стагнации. Почти каждый год сталинского правления был отмечен голодом, который охватывал либо значительную часть страны, как это было в 1931-1933 и в 1946-1947 гг., либо отдельные её регионы.
Даже в лучшие, относительно неголодные годы питание среднестатистического советского гражданина оставалось скудным. При Сталине утвердился преимущественно хлебно-картофельный рацион. Бюджетные обследования в сравнительно благополучном 1952 г., накануне смерти вождя, фиксировали, что питались советские люди из рук вон плохо. Среднестатистический житель страны в день потреблял около 500 граммов мучных изделий; небольшое количество круп; 400-600 граммов картофеля; около 200-400 граммов молока и молочных продуктов. Это была основа рациона. Все остальные продукты являлись экзотикой.
Среднедушевое потребление мяса и мясных продуктов составляло 40-70 граммов, жиров (животного и растительного масла, маргарина, сала) – 15-20 граммов в день. Довершали картину несколько ложек сахара и немного рыбы. Одно яйцо среднестатистический житель СССР мог позволить себе примерно раз в 6 дней. Такой рацион почти соответствовал нормам снабжения заключённых лагерей».
«Промышленных товаров тоже не хватало, а цены на них были неизменно высокими. Люди довольствовались простейшими сравнительно дешёвыми изделиями, но и их покупали немного. Например, кожаную обувь в 1952 г. смог приобрести только каждый четвёртый крестьянин. Как жаловался в письме Сталину в декабре 1952 г. житель одной из деревень Тамбовской области, «в нашем колхозе колхозники имеют одну зимнюю одежду на 3-4 членов семьи, дети зимой у 60% учиться не могут, ибо нет одежды»».
Историк отмечает: «Чрезвычайно тяжёлыми были жилищные условия подавляющего большинства населения. При Сталине жильё строили по остаточному принципу, направляя в коммунально-жилищую сферу совершенно недостаточные капиталовложения. Копившиеся годами проблемы усугублялись военной разрухой.
На начало 1953 г. в городах на одного жителя приходилось 4,5 квадратного метра жилья. Наличие временно проживающих и непрописанных, не попадавших в учёт, снижало эту цифру. При этом качество жилья было низким. В городском обобществлённом жилищном фонде лишь 46% всей площади было оборудовано водопроводом, 41% –  канализацией, 26% – центральным отоплением, 3% –  горячей водой, 13% – ванными.
Причём и эти цифры в значительной степени отражали более высокий уровень благоустройства крупных городов, прежде всего столиц. Ярким показателем положения в жилищном хозяйстве было широкое распространение в городах бараков. Причём количество населения, зарегистрированного в бараках, увеличивалось. Если в 1945 г. в городских бараках числилось около 2,8 млн человек, то в 1952 г. – 3,8 млн. Более 337 тыс. человек жили в бараках в Москве».
Но, как отмечает О. Хлевнюк, сколь бы тяжёлым ни было положение жителей крупных городов, на которые опирался режим, оно не идёт ни в какое сравнение с уровнем жизни крестьян. «Даже средние горожане, благодаря государственной политике перераспределения ресурсов, были во много раз богаче крестьян. Ярким отражением этого неравенства являлись молодые крестьянки, массами нанимавшиеся домработницами в городские семьи практически за хлеб и угол».


Положение правящего класса и коррупция
Как отмечает О. Хлевнюк, «руководящие работники разных уровней получали высокий социальный статус и значительные материальные блага. Пережив массовые чистки второй половины 1930-х годов, советский номенклатурный корпус стабилизировался. Репрессии против чиновников в послевоенный период были скорее исключением, чем правилом.
Более того, как показывают документы, накануне смерти Сталина руководящие работники обладали фактически судебной неприкосновенностью. Обязательное согласование любых санкций против членов партии с руководством партийных комитетов вело к фактическому раздвоению правовой системы, о которой генеральный прокурор СССР в докладной записке в ЦК ВКП(б) незадолго до смерти Сталина писал так: «На самом деле существует два уголовных кодекса: один для коммунистов и другой для остальных. Есть много примеров, когда за одно и то же преступление члены партии остаются на свободе, а беспартийные попадают в тюрьму».
Фактическое разделение юстиции по сословному принципу стало следствием корпоративной номенклатурной морали, которая допускала терпимое отношение к злоупотреблениям в своей среде и право сильного».
«Главным качеством для номенклатурного работника была вовсе не моральная чистоплотность, а безграничная лояльность и способность выполнять директивы центра. Сам Сталин хорошо знал слабости человеческой натуры и активно использовал их в своих интересах.
Когда Министерство государственного контроля в 1948 г. выявило массовые случаи взяточничества и обогащения руководителей в Азербайджане, Сталин однозначно встал на сторону служившего ему верой и правдой руководителя республики М. Д. Багирова. Он лишь слегка пожурил азербайджанских руководителей и существенно ограничил права Министерства госконтроля при проведении проверок ведомств и регионов», – отмечает историк. «Благосостояние советских руководителей резко выделялось на фоне низкого уровня жизни основной массы населения страны», –  заключает он.


Демонтаж сталинского режима
Как отмечает О. Хлевнюк, сталинская политика привела к глубокому системному кризису в конце его правления. Именно этот кризис стал главной причиной стремительного отказа наследников Сталина от наиболее одиозных элементов его системы. На это ушли считанные месяцы.
Ликвидировалась система террора. Пересматривались политические дела. Запрещалось применение пыток. Была объявлена амнистия по неполитическим статьям. Впереди была массовая реабилитация жертв политических репрессий. Закрывались многочисленные «стройки коммунизма». Более гибкой становилась политика в Западной Украине и в Прибалтике. Номенклатура там стала пополняться местными уроженцами.
Пересматривались амбициозные программы перевооружения армии, сокращались неподъёмные планы капитального строительства. Освободившиеся средства направлялись в сельское хозяйство и социальную сферу. Повышались закупочные цены на аграрную продукцию, снижались налоги на крестьян. Не за горами была программа массового строительства жилья.
19 марта 1953 г. правительство высказалось за скорейшее окончание войны в Корее. Это привело к подписанию уже 27 июля 1953 г. перемирия. Началась либерализация коммунистических режимов в Восточной Европе.
Как заключает О. Хлевнюк, «это существенно изменило характер советского режима, сделало его несталинским, т. е. менее кровавым, более предсказуемым и способным к реформам».

 

Прочитано 2615 раз

Поиск по сайту