Самое читаемое в номере

Россия после безвременья

A A A

pain aОдин из главных посылов июньского семинара Московской школы гражданского просвещения – всё самое острое должно быть понято и рационализировано. Свою попытку рационального осмысления реальности представил Эмиль Паин, антрополог, политолог и социолог, бывший советник президента Ельцина, профессор трёх факультетов Высшей школы экономики (социологического, политологического, государственного управления), генеральный директор Центра этнополитических и региональных исследований.  Он назвал своё выступление «Возможен ли выход из Российского безвременья?»

 «Я по образованию этнограф, и до сих пор больше считаю себя антропологом, чем политологом и социологом. Через эту призму и хочу рассказать о российском безвременьи, о состоянии, причинах и следствии того, что можно назвать безвременье.
Слово это очень старое, в русском языке хорошо известное, что показывает: оно типично и для языка, и для культуры, и для исторических времён.
Во всех толковых словарях оно значит одно и то же (в отличие от многих других гуманитарных понятий): безвременье – тяжёлые времена, главная суть которых – неопределённость образа будущего.
А будущее «иль пусто, иль темно», написал Лермонтов в 1838 г. После 1838 г.  и политики, и писатели могли бы много раз повторять это на протяжении нашей истории. И сегодня об этом говорят представители совершенно разных школ, классов, политических сил, и это безвременье многое объясняет в нашей жизни.
Месяц назад я получил книгу Лилии Шевцовой «Мы в эпоху безвременья». В начале 2014 г. Валерий Фёдоров, генеральный директор ВЦИОМ (службы, которая по своей сути обеспечивает интересы управленческого слоя) заявляет о безвременье: «Теперь мы по сути топчемся на месте. Сегодня у нас апатия, разброд и шатание в массовом сознании, преобладающая ориентация на простое выживание, на возвращение к архаическим патриархальным ценностям, целенаправленно противопоставляемым ценностям модернизации».
Повторяю, это сказал директор не Левада-центра, а ВЦИОМа, государственной организации. Это симптоматично и очень важно.
В отсутствие времени возникают весьма специфичные механизмы консолидации общества.
Сегодня многие объясняют нынешнюю ситуацию пропагандой.
Я не спорю об эффективности влияния пропаганды. Я только говорю о том, что пропаганда эффективна тогда, когда существуют обстоятельства, способствующие принятию навязываемых идей как нечто естественного.
В отличие от идеи будущего, сплачивание идёт за счёт ксенофобии.
По материалам Левада-центра, с 1999 г.  наблюдается рост трёх видов фобий.
Во-первых, почти 80% (2013 г.) считают, что у России есть внешние враги.
Ещё два вида фобий внутренних: поддерживают в разной мере идею «Россия для русских» около 65% респондентов, раздражение, неприязнь и страх к выходцам из Средней Азии и Кавказа испытывают чуть меньше 60%  (данные 2013 г.).
Мы видим, что ещё до включения всей пропаганды, до Майдана, 2013 г. ознаменовался беспрецедентным проявлением всех трёх фобий. Это первое.
Второе. Мы видим, что в течение последних 15 лет фобия по отношению  к внешнему врагу превосходит фобии по отношению к врагу внутреннему.
Итак, к началу 2013 г., до всех событий, которые изменили мир, общество было готово сплачиваться на основе фобий, страхов и ненависти. У него нет основ для конструктивной оппозиции: негативная консолидация, которая превалировала уже давно, достигла некоего максимума.
Теперь я перехожу к четырем тезисам, которые собираюсь сегодня аргументировать.
1. О мифологии стабильности (кстати, этот вид пропаганды не работает). Ее нет, действует закон сохранения энергии: протестные настроения не исчезают, они лишь постоянно меняют форму, то проявляясь в виде политических движений, то превращаясь в этническую или религиозную активность.
2. О слабо осмысленных демографических последствиях безвременья.
3. О противоречивой роли национализма по отношению к действующему политическому режиму и выходу из безвременья.
4. Нужна новая повестка дня для России – альтернативная архаике и фундаментализму.
О законе сохранения
Михаил Дмитриев, руководитель Центра стратегических разработок, до того как перестал им руководить, выпустил доклад, где показывал, что после майских событий 2012 г. политическая активность в России схлопнулась. И с этим никто не спорил.
А дальше была приписочка (впервые за все годы, что я читаю доклады этого Центра): на периферии страны происходят странные события, возникла серия этнических погромов, которые мы не можем объяснить.
А я могу.
Я-то как раз и пытаюсь объяснить, что подавление сфер политической активности (в которой, кстати, впервые проявилось некое единство: на площади г. Москвы выходили националисты, левые, правые и пр.), привело к тому, что  активность никуда не девалась – она начала реализовываться в разных формах, прежде всего в форме этнических выступлений.
Подавление политической активности приводит к этническим погромам.
Если в 2006 г. была только одна Кондопога (и через некоторое время после неё конфликты сникли, их перестали бояться), то в 2013 г. грянуло сразу 5 кондопог. И это только те, о которых мы знаем (Пугачев, Среднеуральск,  Бирюлёво, Апраксин двор).
На самом деле их было больше. Здесь мы вынуждены доверять Генеральному прокурору Чайке, который заявил, что за 9 лет в 5 раз выросло число осуждённых за экстремизм.
Но в 2014 г. появилась такая ниша, в сравнении с которой все наши внутренние конфликты – просто ничто. Это Крым и Донбасс.
Дело в том, что погромы дают возможность реализовать какой-то объём негативной энергии, но они вызывают недовольство лидеров республик РФ, опасение за сохранность целостности государства.
Посмотрите на лубочный плакат, как наш русский казак пронзает бендеровца, и фотографию, где люди выступают с плакатами «Русских в обиду не дадим».
Какое замечательное поле для канализации всей этой активности: и власть не против, и Кадыров поддерживает, и экзальтированные дамочки кричат: «Какие мужики!!»
Но самое главное – появляется некий образ выхода из безвременья.
Ещё недавно бизнесмен Юрьев, ныне преспокойно живущий в США, издал  художественную книжку «Третья Империя», в которой он изобразил Российскую империю от Владивостока до Лиссабона, полностью подчинённую России.
Книжка его тогда была бестселлером, а никто на это не обратил внимания, все посмеивались: нашёл чем людей занять. И даже я что-то написал юмористическое по поводу этой совершенно утопической идеи. А вот на тебе: реализовывается.
painПусть и в убогом, ограниченном виде (понятно, что дальнейшее расширение в сторону Луганской и Донецкой республики не будет поддержано властями), но появился тот самый образ выхода.
Прошло 3 года, и оказалось, что не такой уж миф людей подбить в условиях, когда никакого выхода нет, когда ощущение, что нечем гордиться (одно из исследований показало, что по уровню готовности гордиться своей страной Россия занимает одно из последних мест в мире).
А тут сразу можно гордиться: и олимпиаду провели, и в хоккее победили, и территории какие-то упали, как наливные яблочки. Состояние душевного подъёма налицо.
Тем не менее, я про другие выходы из безвременья. Есть сказка, а есть жизнь, реальная действительность, и мы сейчас о ней. И эта реальная действительность весьма ограничивает возможности реализации сказки.
Тут я перехожу ко второму тезису, о малоизвестных демографических ограничениях нашей жизни
Вообще, демографические показатели сильно связаны с предшествующими временами, и нельзя сказать, что вот тот режим обеспечивает большую или меньшую рождаемость.
Но есть 2 рода демографических показателей, которые очень хорошо использовать для оценок социально-политических условий (все страны ранжированы по этим показателям, данные доступны в интернете).
Один из них – детская смертность, показатель «низа».
Другой –  продолжительность жизни, показатель «верха».
Существует почти стопроцентная корреляция между качеством жизни и её продолжительностью.
Наша страна по этому показателю на 129 месте, ниже нас только республики Средней Азии (из бывших соцстран и союзных республик СССР).
По данным ООН, страны считаются старыми, если доля населения в возрасте свыше 65 лет составляет 7%. В России этот показатель вдвое выше – 13%.
Но ещё хуже демографическая ситуация в России, если оценить её с точки зрения ожидаемой продолжительности жизни. Получается, что наш 50-летний человек (которому по статистике осталось 9 лет до смерти, потому что наш средний возраст 59,6 лет для мужчин) на 9 лет «старше» своего польского коллеги, на 15 лет «старше» своего американского календарного ровесника, и на 21 год «старше» шведского.
И это очень существенно. Сегодня многие страны решают экономические проблемы тем, что повышают пенсионный возраст. Попробуйте поднять его в России до 65 лет, и значительная часть мужчин до него просто не доживёт.
Что такое изменение возраста? Это фундаментальное изменение мирового стандарта жизни. Активность, производственная в том числе, сдвигается на более поздний возраст, учитывая новые типы экономики (необходимые для работы знания и т. п.).
Что любопытнее всего, к 1991 г. страны вышли из социалистического лагеря  с одинаковыми демографическими показателями с точки зрения дожития. Польша, Эстония, Латвия, Чехия были ничуть не лучше России.
Прошло несколько лет – ситуация радикально изменилась. Те страны сдвинулись в сторону повышения ожидаемой продолжительности жизни,
Россия – нет. Почему?
Есть два обстоятельства.
Первое: соотношение затрат в бюджете на социальные и военные нужды. Оказалось, что мудрый  Ключевский даже не знал, насколько он прав, когда говорил: «Государство пухнет, народ хиреет». Потому что всякое усиление государства с точки зрения затрат на все государственные службы отнимает свою долю от нужд социальных. Экономика наша – не скатерть-самобранка.
Недавно я прочитал на сайте, где сам публикуюсь, статью Храмчихина, в которой он хихикал над тем, что в Венгрии, Чехии и Польше хлипкие и слабые армии. Но в этом-то и сермяжная правда.
Эти государства не тратят деньги на армию, которая в будущем защитит их от нападения марсиан, зато сегодня они имеют возможность тратить на медицину 8% от бюджета, по европейскому стандарту.
А Россия не может дотянуть до 5% уже сколько лет подряд!
Это само по себе – важный фактор. Но есть и другой, связанный с безвременьем. Когда возникает ощущение безвременья, в водочных культурах его глушат определённым образом. Поэтому я не случайно pain mapговорю о мужской части нашего населения.
Должен вам сказать, что водку изобрели в Польше. Польша тоже водочная страна, как и Швеция, Финляндия, и можно было бы отдельно рассказать, как они изменяли культурный стандарт.
Но пока безвременье уносит жизни наших людей.
Теперь перехожу к следующему из этих обстоятельств.
Вот нарисована возрастно-половая структура Курчалоевского района (Чечня) – «ёлочка», где много детей. Сегодня мы имеем только одну зону в Российской Федерации, где такая «ёлочка» есть. Республики Северного Кавказа – единственные представители этого типа демографического развития.
За пределами этой зоны (пример: возрастно-половая структура г. Норильска) мы имеем другую картинку – «дуб»: огромное количество людей в трудоспособном возрасте при малом количестве детей.
Вопрос: откуда в российских городах большое количество людей в трудоспособном возрасте при малом количестве детей? Ответ очевиден: они приехали оттуда, где дети ещё есть.
Что возникает вследствие такого перераспределения? Следующая картинка.
(Эмиль Паин представил карты областей, где показано изменение численности за межпереписной период 2002-2010 гг. когорты 1988-1992 годов рождения.)
На карте Костромской области треть занимают зоны, где убыло более 60%. И они никогда – при сложившихся условиях – не будут восстановлены. Ведь многие из этих территорий были заселены и развивались ещё в XV-XVI вв. И у нас недавно демонстрировали историю рода Романовых – он оттуда. А историю смерти территории, с которой вышел род Романовых, не демонстрировали.
Я вам её покажу. Получается, что треть Костромской области – это полностью убитая территория, которая ни при каких условиях не может быть восстановлена. А более двух третей – это территории, которые теоретически, при некоторых обстоятельствах, могут быть заселены вновь, но пока что убыль населения от 20% до 60%.
И только крошечный район вокруг Костромы живёт (прирост более 20%) за счёт того, что этот пылесос всосал от всей области.
Но это худшая наша зона – нечерноземье, российский полюс.
Перехожу к Черноземью. Вот Курская область, чернозём откуда лежит в Париже как образец. Немногим лучше: за пределами Курска небольшой кусочек ещё растёт, всё остальное с разной скоростью тает и понижается.
Вот ещё один пример: богатые земли Алтая, тоже наша житница. Разница между Алтаем и другими территориями лишь в том, что не только Барнаул, но и практически все райцентры жизнеспособны. Всё остальное высосано дотла и не существует.
То есть ежемесячно страна теряет территорий больше, чем приобрела с Крымом. И процесс этот практически не остановим.
Это значит, что трудовые ресурсы будут пополняться у нас из зон, где «ёлочка», в зоны, где «дубы». А при нынешнем уровне толерантности столкновения и рост ксенофобии будут практически неизбежными.
Западные фобии имеют одну особенность: если вы отключите на месяц телевизор, западных фобий – как не бывало.
А внутренние – в трамваях, на улице (почти все дворники)...
Даже если все каналы будут говорить: «уважать-уважать, толерантность-толерантность», – вероятность того, что эта пропаганда сработает и назавтра все будут обниматься, «дружба народов!», мала.
Вот такие соотношения реальных обстоятельств.
Теперь несколько дополнительных идей.
Кто воспользуется ростом ксенофобий?
Традиционный русский национализм был национализмом имперским. Он рождался и существовал как национализм, сохраняющий государство, поддерживающий власть, авторитарные устои.
Но с тех пор, как государство взяло на себя функции имперского национализма, он стал совершенно не нужен и стал терять свои позиции.
Зато медленно, но верно стал подниматься другой русский национализм: антиимперский (кому интересно, в последнем номере закрывшегося журнала «Pro&Contra» вышла моя большая статья о динамике русского национализма, где я показываю, как изменяется соотношение и как растёт антиимперский, антиавторитарный национализм, который в элитарных слоях начинает лидировать). Поэтому связь русского национализма с властью нелинейная и сложная.
Приведу несколько цитат.
НДП, К. Крылов: «Не народ для страны, а страна для народа», «русский национализм в собственном смысле слова – явление, по сути, новое. Я отсчитываю его историю примерно с середины двухтысячных»;
НДА. А. Шарапаев и И. Лазаренко. «Мы ни в коем случае не призываем к провозглашению русской государствообразующей нации в России. С нашей точки зрения, Россия должна идти по пути Евросоюза и в итоге образовать с ним единую общность». Восторженная поддержка Майдана.
Я связываю с появлением такого  национализма – гражданского – одно из направлений выхода из безвременья.
Империи всегда кончались ростом альтернативной идеологии национализма, причём гражданский национализм появился в России раньше этнического.
Застой-безвременье близится к завершению. Эта эпоха порождает общественную апатию, и на апатии в значительной мере и держится. Ныне же в России апатия сменяется беспрецедентно высокой социальной тревожностью.
Пока властям удается использовать для самосохранения самые архаичные идеи имперского национализма, в сочетании с клерикализмом и искусственным «традиционализмом». Однако возможности такой эксплуатации не беспредельны.
Наряду с фобиями к «чужим», будут проявляться и вполне рациональные претензии к сложившимся социально-политическим условиям. Необходима альтернативная повестка дня.
Недопустимо, что «Завтра» в России только в редакции А. Проханова, а «Другая Россия» – Э. Лимонова
Я готов буду высказать свою точку зрения об альтернативной повестке дня в ответах на вопросы».
Альтернативная повестка дня
Конечно, такой вопрос был задан. Эмиль Паин ответил:
«Я скажу вам, что знаю как профессионал. Вот ряд идей, которые надо учитывать тем, кто хочет изменить повестку дня (думаю, что их становится всё больше).
Во-первых, нашему общество нужно изживать представление о невозможности другого будущего, о колее, о культурной предопределённости, о неизбывности культурных комплексов типа «народ имперский», «народ социалистический», «страна рабов»
Набор этих стереотипов бесконечный, он парализует. Я порой читаю, что говорят в фейсбуке мои «френды», и поражаюсь: они говорят то же, что представители противоположного лагеря. Одни: «Да, у России свой особый путь и это здорово». Другие: «Да, к сожалению, у России особый путь, и с него не свернёшь, что ж тут сделаешь».
Кстати, идея «особого пути» совершенно не особая. Она использовалась 1000 лет в 1000 стран. Это способ консерваторов ничего не менять, объясняя это тем, что «это противоположно природе нашего сообщества» (религиозного, этнического, государственного). Это не путь – это тупик.
Во-вторых, чрезвычайно важная вещь – это доверие к собственному народу, вытекающее из первого. Тут для меня пример – Майдан. Люди, защищающие Майдан в России, и люди, выходящие на Майдан в Киеве, совершенно по-разному относятся к своему народу.
Те говорят: «Народ непереможный» (непобедимый, он нас поддержит).
А эти выходят с мыслью «они, пиплы, нас не понимают». И они работают на узкий слой, в своих сектантских изданиях, в своих узких группках, апеллируют своими узкими идейками.
Без представления о том, что политическая партия должна ориентироваться на всё население, с места сдвинуться нельзя. Если ты уверен, что основная масса тебя точно не поддержит, то ты точно исторический и политический лузер, и с такой идеей нечего и выступать: занимайся какой-то другой деятельностью.
В-третьих, нужно строить оппозиционную либеральную программу, не подражая основной идее политических фундаменталистов.
Например, меня смешит спор о том, есть или нет особый путь: вот, мол, была другая традиция, Новгородская, Псковская республика... От той Руси ничего не осталось, никакой традиции уже нет.
Мне кажется, что главный ход новой повестки дня – это не спор с тем, что есть и другая позиция, а идея, что конкурентное преимущество России, русских – в высокой адаптивности и готовности к инновациям. Это, мне кажется, хорошо видно на опыте культурных и других заимствований, которые у нас приживались лучше, чем в других странах.
Как разные народы выходили из авторитаризма? Испанцы и португальцы использовали такое явление, как соседская община.
В России нет таких традиционных общностей. Значит, есть какие-то другие.
Россия занимает беспрецедентное место в мире по уровню развития социальных сетей – у нас свои общины. Например, школы такого типа, как МШГП, весьма популярны.
Необходимо искать другие ниши, чтобы формировать гражданские демократические институты».
«Мы» без наличия какой-то идеи не существует, никакая альтернативная повестка дня невозможна. Главные идеи исходят не из этнической культуры, а из гражданской.
Элементами гражданской культуры является партиципация – участие. Мы, народ – источник власти. Эта немудрёная идея – главная. Но это надо осознать.
Нация рождается только через гражданское участие».

Прочитано 2423 раз

Поиск по сайту