Алексей Кудрин: почему Россия падает

Наше чёрное зло
Мы сейчас находимся в сложной экономической ситуации и уже в ноябре этого года перейдём к полномасштабному экономическому кризису. По-видимому, нас ждёт падение валового внутреннего продукта на 4 или больше процентов.
Официальный прогноз Министерства экономического развития – пока что 3% падения ВВП.
Основные международные институты говорят про 3,5-4,5%.
Западные инвестиционные банки показывают до 6%.
При этом в мире наблюдается рост ВВП – больше 3%. В США фиксируют рост. В Европе тоже рост, хоть и символический.
Все соседи растут. А Россия падает.
Причин этому несколько. И я начну с наиболее известной, которая у всех на слуху, – падает цена на нефть.
К сожалению, Россия плотно увязана с нефтью: если падает цена на нефть, значит, падает экономический рост в России. И отвязаться от этого тренда – на самом деле наша главная задача.
Однако по состоянию на 2015 г. Россия стала зависеть от цены на нефть ещё больше, чем раньше. Потому что, когда мы входили в кризис 2008 г., наш бюджет балансировался при цене на нефть в 65 дол.
А в этот кризис мы входим при балансировании бюджета при цене на нефть в 102 дол.!
То есть наши обязательства, которые мы набрали (повысить пенсии, построить дороги, укрепить оборону), привели нас к тому, что мы стали так сильно зависеть от стоимости нефти.
Кроме того, если с 1992 г. по 1999 г. Россия продала нефти, газа и нефтепродуктов на 200 млрд. дол., то с 2000 г. по 2011 г. – уже на 2 трлн. дол.! Вот какая разница.
И теперь стоимость нефти стала падать.
Замечу, что пик цен на нефть мы пережили ещё в 2011-2012 гг. Это была самая высокая стоимость за всю историю наблюдения, то есть выше не бывало вообще никогда.
Предыдущий пик был зафиксирован только в 1982-1983 гг. – при пересчёте на сегодняшние деньги он составлял примерно 100 дол. за баррель. А потом нефть опустилась и до 12 дол., и даже до 8 дол. (в пересчёте на сегодняшние деньги – примерно до 30-40 дол).
То есть мы продолжаем закладывать стоимость нефти в бюджет, но никто до сих пор не знает законов этого рынка, потому что цена на нефть – это самая непредсказуемая величина.

О том, как импорт убил ВВП
Между тем вся наша экономика постепенно привыкла к высокой стоимости нефти.
Когда в 2000-е годы в Россию приходило много валюты, доллар на нашем внутреннем рынке дешевел. Это означало, что наша с вами средняя зарплата немножко росла. То есть мы могли купить на неё всё больше и больше импортных товаров.
И российский гражданин хорошо это чувствовал: мы стали больше приобретать импортных автомобилей, компьютеров, телефонов, ездить за границу.
За эти годы у нас произошло значительное увеличение импорта. Если в 2000 г. было ввезено импорта на 50 млрд. дол., то в прошлом году – примерно на 330-350 млрд. дол.
То есть импорт у нас рос, многократно опережая рост ВВП и рост внутренней продукции.
И вот этот импорт по сути убил наше внутреннее производство. Потому что купить было легче, чем произвести. Этот механизм давно изучен, он называется «голландской болезнью».
И вот теперь, когда стоимость нефти упала, возник вопрос: а что мы вообще можем поставить на мировой рынок, кроме нефти?
Вы знаете, что в 2013 г. 10 ведущих стран мира потратили на науку и инновации 1,6 трлн. дол.?!
А Россия не входит в эти 10 стран. Россия потратила на науку 38 млрд. дол.
При этом надо понимать, что мир давно превратился в общую лабораторию, где производятся новейшие технологии. И это нормально.
Ведь согласитесь, что Россия не может в одиночку произвести все эти технологии. Она не может потратить 1,6 трлн. дол. и выделить столько учёных.
Это логично, что она будет их покупать. А для этого мы должны поставлять на мировой рынок что-то лучше, кроме нефти. Пусть мы создадим даже кусочек какой-то технологии, но он должен быть лучше, чем у других. Только тогда мы будем жить нормально, цивилизованно, не отставать от мира и оснащать себя новейшими технологиями.
Конкретно для России это означает, что те 500 млрд. дол., которые мы получаем сегодня от нефти и газа, мы должны получать от продажи технологий. А любые процессы, которые уменьшают или ограничивают эти возможности, они по сути останавливают развитие России.
И это как раз к вопросу о роли санкций. 

Эпоха непредсказуемых рисков
Обесценивание рубля связано не только с нефтью, но и с санкциями. Причём до декабря прошлого года доля санкций по силе воздействия была даже выше, чем нефть.
К моменту начала санкций (июль 2014 г.) Россия только в корпоративном негосударственном секторе имела около 640 млрд. дол. внешних кредитов. И когда было объявлено, что мы из-за политических мотивов больше не сможем заимствовать за рубежом, это создало для бизнеса непредсказуемые риски.
Причём эти риски системные.
Ведь проблема не только в том, что нам отказали в кредитах.
Проблема ещё и в том, что в дальнейшем нам могут, например, отключить систему расчётов СВИФТ. И вот тогда мы вообще не сможем закупать импортную продукцию. А это комплектующие для наших производств, катализаторы для химических процессов, удобрения, высокая электроника.
То есть для бизнеса в России возникли очень большие риски. И нам вообще непонятно, реализуются они или нет.
А тут ещё правительство начинает говорить: «Так получилось, что цены на внутреннем рынке скакнули, и мы просим сетевые супермаркеты не увеличивать цены на отдельные товары, независимо от ваших издержек».
А когда возникают ещё и вот такие риски, то возникают вопросы: а не прекратят ли вообще обмен валюты? А не снизят ли право на движение капитала? То есть право иностранных компаний инвестировать в Россию, покупать землю, строить заводы, а также право свободно всё это продать, обменять рубли в доллары, забрать к себе домой и больше никогда сюда не возвращаться.
Поэтому сегодня все ожидают: будут эти ограничения или не будут?
А так как риски могут наступить в любой момент и их невозможно просчитать, бизнес начинает думать: если мои валютные издержки в России стали в 2 раза выше, то я на всякий случай вообще не буду сюда инвестировать.

Правительство спешит на помощь
Наконец, есть третья группа проблем. И я считаю, что она основная. Это нереформированность российской экономики.
На самом деле проблема нашей экономики заключается не в доступе к деньгам, а в производительности. Мы должны производить продукцию, которая по качеству и себестоимости не будет уступать импортной. Только тогда она будет продана.
А для этого в России необходимо сократить количество предприятий с высокими издержками и увеличить количество предприятий с высокой производительностью.
В свою очередь, это упирается в ряд факторов.
Прежде всего, в стоимость кредита, который предприятия берут для модернизации производства. Стоимость кредита сегодня – очень серьёзная затрата.
Следующий фактор – инфляция. Любой аналитик скажет вам, что без снижения инфляции стоимость кредита снизиться не может.
Затем идут издержки, связанные с административными расходами при открытии бизнеса или его ведении. Сегодня со стороны государства столько ограничений и проверок: до 60 федеральных органов контроля, которые находятся в каждом субъекте РФ!
И есть случаи (мне рассказывали), когда вокруг успешного предприятия все контрольные органы договариваются об очерёдности, когда они придут его проверять. Потому что проверять надо там,
где деньги лежат. Это же всем понятно.
Ещё одно большое ограничение – зарегулированность видов деятельности. Очень трудно сегодня получить разрешение или согласование.
Инфраструктура и логистика у нас очень дорогая и некачественная – это также повышает издержки.
Есть проблема величины налогов. Страховые взносы мучают.
Наконец, присутствует элемент чудовищной коррупции в силу неразвитости таких институтов гражданского общества, как контроль и свобода слова.
На все эти издержки, я считаю, может повлиять государственное регулирование. Как в части разрешительной, лицензионной и контрольной деятельности, так и в части государственных расходов (своевременное создание инфраструктуры, ограничение роста тарифов).
Однако если проанализировать уровень государственных расходов, то мы увидим, что он, с одной стороны, завышен, а с другой стороны, структура государственных расходов несовершенна.
Например, в 2015 г. с учётом падающей цены на нефть дано указание сократить все расходы, кроме расходов на оборону и на социальные пособия.
То есть зарплаты бюджетников и пенсии будут индексироваться и расти. А средняя зарплата в стране расти вряд ли будет. И значит, не будут расти отчисления, которые платятся в пенсионный фонд.
В свою очередь, это означает, что деньги для пенсий надо будет где-то взять. И взять их придётся в бюджете. Тем более поправки, которые вносятся сейчас в Государственную Думу, уже предусматривают это – увеличение дотаций на пенсии.
То есть мы, с одной стороны, говорим, что для увеличения производительности в стране нам необходимо улучшать логистику и инфраструктуру. А с другой стороны, мы сокращаем на это расходы.
Потому что для того, чтобы укреплять оборону, платить бюджетникам и пенсионерам, государству придётся сокращать расходы в образовании, здравоохранении, строительстве дорог, школ, больниц, покупке оборудования.
И это как раз пример проциклического развития государственного бюджета. Вместо того, чтобы помогать производителям увеличивать спрос и инвестиции, всё делается наоборот – их начинают сокращать.
Почему?
Да потому, что стало меньше ресурсов от нефти.

Москва, Голицыно, 11 марта 2015