На вопрос о своём новом доме Сафван Дахер, сирийский беженец, усмехается: Дудерштадт – городок под Гёттингеном, который немногие немцы найдут на карте, – «скучен». Но это неважно.
Дахер доволен своей работой программиста, которая позволяет ему снимать квартиру с тремя спальнями. Одну из них он держит пустой в надежде, что его родители смогут покинуть Сирию и присоединиться к нему. В свободное время он общается с братом, студентом Гёттингенского университета. Его ближайшая задача – получение немецкого гражданства. Он уже подал для этого необходимые документы.
Карам Каббани, активист, бежавший из Халеба, где его пытали головорезы Башара аль-Ассада, находится в более сложном положении.
Нервно куря, он рассказывает о пяти годах мучений, во время которых метался между агентствами по найму, берясь за любую работу и не получая никакой психологической помощи для лечения своих душевных травм. Он хочет покинуть Германию, если сможет.
«Немцы – очень закрытые люди, – говорит он. – Никто не хочет мне помочь».
31 августа 2015 г. в условиях быстрого роста числа соискателей политического убежища, добравшихся до Германии, Ангела Меркель заявила: «Мы справимся». Несколько дней спустя канцлер открыла границы для мигрантов, застрявших в Будапеште, усилив эту волну.
По-видимому, до того, как в 2016 г. была закрыта балканская граница и подписано соглашение с Турцией, позволившее остановить приток мигрантов, в Германию въехало 1,2 млн человек.
Поначалу страна хорошо обращалась с мигрантами. Однако спустя несколько лет опыт их интеграции оказался противоречивым.
Начнём с работы. В 2015 г. наплыв преимущественно молодых мигрантов казался отличной возможностью для немецких фирм, сталкивающихся со старением рабочей силы.
Глава Daimler предсказывал «экономическое чудо». Были ослаблены правила найма на работу для соискателей политического убежища. Через курсы по интеграции и изучению немецкого прошли 1,1 млн человек.
К 2018 г. 43% соискателей политического убежища трудоспособного возраста, прибывших в 2013-2016 годах, работали или учились. (В целом среди жителей Германии этого возраста этот показатель превышает 75%).
Таким образом, они превзошли волну беженцев из Югославии в 1990-е годы. (Помогла хорошая конъюнктура на рынке труда.)
Поначалу мало кто работал, но число трудоустроенных стало быстро расти по мере того, как люди оканчивали курсы по интеграции.
«Цифры не блестящие, но обнадёживающие», – говорит Марлена Тиле, которая руководит проектом Немецкой торговой палаты по помощи фирмам в найме беженцев.
Но из общих показателей ничего не узнаешь о некоторых неудобных явлениях. Лишь немногим более половины трудоустроенных беженцев в Германии заняты на рабочих местах, где требуется квалификация, тогда как у себя на родине на таких рабочих местах были заняты более 80% из них, подсчитал Херберт Брюкер из Института исследований в области занятости при Федеральном ведомстве занятости.
Многие моют посуду в ресторанах или заправляют постели в гостиницах. У них слабые карьерные перспективы (и высокая вероятность увольнений из-за COVID-19).
Особенно страдают женщины, происходящие из стран, где считается, что их место дома.
Многие иммигранты, особенно из таких стран, как Эритрея и Ирак, функционально неграмотны. Им требуются годы, чтобы выйти на рынок труда.
Средний мигрант в Германии зарабатывает примерно две трети дохода коренного жителя этой страны.
Мигранты рассеяны по всей Германии. Многие живут в деревне. Это проверка эффективности немецкой децентрализованной системы управления, которая оставляет значительную часть полномочий местным чиновникам. («Для Берлина интеграция – всего лишь отвлечённый вопрос», – ворчит Рольф-Георг Кёлер, бургомистр Гёттингена).
Исследование, проведённое Фондом Роберта Боша и охватившее 92 общины, показало, что многие из них быстро приспосабливаются. Например, они организуют собственные языковые курсы, не дожидаясь, пока повернутся бюрократические шестерёнки в Берлине. 
На графике показана динамика доли беженцев в возрасте от 15 до 64 лет, прибывших в Германию и впервые устроившихся там на работу.
По оси абсцисс указан срок, прошедший после их прибытия (в месяцах), по оси ординат – доля от общего числа беженцев в трудоспособном возрасте (в %). Отдельно указаны данные для тех беженцев, что прибыли
в 1990-2013 годах, и тех, что прибыли после 2013 года.
Источник: Институт исследований в области занятости.
Решающую роль играет гражданское общество. Кёлер отдаёт должное местной спортивной ассоциации за ускорение интеграции: язык футбола универсален. Более половины населения Германии задействованы в интеграции беженцев.
«Если нужно, мы можем задействовать всю нашу сеть», – говорит Беттина Бриземайстер, руководящая центром по приёму беженцев в Гёттингене.
Обратной стороной являются беспорядок и неэффективность. Чиновникам часто неясно, кто и за что отвечает в правительстве. Земли и общины удивительно мало обмениваются опытом.
За выдачу разрешений на работу и высылку из страны отвечают более 600 недофинансируемых «отделов по работе с иностранцами». Бюрократическая путаница приводит в замешательство.
«Спросите любого беженца, что его пугает больше всего, и он скажет: почтовый ящик», – говорит Каббани. Там всегда найдёшь кучу предписаний, распоряжений или предостережений со стороны государственных органов, о существовании которых никогда и не слышал.
Как и многие другие европейские страны, Германия пытается высылать тех соискателей политического убежища, чьи прошения были отвергнуты.
Более чем 200000 человек предоставлен статус «терпимых»: они не имеют права находиться в стране, но не подлежат немедленной высылке.
Ещё 50000 человек вообще не имеют никакого легального статуса. Чтобы они не превратились в бездельников или того хуже, по новым правилам некоторые из них могут работать или поступать в ученики ради получения специальности.
Но проблемы сохраняются. Афганец Мохаммад Вализада – один из соискателей политического убежища, чьё прошение было отвергнуто. В Кабуле он работал в одной американской горнодобывающей компании, а сейчас официально трудоустроен в лавке по продаже смартфонов на острове Зюльт в Северном море. Он отказался от идеи получить докторскую степень в Германии. «У меня не осталось надежд, это просто выживание», – говорит он.
«Существует огромная разница в том, как происходит интеграция у тех, кто получил защиту, и у тех, кто является «терпимым», чьё прошение отклонено», – говорит Виктория Ритиг из Немецкого совета по внешней политике.
Лишь 3% «терпимых» могут свободно передвигаться по Германии, что затрудняет им поиск работы. Поскольку в Германии нет права на получение гражданства по месту рождения, то и их дети обычно получают тот же статус и рискуют быть высланными в страну, которую никогда не знали.
«Нам следует опасаться такого населения», – говорит Ритиг.
Похоже, Германия боится как настаивать на соблюдении собственных законов о высылке, так и ослаблять их с тем, чтобы отвергнутые соискатели политического убежища получили альтернативные пути в немецкое общество. А пока число таких людей растёт, а с ним усиливается и проблема.
Как и 5 лет назад страна остаётся парализованной политическими битвами.
Миграционный кризис привёл к тому, что праворадикальная Альтернатива для Германии вырвалась на 3-е место на выборах 2017 г.
Опрос, проведённый в прошлом году, показал, что большинство немцев считает, что страна больше не должна принимать беженцев.
Сейчас на границах спокойно, и эта тема утратила свою остроту, но Германии будет трудно отказаться от приёма новых волн мигрантов в случае возникновения проблем в окрестностях Европы.
«Мама» Меркель, как её называют многие беженцы, давно отказалась от своего заклинания «мы справимся» в пользу более парадоксального утверждения: её решение открыть границы было правильным, но больше никогда не должно повториться.
Ахмад Денно, хорошо интегрировавшийся сириец, получивший университетский диплом в Берлине, говорит о трёх типах немцев: тех, кто относится к нему нормально; расистах, которые хотят, чтобы он уехал; и тех, кто его постоянно проверяет.
На вопрос, чувствует ли он себя в Германии как дома, он пожимает плечами: «Для некоторых я никогда не стану немцем. Для других я уже им стал. Я не чувствую себя здесь посторонним. Я просто хочу нормальной, спокойной жизни».
The Economist,
29 августа 2020 года.
