Самое читаемое в номере

Что такое Исламское государство, и как с ним бороться?

A A A

В рамках нового проекта «Улицы Московской», который имеет цель дать нашим читателям понимание новых тенденций мирового общественного развития, «УМ» предлагает публикацию  главного редактора сайта «Курдистан.ру» Вадима Макаренко. В основу публикации положен доклад, который Вадим Макаренко подготовил еще в марте с.г.

Известный политолог Кеннет Полак недавно напомнил слова Черчилля: «Вы всегда можете рассчитывать на то, что американцы сделают правильно, но только после того, как они исчерпают все остальные возможности». И заметил, что Черчилль как будто бы специально сказал это о политике администрации Барака Обамы на Ближнем Востоке.
С чем связана такая саркастическая фраза? С тем, что все, что делает сейчас администрация Обамы, – это перебор вариантов, каждый из которых, может быть, и лучше предыдущего, но по-прежнему не решает проблему.
Многое зависит от правильной оценки ситуации. В каких-то случаях почти все. В ситуации внезапно возникшей однополярности, когда Россия практически более 20 лет не столько сосредотачивалась, сколько просто не могла выйти за свои пределы, США не вдумывались в то, что и где они делают, потому что были абсолютно уверены, что сломят любое сопротивление.

makarenko


И ломали: пали Афганистан, Ирак, Ливия, крепко прижали Сирию. Но парадокс был в том, что после завершения того или иного «проекта вмешательства» оказывалось, что можно, а где-то, как сейчас в Ираке, просто нужно возвращаться, чтобы защитить интересы США. 
Сегодня США вновь собрали коалицию для войны на Ближнем Востоке, на театре военных действий, который больше не ограничивается Сирией и Ираком, а определен так, что в любой момент может включить и другие страны, тем более, что часть из них уже вступила в войну. Ясно, что поле войны – Большой Ближний Восток, а вот в том, против кого и какие цели она будет преследовать, ясности нет.
Формально целью новой коалиции опять называется война против терроризма, неслучайно, что она начата под полномочия, которые получил еще Джордж Буш-младший. Но терроризм – слишком размытое понятие, чтобы вести против него войну.
То, что официальный Вашингтон называет терроризмом, – это гражданская война, охватившая огромный регион, это следствие тех проблем и тех процессов, которые давно ищут выход и не находят его иначе как через начавшееся колоссальное кровопролитие и жестокость.


Кто сейчас столкнулся на Ближнем Востоке?
Необходимо признать реальную природу ближневосточного конфликта. Это конфликт, связанный с давно назревшим размежеванием этносов в этом регионе. Раньше эти процессы не могли принять должный масштаб, потому что у власти в Ираке, Сирии, Египте, да и в Турции стояли много более сильные и более жёсткие политические режимы, близкие к тоталитарным. Они успешно подавляли вспыхивавшие протесты.
Но сегодня, в виду слабости политических режимов в Сирии, Ираке, Ливии, Йемене, где, помимо внутренних проблем, жар добавляет внешнее вмешательство, эти противоречия обнажились и получили размах, что сделало их способными перекроить карту региона.
В западной прессе сейчас доминирует мысль, что слабость государственных институтов в странах Ближнего Востока ведет к тому, что то тут, то там возникают сепаратистские или любые иные движения, не подчиняющиеся центральным властям, которые, апеллируя к религиозным, клановым или этническим чувствам, набирают силу.
Кроме того, пользуясь слабостью национальных властей, не контролирующих территорию, они получают внешнюю поддержку либо от региональных конкурирующих центров силы – Саудовской Аравии и Ирана – либо от своих соплеменников или единоверцев из-за рубежа, либо от тех и других вместе.
Аналитики сетуют на ослабление властных структур, которые оказываются не способными переплавить многоэтническое или многоконфессиональное население своих стран в политически однородную массу граждан, но совершенно не признают объективного и в ряде случаев непримиримого характера межэтнических и межрелигиозных отношений.
Они не признают, что большинство государств региона в силу сложного характера этих отношений были изначально обречены на исключительно авторитарный характер политической власти в стране, а в дальнейшем – на неизбежный рост противоречий и последующий распад.


Какие это противоречия?
В случае арабов-шиитов и арабов-суннитов – это застарелый межконфессиональный конфликт, который давно превратился в непримиримый. Эти две религиозные группы больше не могут сосуществовать вместе в Ираке и Сирии, потому что в этих странах изменился баланс сил: в Ираке доминирование перешло к шиитам, а в Сирии, наоборот, к доминированию стремятся сунниты, ставшие подавляющим большинством. Обе эти тенденции необратимы, по крайней мере, без войны.
Другая часть проблемы Ближнего Востока – это курды, которые за годы относительного спокойствия стали многочисленным этносом и выработали национальное сознание, которого не было ни в конце первой, ни в конце второй мировой войны, когда были потенциально возможны шаги в направлении создания курдской государственности.
Курды борются за независимость уже десятки лет в Ираке, Сирии, Турции и в Иране, но только сейчас в Сирии  и Ираке сложилась такая ситуация, что там больше нет сил, которые могут сдержать курдов политическими средствами. 
В Ираке против курдов выступают несколько противников. Это радикальная шиитская верхушка нынешнего Ирака (формально курды входят в коалиционное правительство, но реально их конфликт с шиитами только нарастает, хотя сейчас чуть отодвинут в сторону из-за необходимости совместно противостоять ИГ).
Против курдов нацелено и радикально-террористическое суннитское Исламское государство (=ИГ), да и более умеренные арабы-сунниты, которые не хотят отдавать курдские земли, захваченные в ходе политики «арабизации» Саддама Хусейна.
В Сирии против курдов выступают и предельно жестокий, но уже не столь сильный режим Асада и радикальные враждующие между собой группировки  суннитско-арабской оппозиции Асаду, в том числе Исламское государство и вооруженная суннитская оппозицию.
В Иране  и в Турции, где сейчас нет открытой войны, у курдов также существуют мощные враги, которые против новых шагов к курдской самостоятельности, опасаясь, что курдские анклавы сольются в единое мощное государство – Большой Курдистан.
Но если в Иране движение в сторону курдского освобождения подавлено, то в Турции оно из военной фазы, которая длилась почти 30 лет, перерастает в политическую, и курдская проблема получает шанс на мирное разрешение. 
На Ближнем Востоке есть еще масса более мелких, но не менее болезненных противоречий (судьба меньшинств, например), которые также привносят свои краски в общую картину.
Можно признать, что на Ближнем Востоке идет война всех против всех, потому что стороны бьются за свои цели, за свои интересы, а они у них не совпадают. Открытого столкновения этих сил достаточно, чтобы не оставить камня на камне от нынешней архитектуры Ближнего Востока.
Таким образом, курды и арабы-сунниты ставят перед собой цели создания собственных государств, правда, если арабы-сунниты в Ираке стремятся взять реванш и снова подчинить себе всю территорию страны, где они почти 80 лет были господствующим меньшинством, то курды хотели бы обособиться на своей исторической территории.
А еще лучше для курдов – 99% населения Курдистана за эту цель – добиться независимости, которая в принципе не вредит ни арабам-суннитам, ни арабам-шиитам, а сейчас даже не разваливает Ирак, потому что он уже и так распался и функционирует как три независимых, самостоятельных региона.
Проблема курдской независимости, по крайней мере, в рамках Южного Курдистана, не в позиции этносов Ирака, которые будут спорить о долях при разделе иракского наследия, но уже вряд ли против самого раздела, а в позиции соседей, которым пора смириться с этой перспективой. Возможно, что нынешние потрясения, война, уже идущая на территории курдов, помогут им в этом.
Арабы-шииты, поддерживаемые Ираном, оказались заложниками ситуации своего политического успеха, получив власть в стране, они не захотели или не сумели поддержать те силы из числа арабов-суннитов, которые были готовы пойти на демократизацию  страны и даже на ее федерализацию с обособлением этно-конфессиональных регионов, в том числе и суннитского, что позволили бы либо сбалансировать отношения между этно-конфессиональными группами внутри Ирака, либо даже (что было менее вероятно из-за внешнеполитических условий) начать процедуру мирного, цивилизованного развода народов, которые были совершенно произвольно объединены в рамках одного государства в процессе распада Османской империи и практически не прекращали враждовать с момента этого объединения.
Правящая часть шиитской общины не сумела наладить отношения даже с курдами, которые поддержали и свержение Саддама Хусейна, и, по сути, долгое время выступали стержнем, на котором держалось после 2003 г. единство Ирака.
В Сирии ситуация сложнее, но и там курды стремятся к максимально возможному обособлению внутри Сирии, понимая, что они слишком малочисленны, чтобы создать вопреки мощным внешним силам собственное независимое государство, а арабы-сунниты стремятся к восстановлению своей власти во всей стране, которую они утратили постепенно в правление Хафиза Асада. Но особенно нетерпимым положение для них стало с приходом к власти Башара Асада, за которым после смерти отца стоят уже почти исключительно алавиты.
Но соотношение сил в стране уже таково, что алавиты не могут сохранить свои позиции иначе, как силой. В рамках единого государства доминирование арабов-суннитов кажется неизбежным, если не будет признана федеративная (возможно, кантональная) модель обустройства Сирии.   


США против Исламского государства? Но за кого?
Сейчас США ставят перед собой и перед коалицией цель уничтожить террористическую организацию «Исламское государство Ирака и Левана». Когда президент Обама объявлял о своей стратегии, многим показалось странным то, что президент выбрал устаревшее название этой организации, уже провозгласившей создание халифата. Вокруг использования этого, как может показаться на первый взгляд, устаревшего названия даже развернулась дискуссия.
Почему президент Обама выбрал именно это обозначение противника, хотя тот уже, казалось бы, сменил название? Это, конечно, не случайно. Здесь нет «эффекта Псаки», а есть скрытый смысл.
В отличие от бедной Псаки, президент Обама ничего не перепутал. Он сознательно в качестве цели войны ставит уничтожение радикальной террористической организации, а не нового государства арабов-суннитов, пусть даже предельно радикального и агрессивного, и, возможно, даже заслуживающего полного разгрома.
Но ведь полная капитуляция фашисткой Германии не предполагала, что не будет больше немецкого государства. Ставя цель уничтожения террористической организации на территории Ближнего Востока, президент США косвенно отвечает на вопрос, как США видят проблему арабов-суннитов Ирака и Сирии. По сути, США и, видимо, их союзники из числа арабских стран Персидского залива такой постановкой цели войны отрицают то, что арабы-сунниты Ирака и Сирии (Шама) смогут конституироваться в самостоятельное государство.
Иными словами, при формулировке целей войны дело было не в радикализме или террористической природе «Исламского государства» (хотя это имело значение для принятия самого решения), а в том, что США в принципе не видят места для еще одного самостоятельного государства арабов-суннитов в этом регионе. Это важно, потому что это, по сути, вопрос о причинах этой войны.
Если считается, что проблемы Ближнего Востока порождены искусственной природой государств, созданных там после распада Османской империи, то это одна ситуация.
Но, если причины войны и саму войну свести к уничтожению террористической организации, этой, как ее назвал Обама, «раковой опухоли» Ближнего Востока, то это указание на то, что США намерены сохранить на Ближнем Востоке прежнюю конфигурацию государств, т. е. сохранить единство и территориальную целостность Сирии и Ирака.
Следовательно, по итогам этой войны, если она пройдет так, как задумали в Ва-шингтоне, ни арабы-сунниты, ни курды не получат независимости. По крайней мере, курдов такой подход не может радовать, потому что за свое участие в этой войне, а они видят себя как основную боевую силу, по крайней мере, на севере Ирака и Сирии, они рассчитывают получить, если не полную независимость, то гарантии своей практической независимости в составе Иракской федерации.
Однако повторяется ситуация 2003 г., когда после долгих обсуждений задачей было поставлено не преобразование Ирака, а только свержение режима Саддама Хусейна, тогда как первоначально предполагался вариант длительной оккупации и преобразование Ирака по модели Германии и Японии.
Сегодня максимум, что обещают США курдам, – это федерализация Ирака. Но, по сути, если США победят, то снова будут запущены в работу два «плавильных котла» – Сирия и Ирак, в которых продолжится процесс создания двух новых ближневосточных политических наций – сирийцев и иракцев, которые, в конечном итоге, должны стать плацдармом проведения американской и вообще западной политики на Ближнем Востоке, который, если он распадется на мононациональные государства, скорее всего так и останется мусульманским и архаичным,
т. е. либо монархическим, либо теократическим.
США действуют по собственному усмотрению без оглядки на цели других сторон ближневосточного конфликта. Визионеры, миссионеры – эти определения в отношении США не ругательства, а констатация факта. У США есть план – восстановить Ирак и Сирию в прежних границах, но с новыми демократическими, а главное, вновь с инклюзивными политическими режимами, т. е. режимами, включающими все этнические и конфессиональные группы. Как говорится, «начинай сначала».
США пытаются воссоздать на Ближнем Востоке свое собственное государственно-политическое подобие – «плавильный котел», в результате работы которого не останется ни шиитов, ни суннитов, ни курдов, ни арабов, а будут только политкорректные граждане этих государств.
Следуя своему плану, США в Ираке примиряют курдов, шиитов и суннитов, впрягая их в борьбу с ИГ, а в Сирии они наносят удары по ИГ, но только там, где это ослабляет их позиции в пользу вооруженной оппозиции, выступающей против Асада. При этом они до сражения за Кобани допускали наступление ИГ там, где эти фанатики пытались смести и курдскую самостоятельность. Но и это рассматривалось ими как шаг в интересах создания будущей единой Сирии. Разделяй и властвуй.
Но и властвуй не прямо, а опосредствованно, и даже не через своих ставленников, а через политические технологии. Нынешняя вооруженная сирийская оппозиция, которую тренируют и накачивают вооружениями, в конечном итоге должна будет, по мысли Вашингтона, свергнув нынешний сирийский режим и взяв власть в свои руки, создать инклюзивное государство в Сирии, построенное формально на принципах демократии, а фактически на принципах взаимного сдерживания.
Этот же принцип должен помочь создать новый Ирак, где курды, арабы-сунниты и арабы-шииты будут сдерживать друг друга. Старый принцип – война всех против всех как гарантия безопасности каждого.
В этих условиях задача США – не допустить доминирования ни в Ираке, ни в Сирии какой-нибудь одной силы, не важно шиитов или суннитов. Сейчас сила, которую надо осадить, – это ИГ, поэтому по ней наносятся удары.
Этой идее «плавильного котла» США были верны в Ираке в период оккупации, эту идею пытаются проводить и сейчас. Но это не получилось у США в 2003-2011 гг. в Ираке, не получилось после десятилетия усилий в Афганистане, не получится и сейчас ни в Сирии, ни в Ираке. Это утопичная цель, но США могут понять это только сами, путем проб и ошибок, которые будут стоить дорого народам, которым они взялись помогать.
В США, видимо, считают, что необходимость сосуществования в рамках одного государства вынудит суннитов, шиитов и курдов найти некоторый компромисс и создать светское государство, в котором будут примирены крайности религиозного или национального сознания.
Не хочется комментировать, но Ирак в политике США в отношении него снова столкнулся с принципами «социальной инженерии», правда, в отличие от Саддама Хусейна с его тотальной арабизацией, здесь другая, казалось бы, более благородная цель, но любая, даже благая цель, но проведенная силой и тотально, это самый что ни на есть тоталитаризм.
Поставленная таким образом цель войны предполагает двойственную стратегию. Кроме того, войну против одного государства, тем более, если называть противника «террористической организацией», придется вести на двух театрах военных действий (ТВД) – Сирия и Ирак.
Это связано как с тем, что США действуют на этих ТВД на разных основаниях: в Ираке – с согласия и по призыву иракского правительства, а в Сирии – вопреки воле правительства страны, которое США рассматривает в лучшем случае как помеху, а скорее всего как еще одного противника. США преследуют разные цели в Ираке и Сирии.
В Ираке, где США ввязываются уже в третью войну, США продвинулись уже достаточно далеко с точки зрения трансформации этой страны. Им удалось уже разрушить авторитарный режим Саддама Хусейна. В ходе почти 8-летней оккупации Ирака они, как считают в Вашингтоне, создали условия для «демократического развития» страны.
Поэтому сейчас, пользуясь нынешней ситуацией, в которой и шииты, и курды Ирака нуждаются во внешней (=американской) военной помощи, они пытаются устранить ущерб, который нанесла этой «демократии» сектантская политика Нури эль-Малики, и снова запустить процесс преодоления этно-конфессиональных ограничений в этой стране.
В Сирии перед ними все еще стоит авторитарный режим Башара Асада, который они пытаются свергнуть, поддерживая вооруженную оппозицию. Но это не конечная цель, поскольку затем США намерены принудить этносы и конфессии, проживающие в Сирии, к мирному сосуществованию.
Сейчас не вопрос, насколько реальны или утопичны эти цели: если США и их многочисленные союзники, в том числе и страны Персидского залива, ставят такие цели, то они добьются своего, поскольку обладают достаточной мощью, чтобы принудить народы Сирии и Ирака к такому ходу событий.
Но важно подчеркнуть, что планы и намерения США в отношении Сирии и Ирака не соответствуют планам и намерениям ни одной из этно-конфессиональных частей Ирака и Сирии, поэтому в долгосрочной перспективе они, скорее всего, обречены на провал, т. е. утопичны.
Продолжение
в следующем номере.

Прочитано 1981 раз

Поиск по сайту