Самое читаемое в номере

Восьмой главврач: первые итоги

A A A

Главный врач областного онкологического диспансера Виталий Серебряков специально для читателей «Улицы Московской» рассказывает о том, что ему удалось сделать за 29 месяцев пребывания в должности.

Вы работаете главным врачом с середины лета 2013 г. Что сделано за прошедшие три года? Что предстоит сделать?
– Проблем много. Срок не такой, чтобы все их решить. Работа любого лечебного учреждения зависит от трёх составляющих. Во-первых, должны быть адекватные условия для работы персонала. Во-вторых, должны быть условия для оказания лечебной и диагностической помощи пациентам.
В-третьих, у персонала должна быть соответствующая квалификация, чтобы помощь оказывать максимально качественно, вовремя и в срок. Тогда будет результат, к которому мы все стремимся: чтобы смертность населения от онкозаболеваний снижалась, а выявляемость на ранних стадиях увеличивалась.
Какая сейчас смертность от онкозаболеваний в Пензенской области?
– Смертность в 2013 г. и в 2014 г. имеет тенденцию к снижению. В 2014 г. она составила 202 на 100 тыс. населения.
А какой средний показатель по России?
– Среднероссийский – примерно на этом же уровне, 200-202. Смертность от онкологии зависит от многих факторов. Самые важные – выявляемость рака на ранних стадиях и профилактика (так называемые скрининговые программы, которые в нашем регионе действуют очень эффективно).
Поэтому не надо население пугать, что у нас уровень выявляемости 480 случаев на 100 тыс. населения при среднероссийском показателе 367. В Англии и в Голландии – 500 впервые выявленных случаев онкологии на 100 тыс. человек.
Заболеваемость зависит от выявляемости. Например, в Африке выявляемость 200 и смертность 200, а остальные не известно от чего умерли.
Рак на ранних стадиях клинически может вообще никак не проявляться. Наша задача – с помощью скрининговых осмотров выявить его как можно раньше. Чем раньше выявили, тем выше вероятность, что человек вылечится. И хотя наши пациенты до конца жизни стоят на диспансерном учёте, показатели выживаемости, продолжительности жизни при выявлении на ранней стадии намного выше.

serebryakov


От чего, кроме ранней выявляемости, зависит рост заболеваемости раком?
– Есть общемировая тенденция – увеличивается рост продолжительности жизни, в структуре населения всё большую часть занимают пенсионеры. А пик заболеваемости раком отмечается в возрастной категории от 60 до 69 лет.
Поэтому, чем эффективней будет работать система здравоохранения, чем лучше будет социально-экономическая обстановка в государстве, тем выше будет риск дожития до онкологии. Заболеваемость будет расти: этого не надо пугаться. Основная задача, чтобы смертность не росла.
Во всём мире пользуются не грубым статистическим показателем, а стандартизированным, который учитывает половозрастной состав той или иной территории. Стандартизированный показатель самый верный и правильный. У нас он также рассчитывается. Но в индикативы, оценивающие эффективность работы системы здравоохранения, берётся грубый статистический: такова установка Минздрава РФ.
Как выглядит наша область по стандартизированному показателю?
– Просто прекрасно. Если на одной территории молодёжи больше, конечно, смертность от онкозаболеваемости там будет ниже, чем на территории, где живёт больше пенсионеров. Если принимать во внимание половозрастной состав, у населения отметаются выводы о том, что территория области экологически неблагополучна.
Когда вы увидите, что в Пензенской области лиц пенсионного возраста – около 29%, а в России, в среднем, – 25%, вы уже не будете удивляться, что у нас онкозаболеваемость выше среднего. Чем старше человек, тем он чаще болеет. Поэтому у нас и показатель сердечных патологий выше, чем в более молодых регионах.
Каковы показатели по трудоспособной части населения?
– Смертность от онкологии среди трудоспособного населения в Пензенской области на уровне среднероссийской.
В Интернете часто попадаются статьи о канцерофобии в России: якобы это мешает выявлять рак на ранних стадиях.
– На самом деле, канцерофобия существует во всём мире. В России, пожалуй, больше, чем в других странах. Тенденция такая, что негативные явления муссируются. Надо это всё обсуждать и делать правильные выводы. Но почему-то народ позитив слабо воспринимает, а СМИ этим пользуются для привлечения к себе внимания.
Мы объясняем пациентам, что сегодня рак – это не приговор при выявлении на ранних стадиях. Иногда пациенты, пройдя радикальное лечение, вообще забывают, что болели. И живут долго, и умирают совершенно от другого. Просто стереотип есть, что рак – это мучительная смерть. Даже инсульта с инфарктом так не боятся.
Наша задача – людей переубедить. Да, рака нужно опасаться. Но нужно вести здоровый образ жизни, не курить, своевременно проходить медосмотры, диспансеризацию.
Женщины после 25 лет должны дважды в год посещать гинеколога. Мужчины после 40 лет, даже если ничего не болит, должны сдавать кровь на ПСА (повышенное значение этого показателя с вероятностью 70% указывает на рак предстательной железы).
Наши люди сами до последнего тянут, игнорируют медосмотры, профосмотры: «авось, пронесёт». А потом, когда появились симптомы заболевания, лечить сложно.
Влияют ли на заболеваемость и лечение стрессы, отношение к жизни?
– Онкология – заболевание мультифакторное, видов много и причин много. Вообще, любая онкология – это сбой нервно-гуморальной регуляции. Всё взаимосвязано: стресс, возраст, вредные привычки, наследственная предрасположенность, канцерогенные факторы.
Конечно, когда человек заточен на негатив, не приходится ждать, что он спокойно воспримет, когда у него выявили рак. Любой онкологический пациент проходит несколько стадий.
Первая – он зол на всех вокруг, он не может понять: за что ему это заболевание?! Вроде бы вёл здоровый образ жизни, особо не грешил...
И только по истечении какого-то времени начинают с этим мириться и более-менее спокойно лечиться, воспринимать решения врачей.
Вернёмся к вопросу о том, что было сделано в онкодиспансере за 3 года.
– Поскольку заболеваемость раком у нас в регионе выше, чем в среднем по России, назрела необходимость расширения поликлиники, т. е. увеличения доступности наших консультаций.
За 3 года мы дополнительно открыли два кабинета общего онколога, дополнительный (третий) кабинет онкогинеколога, второй кабинет онкоуролога, второй кабинет абдоминального онколога. Впервые открыли кабинет амбулаторной химиотерапии. В декабре начинает приём третий гематолог.
Кроме того, мы открыли 7 онкологических отделений при крупных районных больницах. Теперь людям из села необязательно ездить в Пензу: необходимые препараты им могут вводить в райцентрах.
За последние два года мы выучили на сертификат по онкологии 33 человека из районов и областного центра. Планируем открыть в каждой городской больнице первичный онкологический кабинет, как это было до 1993 г. (уже есть приказ минздрава).
Когда в 1993 г. построили онкодиспансер, все штатные единицы в Пензе перевели сюда. Но тогда на диспансерном учёте было 20 тыс. пациентов. Сейчас – 37 тыс. пациентов с онкопатологиями.
С 2008 г. стали активно внедряться скрининги (раньше их не было), поэтому с 2008 г. пошёл рост заболеваемости. Зато выявляемость сместилась с запущенных стадий на ранние.
Вы сказали, что в районах открылись онкологические отделения. Разве у людей нет стереотипа, что лучше лечиться в областном центре?
– Не каждому пациенту показано лечение в условиях онкодиспансера. Если четвёртая стадия, метастазы, пациент тяжелый и химиотерапия ему противопоказана, ему показано только симптоматическое лечение: снятие синдромов интоксикации и других симптомов, обезболивание. И оно проводится по месту жительства.
Когда же пациенту показано специализированное радикальное лечение (лучевое, химиотерапия, оперативное, либо комбинация всех трёх методов), тогда он лечится в онкодиспансере. Выбор метода лечения принимают врачи онкодиспансера коллегиально.
Если мы видим, что случай очень сложный, мы отправляем пациента в Москву по квотам на высокотехнологичную медицинскую помощь (ВМП). Но у нас тоже есть лицензия на оказание ВМП.
За последние три года (2013-2015 гг.) мы выполнили 800 таких операций (федеральных). Кроме того, в 2014 г. было выполнено 680 операций ВМП по линии территориального медицинского страхования. ВМП требует дополнительных средств, т. к. подключаются новые методики и технологии, новое оборудование с более дорогими расходными материалами.
Как в онкодиспансере обстоит дело с оборудованием?
– Мы активно работаем с высокими технологиями. В 2014 г. мы участвовали в федеральной целевой программе и получили из федерального бюджета 519 млн руб. И из областного бюджета в порядке софинансирования – 79 млн руб.
На все эти деньги в онкодиспансер закупили медицинское оборудование. Сегодня мы обеспечены оборудованием на 100% по существующим стандартам.
Обидно иногда слушать, когда нас ругают, что плохо лечим. Вероятно, есть ошибки. Но соседние регионы, Саратовская область, Мордовия, едут лечиться к нам. Мы в этом году пролечили 1000 пациентов из соседних областей.
А в общей сложности за 2014 г. – 13200 пациентов. В 2012 г. было 12000 пациентов. И это при условии, что коечный фонд тот же, штат тот же. Мы интенсифицировали работу за счёт нового оборудования.
В нашем распоряжении новый 64-срезовый компьютерный томограф. Мы поставили вторую гамма-камеру, привезли новый маммограф с системой томографической приставки (в России таких всего три).
Закупили полностью новое наркозно-дыхательное оборудование, три новых аппарата УЗИ экспертного класса, новое лабораторное оборудование. В общей сложности завезли за 2014 г. 220 единиц медицинского оборудования.
Открыты дополнительно две операционные (модульные итальянские, стоимость –
39 млн руб.). Пациентов стало больше – операций больше. Восьми операционных и семи столов, которые были, не хватало, пациентам приходилось ждать.
Мы в стационаре за год выполняем 5600 операций. А в нашем учреждении операции намного сложнее, чем в других больницах. Скажем, прооперировать пациента с онкологией пищевода или верхнего отдела желудка – это резецировать желудок, резецировать пищевод, сделать пластику, подвести кишечник, соединить их между собой.
Мелкими амбулаторными операциями, которые выполняются при поликлинике (порядка 6-7 тыс. в год), мы и не гордимся – подумаешь, папиллому удалить.
Вы говорили, что залог успеха, кроме оборудования, ещё и условия работы.
– Диспансер с 1993 г. капитально не ремонтировался. В 2013 г. из областного бюджета было выделено около 40 млн руб. – отремонтировали три этажа в стационаре.
В этом году мы не стали ждать денег из областного бюджета, сами отремонтировали палаты.
Отремонтировали все санитарные комнаты для пациентов и в поликлинике, и в стационаре (когда я в 2012 г. сюда пришёл, был крайне удивлён на обходе в одном из отделений: пациенты в туалете смывали водой из пластиковых бутылок). На нашем сайте есть фотографии палат до и после ремонта.
Для врачей оборудование есть, для пациентов условия улучшили. А что с зарплатой?
– Онкодиспансер входит в число лечебных учреждений с самой высокой в Пензенской области зарплатой. По итогам 10 месяцев 2015 г. средняя зарплата у врачей составила 44 тыс. руб. Конечно, и нагрузка у них большая.
Есть ли дефицит медицинского персонала?
– Невозможно до бесконечности увеличивать нагрузку врачам. В онкологии работать очень тяжело. По синдрому профессионального выгорания онкологи на втором месте после реаниматологов. Поэтому среди медицинского персонала, особенно среднего, высокая текучесть. Когда я пришёл, были проблемы с анестезиологами, химиотерапевтами, гематологами, не хватало медсестёр.
С 2012 г. в онкодиспансер приняли 31 врача и 133 работника среднего медицинского персонала, закрыли вакансии и расширили поликлинику. С некоторыми работниками за это время пришлось расстаться, но баланс положительный: стало на 17 врачей и на 40 медсестёр больше. Всего в штате онкодиспансера 800 сотрудников, из них 140 врачей.
За 3 года мы осуществили кадровые перестановки (поменяли некоторых заведующих отделениями, администрацию) и приняли новых молодых врачей. На сегодняшний день мы укомплектованы полностью: ведём отбор, ищем самых перспективных, чтобы внедрять новые методики и технологии. Текучесть уменьшилась, вероятно, ещё и потому, что зарплата стала выше.
Как вам удалось добиться высокого уровня зарплаты? И как вы отбираете врачей и медсестёр?
– Мы контактируем с медицинскими колледжами и институтами. Многие студенты из Пензы, Самары у нас проходят интернатуру. Мы присматриваемся, составляем с самыми талантливыми целевые контракты.
А зарплата... Я стал жёстко контролировать выполнение объёмных обязательств в части территориальной программы госгарантий по линии страховой медицины.
Ведь объем финансирования и, соответственно, зарплата медработников зависят от того, как эффективно работает лечебное учреждение, от того, сколько человек в нём пролечилось, как долго ставится диагноз.
Каждый лишний день в больнице – это дополнительные затраты. Когда налажена эффективная система приёма, диагностики, лечения, тогда и пролеченных пациентов становится больше, и денег лечебное учреждение получает больше. Тогда появляется возможность закупать больше медикаментов, повысить зарплату сотрудникам, другие вопросы решить.
На какие средства закупаются дорогостоящие препараты?
– У нас есть областная целевая программа по приобретению дорогостоящих медикаментов для онкопациентов. В 2012 г. из областного бюджета выделялось 65 млн руб. для лечения 25 пациентов. В этом году выделено 120 млн руб., а пациентов мы пролечили 230. Из них двоим нужно в год лекарств на 25 млн руб., остальным в месяц на медикаменты требуется приблизительно 100-200 тыс. руб.
Почему за 3 года выделяемая сумма выросла вдвое, а количество пролеченных больных – почти в 10 раз? Мы создали лекарственную комиссию, куда я, как главный врач, вообще не вхожу. Врачи-химиотерапевты больницы принимают решение для каждого случая, какими препаратами лечить.
Конечно, хотелось бы, чтобы финансирование было ещё больше. По нашим подсчётам, требуется порядка 200 млн руб., тогда никаких претензий и жалоб со стороны больных не будет.
– Получается, врач, назначая лечение, должен учитывать объёмы финансирования?
– Нет, но он должен знать, какими препаратами лечить. Бывает, пациенты начитаются Интернета или съездят на консультацию в Москву, и требуют: лечите меня именно таким препаратом.
Мы объясняем, что можем закупать только медикаменты, зарегистрированные на территории России, включённые в Перечень жизненно-необходимых и важных препаратов (ЖНВП). Есть разные препараты, разные схемы лечения. Это решают лечащие врачи.
– Выходит, что новейшие достижения мировой фармакологии пензенским больным недоступны?
– Если препарат зарегистрирован на территории России, но не включен в список ЖНВП, а врач считает, что именно он показан для эффективного лечения, это решается через врачебную комиссию, и препарат закупается. Бывает, что мы предлагаем аналоги, а пациенты не согласны, обращаются в суд. Суд их доводы принимает – мы закупаем препараты по решению суда.
Часто такое случается?
– Бывает. В частности, двое, для которых на 25 млн в год лекарств закупается, добились права на бесплатное получение именно тех медикаментов через суд.
– Виталий Сергеевич, значит, кадровый вопрос и вопрос с обеспеченностью оборудованием решены?
– На сегодня мы решили вопрос с укомплектованностью. Моя задача – стимулировать персонал к обучению. Квалификация наших врачей высокая, и наш онкоцентр котируется и в ПФО, и в стране. Но хотелось бы, чтобы все сотрудники стремились повышать свой профессиональный уровень. Человек должен осваивать новые методики и технологии во благо наших пациентов.
Какая из ещё не решённых проблем, на Ваш взгляд, самая важная?
– Есть самая больная тема, которая постоянно всплывает в СМИ, Интернете, – это поборы с больных. Своей первоочередной задачей считаю решить эту проблему.
Сразу скажу, система эта в онкоцентре складывалась десятилетиями. С моей стороны было бы лукавством сказать, что она полностью ликвидирована.
Существует тандем врач-пациент, разорвать который сложно. Мне же рассказывали пациенты, как им в отделении говорили: главврач год-два побудет и сменится, а мы останемся. И действительно, с 2005 г. я стал восьмым главврачом.
Чтобы разорвать этот порочный круг, я проделал колоссальное количество мероприятий, но столкнулся с очень сильным сопротивлением. Каждый 1-й и 3-й четверг встречаюсь с пациентами в конференц-зале без медработников: чтобы люди не боялись рассказывать.
Повесил два ящика для анонимных обращений, ключи от которых только у меня. Всем при госпитализации выдаётся памятка, где написан номер моего телефона. В поликлинике повесили монитор, где наш юрист рассказывает, как и куда обращаться. На сайте есть специальный раздел антикоррупция.
Сложность в том, что врачи сейчас и не просят деньги. Пациенты, наслушавшись всех вокруг, сами суют пакеты им в карман.
Спрашиваю: зачем вы это делаете? Отвечают: хотим, чтобы нас лучше полечили. Психологически пациентов понять можно.
Не могу понять врачей, которые берут эти деньги.
Я считаю, вдвойне цинично брать деньги с онкобольных: по статистике, 25% умирают в течение первого года. Если врач не понимает, что нельзя решать материальные проблемы за счёт пациента, я найду способ от него избавиться.
Я обращаюсь к пациентам через вашу газету: приходите, ни один случай без внимания не останется.
А то, что в Интернете всё учреждение поливают грязью... У нас есть хорошие, честные врачи, и им обидно, когда всю больницу – под одну гребёнку.


Главный врач областного онкологического диспансера Серебряков Виталий Сергеевич, тел.: 41-30-55, понедельник-пятница, с 8 до17. Приём по личным вопросам каждую пятницу, с 10 до 12.

Прочитано 3402 раз

Поиск по сайту